Крепы - Александр Бородыня

— Креп — это другое! — сказал Олег.

— Я понял… Но такого у нас не бывает. Силы не те! Только небольшие предметы и очень ненадолго. Иначе потеряться можно месяца на два, а то и на полгода…

— Потеряться?

— Не быть… Сила кончилась — и тебя не стало… Пока новая не накопится. Ребята вон как старались сегодня, чтобы ты их увидел, а ты ослеп.

— Я увидел.

— Ну и как они тебе?

— Хорошие ребята. Они из сгоревшей колонии?

— Ну!

— И много их там?

— Триста человек… — Сергей с удовольствием закинул ногу в оборванном ботинке на край стола и закурил окурок сигары, щелкнув какой-то ненормально длинной спичкой о свою подметку. — И ни одного взрослого… Одни убиенные младенцы, — выпуская кольцами дым, сообщил он.

— А где взрослые?

— А они тупые. Как мой батя — ничего не понимают. Хочешь, пойдем сейчас? Тебя, между прочим, приглашали.

— Нет! Нужно уроки сделать… Отец будет беспокоиться… Завтра — можно. А где это?

— Тридцать километров. За кольцевой дорогой…

Сергей сидел напротив Олега, погрузившись в кресло.

Когда зазвонил телефон, он скорчил уморительную гримасу и грязным пальцем показал на зеркало. В зеркале Олег не увидел своего отражения и сразу догадался, что это значит.

— Не пугайтесь, пожалуйста! — сказал он в трубку.

— Чего я должна пугаться? — удивилась старушка на том конце.

— Значит, я ошибся! — сказал Олег. — Извините… Но по моим расчетам…

— Это Олег?

— Да!

— А папа дома?

— Папы сейчас нет. Он поехал вместе с Анной в министерство доказывать, что еще не сошел с ума.

— Что доказывать?

— Ну, что он не сумасшедший.

Он смотрел в зеркало. В зеркале отражались пустая комната, край коридора, край входной двери. Вдруг входная дверь открылась, и вошел отец. Он был бледен.

— Ну вот! — сказал Олег. — Я же предупреждал.

— О чем?

— А вы не видите?

— А ты откуда знаешь, что я не вижу?

— Это часто бывает. Ничего особенного. Просто зеркало имеет небольшое искривление. Если бы вы смотрели в бинокль, эффект был бы намного сильнее.

— Что это? — шепотом спросила она в трубку.

— Это будущее. Ближайшее. Тут разница вряд ли больше, чем на две-три минуты. Вы оказались в поле действия мертвых, вот и все!

Отец бесшумно двигался в зеркале. Он распахивал двери, нервничал, даже зачем-то заглянул в шкаф.

«А где же я в этом будущем? — подумал Олег. — Странно… — Часы в зеркале показывали половину одиннадцатого. В блестящем стекле отражалось то, что произойдет через несколько часов. За окном звезды, а на подоконнике — фонарный отсвет. — Куда же я делся? — подумал Олег. — Может, это другие сутки, другой месяц, другой год? Странно, а ведь это он меня ищет!»

VIII

Разговор получился длинный и на удивление спокойный. Егор Кузьмич, правда, часто прерывал Алана, заставляя что-то повторить или пояснить, а когда тот закончил, очень довольным голосом сообщил:

— Позавчера я бы вам не поверил. Ни единому вашему слову. А теперь вынужден признать, что ваше объяснение… как бы это вам… Скажем, самое логичное. И насчет ГКАЯ вы правы. Поедем. С двух часов, говорите, прием? Только Герду Максимовну, прошу, не беспокойте вы больше. А девицу — обещаю, я вам привезу. И ничего уж в ней такого ужасного. Я, по крайней мере, не замечал. Готовит хорошо, вежливая… Вот только с наглецой немножко: платья у моей старухи покрала. Но, с другой стороны, не голышом же ей в министерство ехать!

За такси платил полковник. Алан даже не успел достать деньги. Краем глаза он увидел улыбку Анны и поразился тому, что она вовсе не пугает и не раздражает его. Быть может, отношение переменилось еще и потому, что мысль о Марте так и не уходила, а эта Анна все-таки была принадлежностью того, другого мира, в котором жила и его жена. Втроем они вошли в высокие министерские двери. Если бы не Егор Кузьмич, вряд ли удалось бы продвинуться дальше отдела пропусков, но полковник моментально все устроил — у него и здесь оказался какой-то знакомый генерал.

— А что вы на меня так смотрите? — шепотом спросила Анна, когда они шли по длинному коридору.

— Как смотрю? — удивился Алан.

— Я кое-что помню, — прошептала Анна. — Там, в самолете, вы сказали, — она совсем понизила голос, — «выбросить это за борт». А «этим» была я…

Коридоры в ГКАЯ длинные, гулкие и без окон. Везде под ногами зеленая ковровая дорожка, над головой — горячие белые плафоны, а на стенах какие-то литографии: то горы, то альпийские луга. После того как в течение пяти минут трижды проверили пропуска, Егор Кузьмич сказал:

— А неплохо у них здесь все устроено! — Он со значением взглянул на Алана. — По-моему, через этакий-то кордон никакое аномальное явление не проскочит! Тепло живут, уютно. Как мы в авиаполку, когда самолетов не было.

— А вы летчик?

— Летал… Было дело… Двадцать лет, между прочим, в воздухе!

Здание, в которое они вошли, снаружи выглядело неприметно: небольшой четырехэтажный желтенький особнячок безо всякой таблички; бросались в глаза лишь аляповатые массивные ручки на высоких дверях. Но коридоры и переходы по коротким лестничным маршам были таким образом закручены, что создавалось впечатление лабиринта. Документы проверяли вежливые молодые люди. Через каждые пятьдесят метров стоял небольшой письменный стол, и за каждым столом — по молодому человеку в отутюженной черной тройке; под левой рукой у каждого из них отмечалось недвусмысленное вздутие.

— Вам в третью комнату, это направо по коридору, — сказал очередной из молодых людей, оправляя расстегнутый пиджак. — Поторопитесь, прием до восьми… — Он улыбался, этот молодой человек, как продавец в коммерческом магазине, — ослепительно и бездушно. — А там большая очередь.

За узкой полированной дверью оказалась обычная приемная. Приемная была действительно набита людьми. Здесь собралось, наверное, человек сорок. Алан Маркович разглядывал лица сидящих на банкетках посетителей, их бледные щеки, потные ладони, нехорошо поблескивающие глаза. Тут же за столом возле внутренней двери сидела секретарь-машинистка. Напомаженные щечки машинистки были похожи на свежие пряники, глазки жирно подрисованы. Егор Кузьмич отдал ей пропуска, она отметила что-то в журнале, а они устроились ждать на свободной банкетке.

Саквояж Алан Маркович поставил себе на колени. Было душно и, кроме множественного дыхания и редкого пощелкивания пишущей машинки, никаких звуков.

«Что я ему скажу? — представив себе лысого чиновника, сидящего за этой внутренней дверью, прикидывал Алан. — Нужно ведь как-то покороче сказать, четко, понятно. Нужно показать испорченный отчет… Саквояж…»

— Скоты! — тихо бросил Егор Кузьмич. — Морят людей в очереди… Аномальные явления… Зря… Зря мы сюда…

— А куда, вы считаете, нужно? — спросил так же тихо Алан.

— Ну, не знаю… В генштаб, что ли… Там тоже, конечно, одна извилина, и та от фуражки, но там быстро.

— Это для вас там быстро! — сказал Алан. — И какое отношение ко всему имеет генштаб?..

— Ну, я не знаю. — Полковник был уже изрядно раздражен. — Как-то можно все это привязать к вооружению… к шпионажу?

— К шпионажу — это как раз здесь! — сказал Алан. — А к вооружению как-то оно у меня не привязывается!

Лица посетителей блестели от жары. Установив саквояж на коленях поудобнее, Алан Маркович переключился на секретаршу: ни капельки пота на накрашенных щечках, длинные пальчики шелушат толстую кипу листов на столе. Ему показалось даже, что между листами под ее пальчиками мелькнуло что-то прозрачное, желеобразное, он даже прищурился, желая понять, что это было, но тут Анна схватила его за руку.

— Я не знаю, что произошло, — сказала она, — или, может быть, произойдет…

— Ты видишь что-то такое, чего не видим мы? — спросил, наклоняясь к ней, Егор Кузьмич.

— Кое-что вижу.

— С Олегом что-то? — спросил Алан. Он пристально смотрел на Анну. Та зажмурилась.

— Да!

— Следующий! — громко объявила секретарша. — Господа, не задерживайте… Следующий… Проходите, следующий, — у нее был высокий капризный голос, — не задерживайте очередь.

IX

Не став ждать медленно спускающегося лифта, Алан единым духом взбежал по ступеням, быстро, до боли в сердце. Открыв дверь, он облеченно вздохнул. Олег с книгой в руке лежал на диване.

— С тобой все в порядке? — спросил Алан.

— А что со мной должно быть не в порядке?

— Как в школе? — Он поставил саквояж на стол и стал медленно раздеваться.

— В школе хорошо. А ты съездил, отдал свой отчет?

— Отдал… — с неохотой сказал Алан. — Глупость какая-то выходит. Отдал и не знаю теперь, зачем это сделал.