Мое ходячее несчастье - Джейми Макгвайр

— Ты не можешь уехать!

Она не ответила, только повела бровью. Обогнув соседнюю машину, к нам подбежал Шепли:

— Трэвис, ты пьяный и сейчас сделаешь только хуже. Пускай едет домой, остынет. А завтра протрезвеешь, и вы поговорите.

— Она не может уехать! — твердил я, с отчаянием уставившись на Эбби.

— Это не сработает, Трэв! — сказала она и потянула на себя дверцу. — Отойди!

— Что не сработает? — спросил я, хватая ее за руку.

Мне некогда было обдумывать свои жесты: вдруг Голубка сейчас скажет что-то, что положит всему конец.

— Твое грустное лицо. Я на него не поведусь, — сказала она, высвобождаясь.

На мгновение мне стало чуточку легче: она не собирается все обрывать. По крайней мере сейчас.

— Эбби, — вклинился Шепли, — это то, о чем я и говорил. Может, тебе лучше…

— Не лезь, Шеп, — отрезала Америка, заводя машину.

— Я облажался, Голубка, и, наверное, облажаюсь еще не раз, но все равно прости меня!

— К утру на моей заднице будет здоровенный синяк. Ты врезал тому парню, потому что я тебя разозлила. Какие выводы я должна из этого сделать? По-моему, это сигнал опасности!

— Я еще ни разу в жизни не ударил девушку! — сказал я, удивленный тем, что ей пришло в голову, будто я могу поднять руку на нее или вообще на женщину.

— Не хочу быть первой! — огрызнулась Эбби, снова потянув на себя дверцу. — Черт, да отвали же наконец!

Я кивнул и попятился. Ужасно не хотелось, чтобы она уезжала, но все-таки это было лучше, чем если бы она совсем рассвирепела и сказала, что не желает меня больше видеть.

Выезжая с парковки, Америка немного сдала назад. Я продолжал смотреть на Эбби через окно.

— Ты ведь позвонишь мне завтра? — прокричал я, дотрагиваясь до лобового стекла.

— Поехали, Мерик, — сказала Голубка, неподвижно глядя перед собой.

Проводив взглядом удаляющуюся «хонду», я пошел домой.

— Трэвис, — предупредил меня Шепли, — только не надо опять устраивать здесь погром. Я не шучу, старик.

Я кивнул и с сокрушенным видом поплелся к себе в комнату. Казалось, все только-только стало налаживаться, и тут мой долбаный темперамент опять все испортил. Надо срочно взять его под контроль, если я не хочу потерять лучшее, что встретилось мне в жизни.

Чтобы скоротать время, я приготовил свиные отбивные с картофельным пюре, но только размазал все это по тарелке. Есть совершенно не хотелось. Еще на час меня отвлекла стирка, а потом я решил искупать Тотошку. Мы с ним довольно долго играли, но в конце концов даже он устал и свернулся калачиком на кровати. Мне не хотелось пялиться в потолок и вспоминать свои идиотские выходки, поэтому я решил повытаскивать всю посуду из буфета и перемыть ее вручную.

Это была самая длинная ночь в моей жизни.

Как только облака стали окрашиваться в розоватый цвет, сообщая о появлении солнца, я схватил ключи от мотоцикла и отправился на прогулку, конечным пунктом которой было главное крыльцо «Морган-холла».

Хармони Хэндлер как раз вышла на пробежку. Задержав ладонь на ручке двери, она посмотрела на меня:

— Привет, Трэвис. — Хармони улыбнулась своей фирменной легкой улыбкой, которая быстро улетучилась. — Ой! Ты болеешь или случилось что-то? Может, тебя куда-нибудь подвезти?

Похоже, вид у меня был не слишком цветущий. Хармони всегда казалась мне приятной девушкой, хотя знал я ее не очень хорошо. Она была сестрой одного парня из «Сигмы Тау», а маленькие родственницы наших «братьев» для нас запретный плод.

— Привет, Хармони! — сказал я, попытавшись улыбнуться. — Хотел удивить Эбби завтраком. Ты не можешь меня впустить?

— Не знаю, — замялась она, глядя назад через стеклянную дверь. — Нэнси будет не в восторге…

Нэнси была комендантшей общежития. Я ее никогда не видел, зато много о ней слышал. Подумалось, что, если я пройду, она вообще вряд ли меня заметит. Поговаривали, она пила больше, чем все обитатели общаги, вместе взятые, и редко высовывалась из своей комнаты.

— Все в порядке. Просто не выспался. Да ладно тебе, ты же знаешь: Нэнси наплевать.

— Ладно, но если что — это не я тебя впустила.

Я прижал руку к сердцу:

— Буду нем как могила.

Поднявшись по ступенькам и найдя комнату Эбби, я тихонько постучал. Замок щелкнул, дверь медленно открылась. Я увидел Голубку с Америкой и соседку Кару, точнее, ее руку. Кара, отпустив щеколду, быстро нырнула обратно под одеяло.

— Можно войти?

Эбби тут же села:

— Ты в своем уме?

Я подошел и рухнул перед ней на колени.

— Мне так жаль, Эбби, прости меня! — пробормотал я, обнимая ее и утыкаясь лбом ей в ноги.

Голубка обхватила мою голову обеими руками.

— Э-э-э… я пойду, — промямлила Америка запинаясь.

Кара затопала по комнате, собирая свои умывальные принадлежности.

— Когда ты здесь, Эбби, я все время такая чистая! — пробурчала она и захлопнула за собой дверь.

Я поднял глаза:

— Знаю, из-за тебя я всякий раз превращаюсь в психа, но, видит бог, Голубка, я пытаюсь с этим бороться. Мне так не хочется все испортить!

— Тогда не порть, — просто ответила она.

— Понимаешь, мне очень тяжело. Каждую секунду я боюсь, что ты откроешь глаза, увидишь, какое я дерьмо, и бросишь меня. Вчера, когда ты танцевала, я заметил, как на тебя пялится человек пятнадцать. Ты идешь в бар, и я вижу, что ты благодаришь того парня за пиво. А потом этот козел на танцполе начинает тебя лапать…

— Я же не принимаюсь размахивать кулаками, как только с тобой заговорит другая женщина. И я не могу сидеть все время взаперти в твой квартире. Поэтому будь любезен, научись обуздывать свой нрав.

— Научусь, — кивнул я. — Я никогда еще так не дорожил отношениями с девушкой. Вообще ни к кому не чувствовал того, что чувствую к тебе. Если ты проявишь немного терпения, клянусь, я справлюсь со своим темпераментом.

— Давай все проясним: ты не дерьмо, ты замечательный. И не важно, кто угощает меня напитками, приглашает танцевать или пытается заигрывать со мной. Из клуба я все равно уеду с тобой. Ты просил, чтобы я тебе доверяла. Но сам ты, похоже, не очень-то доверяешь мне.

Я нахмурился:

— Неправда.

— Раз ты думаешь, будто я променяю тебя на первого парня, который подвернется под руку, значит ты мне не веришь.

Я крепче обнял Эбби:

— Я верю тебе, но при этом постоянно чувствую, насколько я тебя недостоин, и боюсь, что однажды случится неизбежное.

— Не говори так. Когда мы одни, ты просто чудо и мне с тобой очень хорошо. Но стоит кому-нибудь появиться рядом, все сразу же рушится. Я не жду от тебя поворота на сто восемьдесят градусов, но ты должен держать себя в руках. Не хочу, чтобы ты бросался на каждого, кто на меня посмотрит.

Я кивнул, признавая ее правоту:

— Сделаю все, как ты скажешь. Просто… скажи, что любишь меня.

Я прекрасно понимал, как нелепо звучат мои слова, но мне это было по барабану.

— Ты же знаешь…

— Но мне так хочется это услышать!

— Я тебя люблю, — сказала она и, дотронувшись губами до моих губ, немного отстранилась. — Теперь перестань вести себя как маленький.

Когда она меня поцеловала, мое сердце застучало медленнее, мышцы расслабились. Я был и сам поражен тем, насколько к ней привязался. Мне не верилось, что любовь бывает такой для всех, иначе, едва достигнув полового созревания, мужчины превращались бы в пациентов психушки.

Может, дело во мне. Может, во мне и в ней. Может, мы представляем собой особенное целое, части которого либо взрываются, либо срастаются воедино. Так или иначе, когда я встретил Эбби, моя жизнь перевернулась с ног на голову. И я был этому рад.

ГЛАВА 18

СЧАСТЛИВЫЕ ТРИНАДЦАТЬ

Не зная, чего сейчас во мне больше, воодушевления или беспокойства, я за руку с Эбби вошел в дом отца. Из игральной комнаты валил дым папиной сигары и сигарет моих братьев, смешанный с затхлым запахом ковра, который был старше меня.

Поначалу Голубка злилась из-за того, что я не предупредил ее заранее о визите к моим родственникам, но теперь она выглядела более спокойно, чем я себя чувствовал. У нас, Мэддоксов, не очень-то принято приводить домой девушек, поэтому строить предположения относительно того, как поведут себя мои братья, — занятие неблагодарное.

Первым нас приветствовал Трентон:

— Кого я вижу! Наш засранец пожаловал!

Надеяться на то, что хотя бы в этот вечер братья притворятся цивилизованными людьми, было бы глупо. Но я все равно их любил. И Голубка, насколько я ее знал, тоже могла полюбить.

— Эй, поаккуратнее с выражениями! Здесь же девушка, — сказал папа, кивнув Эбби.

— Голубка, это мой отец Джим Мэддокс. Папа, это Голубка.

— Голубка? — улыбнулся отец.

— Эбби, — представилась она, пожимая ему руку.

Я указал на своих братьев: