Корни гор, кн.1: Железная голова - Елизавета Дворецкая

Все это было справедливо, и вторая, неразумная часть ее существа даже не пыталась спорить. Она просто жмурила глаза и притворялась глухой.

Для этого похода Эренгерда выбрала неяркую, неприметную одежду: коричневое платье и черную меховую накидку с капюшоном, под которым спрятала золотистые волосы. Возле домика Тордис редко можно кого-то встретить: колдунья нарочно выбрала для жилья самую пустынную часть фьорда, переходящую в необитаемый лес. Но все же осторожность не помешает.

Место, назначенное для встречи, было в Аскефьорде хорошо известно. Даже если кто-то застанет там Гельда раньше нее, он легко сможет объясниться любопытством. Через ельник змеилась довольно заметная тропа, ведущая к небольшой поляне, где с незапамятных времен стоял огромный поминальный камень. Он так прочно врос в землю, что на поверхности виднелось не больше половины. Когда-то давно чья-то рука вырезала на камне руны, покрывающие спину извивающегося дракона. Этот камень так и звали – Поминальный Дракон. Над землей виднелось не больше половины рисунка и надписи, но каждый ребенок в Аскефьорде знал ее наизусть. Камню приносили жертвы, возле него клялись и заключали договоры, и на земле среди увядших папоротников белело несколько пустоглазых овечьих черепов.

Приблизившись к поляне, Эренгерда осторожно выглянула между двух толстых елей. Гельд стоял к ней спиной и, похоже, пытался разобрать надпись на камне. Он был один, вокруг стояла тишина. Эренгерда неслышно шагнула на поляну, и Гельд почти тут же обернулся.

– И много тебе удалось прочитать? – быстро спросила Эренгерда, торопясь, пока он не сказал какой-нибудь глупости вроде «А, вот и ты!», «Я тебя ждал!» или «Я тебе так рад!».

Судя по просиявшему лицу, Гельд и правда собирался сказать что-то подобное. Он опасался, что за ночь она передумает. А раз пришла, значит, относится к их замыслу всерьез.

– Не так уж много! – сознался он, не отходя от камня и ожидая, пока Эренгерда подойдет к нему. – Дракон слишком глубоко зарылся.

– А я думала, ты знаешь только две руны! – поддразнила его Эренгерда.

Ее глаза смеялись, и Гельд улыбнулся в ответ:

– Я знаю все руны, которые могут принести пользу.

– По большей части, должно быть, любовные?

– А разве не они самые полезные?

– Но ты понял хотя бы, как его звали?

– Дракона?

– Нет. Того, по кому поставлен камень. Его имя видно.

– Где?

– Найди сам!

Эренгерда подошла к камню вплотную. Гельд стал присматриваться к цепочке полустертых рун, что вилась по спине дракона. Именем древнего конунга могут оказаться любые две или даже любая одна.

– Это один из наших прежних конунгов, – рассказывала Эренгерда. – Между прочим, – она засмеялась и бросила на Гельда лукавый, дразнящий взгляд, – его принесло в Аскефьорд морем! Жрецы сказали, что он – сын Тора. Он плыл по морю в щите, и там же лежал меч. Этим мечом до сих пор владеют наши конунги.

Гельд отлично понял ехидный намек: сыны богов приплывают по морю в щитах и с мечами, а в серых пеленках на пороге землянки торговца находят только… ну, скажем, младенцев менее почетного происхождения.

– А ты сама-то хоть знаешь, что здесь написано? – отозвался он, не отрывая глаз от надписи.

– У нас все знают. «Йоргерда приказала поставить этот камень по Торгьёрду, своему мужу и конунгу фьяллей…»

– А, вот, как его звали! – Гельд быстро поднял глаза и усмехнулся. – Торгьёрд!

– Конечно! – Эренгерда смеялась, не показывая досады, что проговорилась. Рядом с Гельдом ее наполнило вчерашнее волнение, само сознание рвалось на маленькие кусочки, и то, о чем они говорили мгновение назад, уже казалось неважным. – Ты сам искал бы до вечера, а нам надо идти. Ты еще не передумал? Не испугался, что твой род окажется…

– Мне нечего бояться! – неожиданно жестко ответил Гельд и вдруг поймал руку Эренгерды, которой она слегка проводила по рунам на камне. – Я сам не стану хуже, кем бы ни оказались мои отец и мать. Все люди ведут свой род от Аска и Эмблы. Это уже потом Хеймдалль поделил их на рабов, бондов, ярлов и так далее. А кровь у нас одинаковая.

– Да! – Эренгерда перестала смеяться и твердо встретила его взгляд. Каждый из них по-своему обдумал вчерашний разговор. – Кровь одинаковая, но честь – разная! И глупее глупого мне было бы отказаться от того, что мне назначено от рождения.

– Тогда зачем ты вообще пришла сюда? – Гельд сильнее сжал ее руку, и Эренгерда попыталась отнять ее, но он не пустил. – Если тебе нужна только честь, то зачем отказываться от конунга?

Эренгерда смотрела ему в лицо и медлила с ответом. Конечно, множество острых, злых и презрительных слов рекой польются с языка, стоит только дать волю обиде. Но лицо Гельда, к которому она уже привыкла, было слишком близко. Она столько думала о нем за эти дни, как ни о ком за всю свою жизнь, и сейчас его лицо казалось ей знакомым до самой последней черточки, хотя маленький белый шрам над верхней губой она увидела только сейчас. Такой маленький, что издалека или в темноте не разглядишь.

– Это у тебя откуда? – шепотом спросила она, забыв о том, что надо было обидеться.

– Что? – тоже шепотом ответил Гельд. Он видел по ее глазам, что она не желает ссоры. И уж конечно, он этого не хотел.

– Вот это. – Эренгерда подняла руку и поднесла кончик пальца к шраму.

– Задел… Корабль разбило, я среди обломков плавал, чем-то задело острым… Я тогда не видел, не до того было. Давно, лет шесть назад.

Эренгерда ощутила легкое разочарование. Конечно, глупо ждать, что шрам может оказаться у младенца в неполный год от роду, но все же обидно, что и это – не примета.

Гельд не понял, почему она молчит, но придвинулся ближе к ней и обнял ее за талию. Эренгерда уронила руку ему на грудь, чувствуя, как теплое мягкое облако обволакивает ее целиком и не дает двинуться; она и не хотела. Он прав, он во всем прав, все это не важно: род, конунги, приметы… Он сам… Это все, что важно, и какое счастье, что он ей встретился…

– Вот это да! Вроде не пьян, а такое… Да возьмут меня великаны! Спьяну не увидишь! – вдруг гаркнул совсем рядом смутно знакомый голос.

Эренгерда и Гельд отпрянули друг от друга. На тропе у края опушки стоял Орм по прозвищу Великан и изумленно смотрел в их потрясенные лица.

– Эренгерда! – воскликнул он, точно не верил своим глазам. – Ты чего тут делаешь? Э, да я вам помешал! – сообразил он.

Орм Великан не был мудрецом, но Эренгерда сама себя выдала: при его появлении на ее лице отразилось не облегчение, а испуг, почти ужас.

– Я… – выдохнула она, не в силах ничего придумать. Ей отчаянно хотелось как-то вернуть все назад.

– Ты, я вижу, не хочешь ждать, пока конунг на тебе женится, так ведь? Да возьмут меня великаны! – Орм пытался уяснить себе изумительное открытие. – Вот так дела! А я еще не верил, когда говорили…

– Эй, ты, ясень меча! – перебил его Гельд, опомнившись и шагнув вперед. – Потише! Выбирай слова! Ты забыл, с кем говоришь!

– Я теперь уже не знаю, с кем говорю! – ответил Орм и тоже шагнул вперед. – С невестой конунга или…

– Молчи! – Гельд повысил голос. – Не скажи такого, о чем потом пожалеешь! Как ты смел подумать плохо о невесте конунга и дочери Кольбейна ярла! Придержи язык, а то этот ненадежный конь занесет тебя прямо в Хель!

– Да ты думаешь мне грозить? – Орм упер руки в бока и наклонился вперед, точно плохо расслышал. Гельд был выше его ростом, но Орм был так плотен и крепко сбит, что и впрямь сейчас, удивленный и заносчивый разом, показался великаном, только маленьким. – Ты кто такой? Ты…

– Речь не обо мне! – резко прервал Гельд. Он страшно злился и на себя, и на Орма. – Я не хочу, чтобы ты сам на себя накликал беду какой-нибудь глупой клеветой. Поклянись, что будешь держать свои вздорные мысли при себе! – Гельд взмахом руки показал назад, на Поминального Дракона.

– Ха! – Орм покачнулся, точно ему было смешно. – Никогда еще торговцы не требовали с меня клятвы, и не будут требовать! Да возьмут меня великаны! Пусть конунг и все люди сами решают, виновата ли в чем его невеста и не из рук ли безродного бродяги он ее возьмет! Это дело слишком важное, чтобы я стал молчать и бояться какого-то там Кольбейна ярла или его сынка Асвальда! Они слишком много о себе думают! Не дают рта раскрыть, но уж теперь я не смолчу! Я приносил клятву верности конунгу, а не кому-то другому, и я буду ее держать! Да возьмут меня великаны! Я не хочу, чтобы в доме нашего конунга рождались внуки какого-нибудь раба!

Не ответив, Гельд выхватил меч. Орм мгновенно выдернул из ножен свой и решительно, с полной готовностью отразил первый удар. Эренгерда мельком увидела лицо Гельда и чуть не вскрикнула: оно исказилось застывшей, острой злобой. Это было так непохоже на того Гельда, какого она знала, что ей хотелось кричать от страха, и она прижала обе ладони ко рту. Схватка мелькала у нее перед глазами множеством резких стремительных выпадов; так бывает, когда бьются неожиданно для себя, но насмерть. Сказано что-то такое, чего никак нельзя обойти, что оставляет место на земле только для одного. Орм, плотный, опытный, с детства приученный к оружию, и Гельд, который даже в той недавней битве в Медном Лесу предпочитал лишь перевязывать всех подряд… Он дрался неожиданно хорошо: четко, быстро, уверенно и очень решительно. Эренгерда даже не успела уследить: оба противника вдруг оказались вплотную друг к другу, перед глазами мелькнуло налитое кровью круглое лицо Орма с яростно выпученными глазами и угольно-черными бровями, а два перекрещенных и прижатых друг к другу клинка смотрели в сторону, на Эренгерду; еще какое-то быстрое движение позади этих тел, и Гельд стремительно отскочил назад. В его левой руке был длинный нож, и с ножа капала кровь.