Страшные истории для девочек Уайльд - Эллис Нир

Ядовитая красота

Изола услышала, как кто-то стучится в окно маленькими ножками.

– Что такое? – прошипела она, приоткрыв окно на щелочку. – Чего тебе, Винзор?

Фея упала на подоконник. Она не ответила, а ее зеленое свечение потускнело до болезненно-желтоватого.

– Винзор? – Изола осторожно подняла ее, и фея судорожно вздохнула.

– Отравленные… цветы, – простонала она.

– Что? – Изола поднесла ее чуть ближе к уху.

– Что… ты наделала? – чихнула Винзор. – Ты распылила яд… ты хотела… меня убить…

На половине крошечного личика феи проступили мерцающие зеленые вены, правый глаз побелел и сочился гноем.

– Нет, нет, конечно, нет! Я…

Зайчик запрыгнул на подоконник и с интересом спросил:

– Кто она?

– Это Винзор. Говорит, ее отравили. Зайчик, что мне делать?

– Вырежи пораженный глаз, – скомандовал горгуль.

– Что?

– Видишь, у нее в глазу яд? Вырежи глаз, а то фея умрет.

Изола заколебалась. Пощупала пульс Винзор – словно муравей под кончиками пальцев.

– И как это случилось? – непонимающе задал вопрос в пустоту горгуль.

Изола не нашла ничего меньше английской булавки, которую когда-то пыталась утащить Винзор. Изола воспользовалась булавкой и глупым буклетом об ампутациях, думая о любимом моряке Кристобелль и о короле Лире.

Зайчик сидел у нее на коленях, заинтересованно глядя на импровизированную операцию.

Глазное яблоко лопнуло как наполненный гноем воздушный шарик; Изола достала его и промыла пустую глазницу последними каплями из фляжки с водкой, надеясь, что этого хватит для спасения феи, которая ей даже не нравилась.

Сплетая сны

Той ночью она услышала, как мама плачет в ванной.

Когда Изола пошевелилась, горгуль запрыгнул ей на грудь. Его когти оказались прямо над ее сердцем.

– Не двигайся, – прорычал он.

– Но мама…

– Она или я, девочка.

– Почему? – прошептала Изола. – Почему я должна выбирать?

Позже ей снился сон, будто она держит лук, вырезанный из костей ее любимых. Она подняла его, натянула тетиву и выпустила пылающую стрелу, словно оскорбление. Стрела попала в цель, и полная луна вспыхнула шаром огня, рассыпающим искры и пепел в ночном небе.

Изоле снились похожие на Версаль школьные сады; мама на лечении, в больничной пижаме, но с улыбкой на устах, гуляет по дорожкам с катящейся рядом капельницей, полной шампанского. Потом мама поворачивается и смотрит на нее. Солнечный луч падает на ее хищные зубы, и отраженный свет взрывается белым, окутывая Изолу. Затем дверь, комната, ослепительное сияние цвета расплавленного золота. С криком Изола проснулась в своей комнате без принцев, жалея, что вообще жива.

В доме царила тишина. Мама спала, отец ушел на работу. Зайчик наблюдал за дремлющей в спичечном коробке Винзор, и в его красных глазах горел странный голодный огонек.

Изола решила выйти на улицу и попробовать на вкус травинку. Конечно, та зашипела на языке, явно отравленная.

«Ты что-то распылил в саду?» – написала она сообщение отцу.

«Да, жутко надоели эти кролики. Не мог найти твое средство, поэтому купил какой-то пестицид. Если будешь готовить овощи, пожалуйста, тщательно их вымой. А еще лучше – сходи и возьми свежих у миссис Ллевеллин».

Изола выключила телефон, прополоскала рот и пошла проверить, как там мама. Теперь стало ясно, почему она всю ночь проплакала: отец отравил ее сад. Он отравил Винзор и бог его знает сколько еще кроликов, цветов, птиц и фей.

Изола поднялась на чердак.

Чердак их дома походил на убежище Анны Франк: потайные лестницы, коробки и целые жизни, упрятанные в пенопласт и картон.

Значительная часть жизни ее мамы теперь хранилась в этих коробках. Дневники, маленькие кусочки ее личности, высушенные и законсервированные, как зародыши животных в банках или лепестки цветов, рассыпающиеся в пыль между старыми фотографиями и исписанными страницами блокнотов. Изола нашла домашнее видео мамы Уайльд о ее бурной молодости: на восьмом месяце беременности мама щеголяла на пляже в бикини, выпячивая вперед живот, словно трофей. Высохшие кусочки верхнего яруса свадебного торта. Детские вещи Изолы: побитые молью ползунки и кружевные чепчики, когда-то скрывавшие безволосую головку. Испанско-английский словарь и почерневшая серебряная флейта.

Фотографии отца – безбородого и, что еще более странно, счастливого.

Она нашла мамины старые медицинские карточки, рецепты на лекарства и рентгеновские снимки сломанной руки и растянутой спины. Также в папке отыскался ультразвуковой снимок Изолы и еще какого-то крохотного создания, которое не смогло появиться на свет.

Изола забрала снимки в свою комнату и расставила их на окне, словно витражи, пропускавшие солнечный свет через мамины внутренности.

Флоренс, Кристобелль и теперь Винзор – все теперь одноглазые… И куда только они деваются, эти глаза? Изола представила целую полянку глаз, растущих на плодородной земле леса Вивианы. Полог ресниц, моргающие веки, радужки в лепестках… Изола потерла правый глаз и случайно царапнула его ногтем. За ночь он покраснел и воспалился, весь пронизанный капиллярами, похожими на марсианские каналы.

Винзор очнулась через три дня. Усевшись в выстланном салфетками спичечном коробке, она подняла руки, чтобы потереть глаза, и обнаружила пустую глазницу.

Это было ужасно. Фея визжала, колотила Изолу кулачками и рвала на себе волосы. Изола думала, что Винзор будет бушевать, пока совсем не угаснет. Потом Винзор забралась на подоконник, оставляя острыми ручками царапины на дереве. Но когда она попыталась порвать свои хрупкие крылышки, Изола в панике приоткрыла окно, и фея выскочила на улицу.

– Винзор, вернись! – в отчаянии звала ее Изола. – Прости, что так получилось, но мне нужно проверить, выздоравливаешь ты или нет!

– НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! – пропищала фея. – Ты отравила меня и лишила красоты! Жду не дождусь, когда она тебя убьет!

Мясо и кости

К маю шею Изолы обвивал уже весь лунный цикл – те же отметины, что и у задушенных птиц, но больше и четче, словно засосы. Именно за них эти синяки примут девочки в школе. Изола присмотрелась к идеальной ущербной луне в ямочке на шее, к полумесяцу на ключице, и решила замазать отметины тональным кремом и затянуть форменный галстук по возможности туго.

В розовом кусте в паутине госпожи Ферлонг что-то поблескивало. Паучиха сплела прощальный поцелуй. Изола улыбнулась, и на этот раз улыбка коснулась и глаз.

Лоза приклеила к внутренней стороне дверцы шкафчика фотографии олимпийцев, твердо вознамерившись убрать с живота несуществующий жир до начала летних соревнований по плаванию.

Изола обхватила себя руками, глядя, как Лоза роется в стопках книг: та разыскивала домашнее задание, но, похоже, сомневалась, что оно там найдется. Обе девочки притворялись, что происшествия в часовне не было, но лицо Лозы выражало подлинное беспокойство за Изолу – и это ободряло, пусть Изоле и хотелось не давать подруге поводов для волнения.

– Ты сама не своя, – неуверенно заметила Лоза. – Заболеваешь?

«Ага, тошнит от этого вопроса», – подумала Изола, но вслух сказала:

– Все путем.

– Как скажешь… – Лоза приуныла. – Просто, Изола, не пойми меня неправильно, но ты так сильно похудела…

– А сама-то! – быстро перевела разговор с опасной темы Изола. – Выглядишь совсем как Зена – королева воинов.

Лоза усмехнулась. Изола знала, что подруга не вылезает из бассейна, тренируя мышцы рук и пресса перед грядущими соревнованиями: Лоза постоянно демонстрировала бицепсы и ей, и Элли Блайт, и Джеймсу по любому поводу.

– Думаешь, если я выиграю достаточно ленточек, сестра Кей позволит мне обменять их на хорошие оценки? – пошутила Лоза.

– Ага, а твои родители, может, забьют на все эти «академические успехи», когда ты победишь на Олимпиаде, – закивала Изола.

Помимо домов Артура и Гиневры, в школе Святой Димфны также имелись дома Ланселота (желтый) и Мерлина (зеленый). Красная пластмассовая корона, из тех, что раздали всем девочкам из дома Артура, лежала в заднем углу шкафчика Лозы. Бриджит Маккейд тоже числилась в доме Артура. Красные выигрывали каждый турнир, потому что за команду выступали сильные спортсмены, и победы были заслуженными, но Бриджит и ее подпевалы носили эти короны так, словно те положены им по праву рождения.

Изола и Эдгар прыгали на батуте на заднем дворе дома По. Пушистые волосы Изолы развевались на ветру, а Эдгар делал неуклюжие сальто, размахивая в воздухе огромными ступнями.

Прыгая, они пытались целоваться – парочка влюбленных, презревших гравитацию.

– Если тебе не нравится Гиневра, – произнес Эдгар, оторвавшись от губ Изолы, – ты всегда можешь выступать в одиночку за собственный дом.

Они столкнулись зубами. Изола засмеялась и отстранилась.