Там, где цветет полынь - Ольга Птицева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уля провела ладонью по его колючей щеке, позволяя миру уходить плавной дугой, забирать с собой все лишние мысли. Тьма сгустилась вокруг – в ней утонули и замызганный коридор, и дверь, которая больно впилась Уле в спину. Остались лишь горячее дыхание и губы Рэма – нежные, упоительно горькие: это сама полынь целовала ее сейчас, притягивая к себе и сводя с ума.
Когда зазвонил телефон, Уля почти уже поверила, что тревога ее обманула. Ульяна все никак не могла оторваться, чтобы отпереть дверь, ввалиться в комнату, расстегивая на ходу ставшую тесной куртку, чтобы наконец перестать балансировать на грани сознания и шагнуть туда, в сладостную тьму, крепко прижимаясь губами к Рэму.
Но телефон звонил. В самом деле звонил. Надрывно увеличивая громкость каждой новой трели. Рэм отшатнулся. В темноте блеснули его расширенные зрачки. Он медленно засунул руку в карман, достал телефон и поднес его к уху.
Из динамика не раздалось ни звука – только тишина, нарушенная было звонком, снова обволокла их. Уля с трудом перевела дух. В сумраке коридора разглядеть выражение лица Рэма не получалось, но она отчетливо услышала, как прервалось его тяжелое дыхание.
Каким-то новым, не умевшим ошибаться чутьем Ульяна поняла, что звонит кто-то опасный. Может быть, не сам Гус, но соизмеримый ему. Тот, кто наблюдал за ними все это время.
Между лопатками заструился холодный пот. Пульс оглушающе бился в ушах. Мерзкая дурнота, отступившая было, поднималась к горлу. Рэм продолжал стоять, прижимая к уху немой телефон. Через силу, будто рассекая плотную воду, Уля потянулась к нему ладонью.
– Рэм… – Сиплый шепот неожиданно громко разнесся по коридору.
Тот вздрогнул, приходя в себя. Медленно опустил руку, в которой сжимал трубку. Теперь Уля видела, каким бледным стало его лицо. Рэм тяжело сглотнул, засунул телефон в карман и попятился, словно боялся поворачиваться спиной.
– Рома, – повторила Уля, не чувствуя, но зная, что слезы начинают течь по щекам. – Рома, пожалуйста…
– Мне нужно идти…
Звякнули ключи. Рэм проскользнул в приоткрывшуюся дверь. Воцарилась тишина. Уля всхлипнула, прижав к лицу сжатые ладони, и медленно сползла по стене.
Номер SOS
В жизни каждого есть номера, которые нет смысла забивать в контакты телефона. Они и так отпечатаны в памяти и вспыхивают неоновой вывеской перед глазами, стоит лишь вспомнить о человеке. По ним скользит палец, как только дисплей зажигается окном набора. Те самые цифры, что без запинки продиктуешь на одном дыхании, разбуди тебя на рассвете.
Номера SOS. Мамы, отца, учителя йоги, того, кто засыпает с тобой под одним одеялом, надоедливого соседа сверху. Каждому свое.
Для Ули таким был номер Вилки. Одиннадцать цифр, в последовательности которых не ошибиться. Сколько раз она звонила? Сколько дозвонов кидала, сколько сообщений в мессенджер? Просто потому, что голос Вилки был тем самым голосом, способным поддержать, рассмешить, вселить беззаботную уверенность в простое и понятное. Потому-то так жутко было извлекать эти цифры из далекого уголка памяти, куда Уля их сама же запрятала, схоронила, оставив еле заметный холмик сырой земли. Никаких крестов, никаких опознавательных знаков, ничего, что приведет ее обратно.
Теперь Уля сидела на диване, сжав в потной ладони телефон, и не могла заставить себя нажать на клавишу с потертой восьмеркой. У ее ног стоял террариум. Внутри, недовольно шурша камушками, ползал голодный Ипкинс.
От ночи, проведенной на холодном полу коридора, ломило спину. До самого рассвета Уля не сводила воспаленных глаз с запертой двери Рэма. За ней не раздавалось ни единого звука. Ни шороха шагов, ни случайного покашливания, ни скрипа топчана. Царство полного безмолвия. Словно бы Рэм истончился в неверном свете луны и исчез, а может, его и вовсе никогда не было.
Сон подкрадывался к Уле ненавязчиво, но неотвратимо. Веки тяжелели. Жаркая куртка, которую она так и не додумалась стянуть, стала уютным коконом. Хотелось свернуться калачиком прямо на полу и уснуть. Сама того не замечая, Уля проваливалась в дрему, ощущая томительную, сводившую скулы тревогу, но ничего не могла с собой поделать. Она вздрагивала всем телом и просыпалась. Бросала испуганный взгляд на дверь, но та оставалась закрытой.
Уля боялась пропустить момент, когда Рэм с сумкой и Ипкинсом выйдет наружу, оставит ключ в замке и перешагнет порог квартиры, чтобы никогда больше сюда не вернуться. Необходимо было увидеться еще раз. Увериться, что кожа Рэма не приняла глянцевый вид пластмассы, а глаза не обратились в прозрачно-кукольные пуговицы. Что весь он не стал похож на ростовой манекен, целлулоидную куклу из страшного сна.
Но, конечно, Уля его упустила. Когда сон снова накрыл ее пеленой сумбурных видений, она поддалась его вкрадчивой силе всего на одно мгновение, которого хватило, чтобы слабый рассвет за окном сменился утром. За стеной шумело семейство Оксаны, Наталья тяжело топала в своей комнате, а дверь Рэма, настежь открытая, блестела связкой оставленных в замке ключей.
Уля вскочила, беззвучно охая от острой боли в затекшей пояснице, и застыла на пороге. По вещам, разбросанным на полу, казалось, что Рэм и не думал собираться, а провел ночь, застыв у дверного глазка в ожидании, когда Уля наконец уйдет к себе. Или крепко уснет.
Осторожно обойдя комнату, Ульяна наткнулась на одиноко стоявший в углу террариум. Ипкинс в нем выражал все негодование, на которое только может быть способна черепаха. Вытянув шею, он смотрел на Улю, спрашивая, куда делся Рэм, почему он все еще не покормил его, хотя утро давно уже началось. Уля отыскала на подоконнике жухлый листок и протянула черепахе. Ипкинс чуть слышно фыркнул и поспешил к еде. И пока он отдирал от салата кусочки, придерживая его на месте корявой лапищей с длинными когтями, Уля продолжала стоять у стола, нервно постукивая по дереву костяшками пальцев.
Ночной звонок привел Рэма в ужас. И если тот сбежал, бросив вещи, Ипкинса и Улю, значит, страх этот был сильнее, чем Рэм смог выдержать. И некого тут винить.
Ульяна задержала дыхание, привыкая к еще одной потере, и медленно выдохнула. Потом подхватила тяжелую коробку террариума и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Мысль позвонить Вилке назойливо вертелась в голове со вчерашнего вечера. То, как решительно защищал свое право на близких Рэм, как уверенно он цеплялся за прошлое, за Варю и Сойку, за их размеренную жизнь, сбило Улю с толку. Она была уверена, что прошлое навсегда утеряно вместе с людьми, которые его населяли. Но ведь получилось у Рэма сохранить в себе Ромку,