Страшные истории для девочек Уайльд - Эллис Нир

– Например?

– Ну, как Мордред.

– Напомни, кто это?

– Мерзкий плод инцеста, который убил своего отца, короля Артура.

– Ах да. Но на что еще он мог надеяться с таким именем?

Эдгар произнес по слогам:

– Мордред. Чертовски злющее имечко.

– Может, Зайчику Мордред понравится больше, – вслух подумала Изола.

– Что?

Изола тут же приникла к Эдгару в поцелуе. Казалось, они зависли в воздухе на невидимых ниточках, словно гравитация разжала свои удушающие объятия.

Может, Лоза и была права, говоря, что Изола заболевает. И зола проспала большую часть выходных и плохо себя чувствовала: голос охрип, и ей было не по себе в болезненно худом теле.

Она сняла одежду, встала перед зеркалом и, сощурившись, критически разглядывала свое отражение. Тело походило на фигуру Марии-Антуанетты после того, как рацион из пирожных, сладостей и притворства сменился строгой диетой из редких глотков лунного света, проникающего сквозь тюремную решетку.

Зайчик выполз из-под кровати, и Изола поспешила прикрыться.

– Я проголодаться, – объявил горгуль.

Изола натянула через голову рубашку, пригладила волосы и бросила:

– Так съешь что-нибудь.

– Дурочка, дай мне еды.

– Ты же не ешь ничего из того, что я тебе предлагаю. Только тоннами лопаешь сладкое. Чего ты хочешь?

Зайчик, казалось, осторожно подбирал слова.

– Сливы не ем, – медленно проговорил он. – Только если совсем оголодаю. Ревень не ем. Сладости и мясо, конфеты и потроха, о да.

– Мясо? – повторила Изола, надевая юбку. – Ладно, заскочу в индийскую закусочную по пути домой.

– Не ваше мерзкое мясо! – Красные глаза горгуля вспыхнули, и он облизал верхнюю губу. – Редкое мясо… Вкусные сырые юркие деликатесы…

– Ты о чем?

– Мясо Детей Нимуэ, – пояснил Зайчик. – Волшебное мясо, глупый девочка. Феи, фурии, гоблины, призраки, я ем их всех, да… Но немного, – добавил он, очевидно пытаясь утешить И золу. – Кусочек то там, то сям. Фей, только если они не переборщат с нектаром, а больше всего Зайчик любит единорогов – самые редкие и самые вкусные. Их мясо придает мне силы, чтобы я защищать!

Потрясенная Изола схватилась за кольцо на цепочке.

– Заруби себе на носу, – онемевшими губами промолвила она, – я дала обещание Алехандро кормить тебя и предоставлять крышу над головой. Ты никогда не говорил, что я должна убивать единорогов! Мы так не договаривались!

– Не единорогов! – запротестовал горгуль. – Единорога. Всего одного хватит надолго!

– Но они – вымирающий вид! Я сама никогда их не видела! Им так сложно выживать в нашем мире! Даже в Авалоне для них уже небезопасно! У них только недавно родился первый детеныш за много лет…

– Отлично. Жеребенок – ням-ням. Придаст мне сил надолго, девочка.

– Забудь!

– Тогда забудь о нашем уговоре! Дурочка еще глупее, чем Зайчик думал. Дурочка жертвует свой жизнь ради ребенка чудовищ!

– Они не чудовища! – закричала Изола. – Они умные и чувствительные создания! Они живые, и не тебе решать, когда им умирать!

– В таком случае дурочка сам решил умереть. – Он скрылся в комоде среди детских игрушек, которые Изола так и не отважилась выбросить. Спустя секунду она услышала шорох конфетных оберток: горгуль поедал сладости, припрятанные на черный день.

– А я-то думала, что кормить Цветочка – это жесть, – пробормотала Изола.

– Я уходить, – объявил Зайчик, словно подросток, который говорит, что уйдет из дома, но надеется, что родители станут умолять его остаться. – Без еды я теряю силы.

Изола и ухом не повела.

– Если я уйдет, ты станешь одержимой, – проворчал горгуль, – и она тебя уничтожит.

– И ты все равно собираешься уйти? – фыркнула Изола.

– Неважно. Ты уже одержимая.

Изола замерла.

– Уже давно. Она собрала вокруг тебя темную силу. Но ты сильнее, когда у тебя есть стены – призраки, русалки и все такое. Зайчик – твоя последняя стена. Нет стены – нет Изолы.

Он запрыгнул на подоконник и носом приоткрыл створку.

– Зайчик, подожди!

Он насмешливо оглянулся.

– Значит, ты все же можешь выговорить мое имя, а?

Горгуль презрительно фыркнул и соскочил с подоконника. Приземлившись, он стремглав рванул в лес, словно порыв ночного ветра. Изола швырнула ему вслед карамельку на дорожку. Ей было наплевать, что сказал мерзкий горгуль. Она сама построит вокруг себя стены.

Когда Изола вытащила из-под кровати листовку, позвонила в Церковь Разомкнутых Сердец и сказала секретарю, чего хочет, первым делом ее спросили не о душевном здоровье, а об имени.

– Люкс Лисбон.

– Будем рады вам помочь, мисс Лисбон. Вы правильно поступили, решив позвонить нам. А теперь, пожалуйста, ответьте на несколько вопросов. Верите ли вы в Бога всем сердцем?

Шива. Вишну. Афродита. Нимуэ.

– Конечно.

Акриловые ногти защелкали по клавиатуре, словно подкованные мурашки по спине Изолы. Она поежилась.

– Ага. И сколько вам лет, мисс Лисбон?

– Шестнадцать.

На проводе повисла пауза.

– Извините, – наконец произнесла секретарь. – Мы не изгоняем бесов из подростков.

– Наконец, принцев больше не осталось. Но не осталось и драконов, потому что принцы убили их всех и теперь горячо молились мертвыми руками и губами за любимую сестру. Лежа в логове драконов, принцесса чувствовала, как братья один за другим покидают этот мир, и знала, что за ней никто не придет, и поэтому ей нужно найти в себе силы одолеть последнего и самого страшного дракона.

– Какого?

– Одиночество.

Подростковый экзорцизм

Изола посыпала солью все подоконники и пороги. Повесила на дверные ручки брелоки, а свою бутылку наполнила святой водой, взятой из школьной часовни. Немного святой воды она добавила и в то, чем пользовались родители, – в мамину ванну и папино пиво. На каждом ребре нарисовала защитные иероглифы. Что угодно. Все на свете.

Но всего этого было мало.

В полночь Флоренс постучала в окно. Изоле до смерти хотелось переломать ее костлявые пальцы.

Изола сжала в кулаке стеклянный крест – свое последнее оружие. Больше не было ни братьев, ни Зайчика. К Эдгару идти нельзя. Нельзя подвергать его опасности.

– Это ты привела ее сюда! – крикнула через стекло Флоренс. – Ты призвала мою мать в единственное место, где, как мне казалось, она не могла меня достать!

– Это не я! – завопила в ответ Изола, сползая с кровати. – Я ничего не делала! Я даже не знаю эту ведьму!

Она побежала к маме, которая дремала в своей спальне. Мама перекатилась, освобождая Изоле место, и сонно пробормотала какие-то утешительные слова. Изола зарылась лицом в набитые гусиным пухом подушки, но даже из маминой берлоги слышала пение одноглазой девочки.

Клетка, луна, полоска

Потом произошло самое худшее.

– Ешь, – проворчал папа Уайльд. – Ты тощая как жердь.

Ребра Изолы выступали как доспехи. В доказательство своей правоты отец ткнул ее в бок, и его палец будто вонзился между ребрами. Изола услышала тихий хруст.

Эдгар тоже заметил. Он наблюдал за Изолой, обеспокоенно хмуря густые брови, но ничего не говорил, и Изола была благодарна ему за тактичность, пусть и старалась надевать самую свободную одежду, отправляясь на свидания.

Пока Эдгар выбирал фильм из стопки дисков, Изола взяла с пола блокнот с рисунками и пролистала страницы. Казалось, Эдгар рисовал только ее: портреты в профиль и в задумчивый анфас, с гладкими волосами, с прической, похожей на золотую клетку, с растрепанными вихрами. Блестящие ногти, бледные светлые ресницы, редкие веснушки и отметины в форме полумесяцев – нарисованные углем на бумаге те казались родимыми пятнами.

И внезапно до Изолы дошло, что она больше так не выглядит. Нечесаные волосы свисали паклей, радужные кончики высохли и посеклись, а сама она стала слишком худой для девочки, чья улыбка на рисунках казалась сияющей.

Изола не могла примирить ужас перед Флоренс и одиночество без принцев с бабочками, которых Эдгар заставлял порхать в ее животе. Как она смела искать эти минуты счастья, когда все остальное в ее жизни стремительно катилось под уклон?

«Он заслуживает лучшего», – снова раздался в голове противный внутренний голос, и на этот раз его шепот походил на ее собственный.

Изола разделась и принялась вертеться перед волшебным зеркалом.

Ее отражение выглядело ненастоящим.

Черные полосы от бедер до щиколоток. Петля из полумесяцев на шее. Но хуже всего – туловище.

Кожа казалась прозрачно-бледной, а вместо ребер Изола видела – и ощущала – остов пустой клетки. Стальные прутья, изогнутые в форме девочки, словно манекен.

– Это не взаправду, – прошептала она. Это все – как бомбежка часовни: морок, галлюцинации.

Изола по-прежнему слышала громкий стук своего сердца, дискотечным битом отдающийся в ушах.