Там, где цветет полынь - Ольга Птицева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебя же не вернули, – буркнула Уля. Разговор нравился ей все меньше. – А я была старше, чем ты, когда все началось.
Рэм хотел сказать что-то еще, но Уля натянула капюшон и отвернулась. Прошлым вечером она была готова ему все рассказать. О солнечном утре последнего нормального дня, о красной сандальке, упавшей на асфальт, и о полыни, на мгновение опередившей грузовик. Даже о Никитке. Каким забавным он был, смешным и добрым. Как любил сидеть рядом, привалившись к ней боком, как сопел, как пихался локтем. Как приносил сок и печенье, когда она болела. И как медленно стекленели его удивленные глаза, направленные в июльское небо.
Но Рэм не спросил. Он сам тонул в горечи. Он сам не знал, как выбраться на сушу и есть ли этот берег вообще. Уля просто не решилась вывалить на него тяжесть своих воспоминаний. Может быть, когда-нибудь потом, в следующий раз.
Но шумный вагон, который плелся сквозь сумерки, не был тем самым местом для раскрытия души. Яркий свет ламп обесценивал все, что звучало здесь, превращая любую истину в базарную болтовню. Рэм и сам это понял и умолк, провожая глазами станции, которые медленно отсчитывали их путь домой.
Двери вагона разъехались, и внутрь ввалилась женщина с большой сумкой. Она зашуршала пакетами, щелкнула кнопкой маленького приборчика, и ее голос разнесся между сиденьями.
– Предлагаю вашему вниманию товары для дома, – заученно пробубнила она. – Универсальная овощерезка – помощница любой хозяйки…
Уля скривилась: дорожные продавцы раздражали. Их наигранное воодушевление, неподъемные баулы, громкие голоса и навязчивые выкрики – все это мешало забыться сном, единственным способом пережить долгую дорогу после работы. Но Рэм встрепенулся.
– Что, хочешь овощерезку приобрести? – насмешливо спросила Уля.
– Да, Варя просила купить ей такую насадку на кран… – И вдруг осекся, замер, понимая, как несуразно выглядят его попытки быть хозяйственным. – Послушай, я сам не хотел, чтобы она ко мне привязалась. Так вышло. Это… как болезнь, что ли. После пережитого стресса. Даже название какое-то есть.
Рэм выглядел смущенным и потерянным, он будто и сам не понимал, почему оправдывается, но остановиться уже не мог.
– Она сказала, что чем-то обязана тебе. Что ты ее спас, – тихо подсказала Уля.
– Можно и так сказать. – Он поморщился. – Помнишь, я рассказывал, что жил в Клину? Там была мутная компания, ничего хорошего. Варя жила в соседнем подъезде. Вот к ней и пристали. Короче, я вступился, когда ее пытались изнасиловать.
Уля шумно выдохнула, чтобы сдержать болезненный стон. Милую, нежную Варю никак не выходило представить в руках каких-то отморозков. Даже мысли об этом навязчиво отдавали полынью – горько и мерзко.
– Собственно, тогда я на деньги и попал. – Рэм скривил губы в жесткой усмешке. – Со всеми вытекающими… А Варя до сих пор думает, что это ее вина.
По проходу уже начала свое грузное движение продавщица. Рэм махнул рукой, подзывая ее к себе. Пока он рылся в коробке с насадками, выбирая нужную, Уля неотрывно смотрела на него, все думая, как в это измученное тело помещается столько боли. Она сама, пережившая куда меньше, с трудом держалась на ногах. А Рэм умел не только говорить о прошлом, но и жить с ним, как с данностью.
Ульяна не отвела взгляда, когда он расплатился, спрятал пакетик в карман и наконец-то на нее посмотрел.
– Что? – спросил он. – Слишком много исповедей для недолгого знакомства? Прости. С похмелья меня несет не меньше, чем с бухла. Больше не буду. – И, помолчав, продолжил: – Просто мне хочется, чтобы ты поняла: в жизни вообще много всякого говна – ни вычерпать его, ни пройти не испачкавшись. Но это не значит, что ты обязана торчать в грязных клоповниках и оплакивать прошлую жизнь, пока не помрешь.
– Я просто боялась их смертей, поэтому и сбежала, – чуть слышно выдохнула Уля, едва шевеля онемевшими губами.
– Знаю. Но сейчас ты научилась этим управлять. – Рэм улыбнулся. – Ведь правда научилась. У тебя есть целый месяц на жизнь, успей сделать хоть что-нибудь толковое.
Вагон дернулся и остановился. Пора было выходить, но Уля не чувствовала ног. Сказанное пригвоздило к истертому сиденью стыдом и болезненным пониманием: Рэм прав. И в том, что последние годы она тонула в пустых сожалениях, и в том, что времени осталось всего ничего. Месяц. Пока не закончится игра.
– Пойдем. – Рэм склонился над Улей, протягивая ладонь. – Вечно ты так… слишком много думаешь, сидя на месте. А иногда нужно просто идти дальше. Особенно если поезд уже на конечной.
Город встретил их промозглым ветром, начал накрапывать меленький дождь. Уля запнулась, спрыгивая с лестницы, Рэм подхватил ее и положил на плечо тяжелую руку. Так они и пошли. Молчаливые, нахохлившиеся, как два воробья на проводах. Рассеянный желтый свет фонарей вытягивал их тени, сливая силуэты в один – многорукий, похожий на чудище из детской сказки, – и он скользил впереди, чуть обгоняя идущих.
В первый раз Уле не хотелось, чтобы дорога от станции к дому заканчивалась. Этот долгий странный день ставил точку на всей ее прошлой жизни, давая отсчет месяцу игры. Уля знала: Рэм не пойдет с ней дальше. Он останется по эту сторону. Мрачно курить, согревая ободранные пальцы, втягивать голову в плечи и кривить губы горькой усмешкой.
И пока они шли по двору к подъезду, и пока поднимались по лестнице, звенели ключом в замке и проходили в пустой сонный коридор, она все ждала, что сейчас Рэм исчезнет, растворится в тишине, будто его и не было.
Они замерли в паре шагов друг от друга, не зная, как разойтись, что сказать, но и не в силах вымолчать рвущееся наружу. Рэм мял в пальцах сигарету, не решаясь закурить, и смотрел в сторону, где слабый свет луны пробивался через открытую дверь кухни. Наконец он поднял на Улю глаза. Они налились осязаемой тьмой. Горькой, как полынь, как невысказанное прощание.
– Ну. До встречи, да?
– Да, Ром… – Слова царапали горло. – До встречи.
Выговорить что-то еще было невозможно. Уля зажмурилась, лишь бы не видеть, как Рэм сейчас развернется, сделает два шага к своей двери и захлопнет ее. А завтра его, конечно, здесь не окажется. И все обернется сном, полынным туманом из-за стены.
Послышался шорох, потом шаги. Уля судорожно глотнула воздух – вместо привычной пыли коридора в нос ударили дымная горечь и запах живого горячего тела. Не открывая глаз, Уля подалась вперед, но Рэм нашел ее первым. Его жадные сухие губы стали робкими. Словно Рэм и не знал, как