Парадокс времени - Йон Колфер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Главное — выжить. Делай то, что должна делать».
Но что она могла? Одна похожая на ребенка безоружная эльфийка против целого войска увешанных сталью головорезов…
Они начали охватывать ее неровным кольцом, скользя между чанами в замедленном слаломе. Каждая пара сверкающих глаз смотрела только на нее. Они подходили все ближе и ближе, широко расставив руки, на случай если добыча сделает отчаянную попытку улизнуть.
Элфи видела шрамы и оспины на их лицах, грязь под ногтями и на манжетах. Она чувствовала их зловонное дыхание, могла даже пересчитать пломбы в зубах.
Она устремила взор к небу.
— Помогите!!! — закричала Элфи.
И небо откликнулось алмазным дождем.
Под лагерем экстинкционистов
— Это не лемур, — повторила Опал Кобой, топнув крошечной ножкой. — Я знаю, что это не лемур, потому что у него нет хвоста и он, кажется, одет. Это человек, Мервал. Это вершок.
В камере появился еще один пикси, Мервал Криль. Старший из недоброй славы братьев Криль, которые через несколько лет помогут Опал сбежать из охраняемой палаты психиатрической клиники. На лице Криля ужас боролся с изумлением — не самое удачное сочетание даже для красавца.
— Не понимаю, как это случилось, мисс Кобой, — сказал он, нервно теребя верхнюю пуговицу на своем алом лабораторном халате. — Мы все приготовили для лемура. Вы сами загипнотизировали Кронски.
Ноздри Опал раздулись.
— Хочешь сказать, это я во всем виновата?
Она схватилась за горло, словно от одной мысли об этом у нее перехватило дыхание.
— Нет-нет-нет! — поспешно возразил Мервал. — Мисс Кобой не может быть ни в чем виновата. Мисс Кобой — само совершенство. А совершенство не совершает ошибок.
Благоразумные люди расценили бы такое нелепое заявление как грубую лесть, но Опал находила подобные слова справедливыми и естественными.
— Вот именно. Хорошо сказано, Мервал. Жаль, твоему брату не досталось и десятой доли отпущенной тебе мудрости.
Мервал улыбнулся и вздрогнул. Улыбку вызвала похвала, а вздрогнул он оттого, что последнее замечание напомнило ему о брате, запертом в одной клетке с красной речной свиньей за то, что не сообразил выразить Опал восторг по поводу ее новых туфель.
У мисс Кобой день не задался. И это уже второй за последнюю неделю. Если ситуация не изменится к лучшему, братьям Криль, несмотря на астрономическое жалованье, придется искать другое место работы.
Мервал решил отвлечь хозяйку.
— Там наверху все будто с ума посходили. Стреляют. Фехтуют на столовых приборах. Эти экстинкционисты такие неуравновешенные.
Опал наклонилась над Артемисом, принюхалась и щелкнула пальцами, проверяя, очнулся юноша или нет.
— Этот лемур был последним. Мне вот столько не хватило, чтобы стать всесильной.
— Сколько? — спросил Мервал.
Опал недобро прищурилась.
— Шутки шутим?
— Нет, я просто хотел уточнить…
— Это просто такое выражение, — отрезала пикси и зашагала к выходу.
Мервал медленно кивнул.
— Выражение. Понятно. А что делать с этим человеком?
— Можешь утилизировать, — не замедляя шага, бросила Опал. — Человеческая мозговая жидкость — хорошее увлажняющее средство. Потом собираемся и ищем лемура сами.
— А труп сбросить в яму с животными?
Опал вскинула руки.
— Ради всего святого! Тебе надо все на пальцах объяснять? Прояви инициативу.
Мервал покатил койку с пленником вслед за хозяйкой.
«Значит, в яму», — подумал он.
Кожевенный базар
Сверкающие бриллианты сыпались градом, мерцая в свете фонарей, словно падающие звезды.
«Гонорар младшего Артемиса, — догадалась Элфи. — Он бросает мне спасательный круг».
Охранники замерли на мгновение. На лицах у них проступило удивление, как у детей, неожиданно проснувшихся в прекрасном настроении. Они вытянули руки с растопыренными пальцами и завороженно смотрели, как от них отскакивают бриллианты.
Наконец один из них пришел в себя.
— Des diamants! — заорал он по-французски.
Его компаньоны словно только этого ждали, чтобы перейти к делу. Они упали на колени и зашлепали ладонями по пыльной земле в поисках драгоценных камней. Многие принялись нырять в зловонные баки, едва услышав бульканье падавших в жидкость алмазов.
«Суматоха, — подумала Элфи. — То, что нужно».
Она подняла глаза и успела заметить мгновенно скрывшуюся в темном прямоугольнике окна маленькую руку.
«Что заставило его так поступить? — недоумевала она. — Абсолютно не похожий на Артемиса жест».
Пролетевший мимо нее охранник напомнил, что положение ее по-прежнему рискованное.
«Из-за жадности они на время забыли обо мне, но быстро вспомнят, когда набьют карманы алмазами».
Элфи отсалютовала окну, за которым скрылся Артемис, и поспешно нырнула в ближайший переулок — но тут ее прижал к стене запыхавшийся Кронски.
— Два за два, — с недовольным видом произнес он. — Оба попались. Сегодняшний день должен был стать моим.
«Когда же это кончится? — мрачно подумала Элфи. — Почему все продолжается?»
Кронски навалился на нее, словно разъяренный слон, его лоб над цветными очками собрался в гармошку, пот струился по лицу и капал с сердито надутых губ.
— Только сегодня не мой день, да? — истерически кричал он. — Ты позаботилась об этом. Ты и твой сообщник. Ладно, с ним разобралась моя кремационная камера, а я сейчас разберусь с тобой!
Элфи была потрясена.
«Артемис погиб?!»
Она не могла в это поверить. Никогда. Сколько людей, посчитав Артемиса убитым, потом горько сожалели об этом? Много. И она в том числе.
С другой стороны, сама Элфи запросто могла умереть. У нее уже потемнело в глазах, руки и ноги отказывались повиноваться, и ей казалось, что мир навалился на нее всей тяжестью. В полную силу работало только обоняние.
«Какая нелепая смерть. Задохнуться от запаха голубиного помета».
Она услышала, как затрещали ее ребра.
«Жаль, что Кронски не чувствует этой вони».
В голове искрой вспыхнула надежда, как последний уголек в угасающем камине.
«А почему бы не помочь ему почувствовать ее? Это самое меньшее, что я могу для него сделать».
Элфи углубилась в средоточие своей магии в поисках остатков чар и ощутила глубоко внутри слабое мерцание. Энергии недоставало для защиты, даже для гипноза, но на мелкое исцеление могло хватить.
Обычно исцеляющие чары применялись на свежих ранах, а Кронски страдал аносмией с рождения. Лечить недуг сейчас было опасно и уж наверняка болезненно.
«Ну и пусть, — подумала Элфи. — В конце концов, больно-то будет ему, а не мне».
Она протянула руку мимо сжимавшей ее горло ладони, провела кончиками пальцев по лицу Кронски, мысленно послав в них магию.
Кронски не учуял опасности.
— Что это? Решила меня за нос подергать напоследок?
Элфи не ответила. Она зажмурилась, воткнула два пальца Кронски в ноздри и послала последние искры магии в носовые каналы.
— Исцеляй!.. — умоляюще выдохнула она.
Кронски удивился, но не более того.
— Эй, какого… — пробормотал он и чихнул, причем с такой силой, что у него щелкнуло в ушах и он скатился со своей пленницы. — Тебе что, пять лет? Совать пальцы в нос!..
Он еще раз чихнул. Гораздо сильнее. Из каждой ноздри вырвалась струя пара.
— Это тебя не спасет. Какие вы все-таки… Он опять чихнул, подпрыгнув всем телом.
Слезы хлынули по щекам толстяка. Ноги у него подкосились, стекла очков задрожали в оправе.
— Ничего себе… — пробормотал Кронски, кое-как собрав конечности. — Что-то не так. Что-то изменилось.
И тут его накрыло волной запаха.
— Ааргх!!! — зарычал Кронски, потом заскулил.
Сухожилия напряглись до предела, носки ступней вытянулись, пальцы пытались разорвать воздух.
— Ну и ну, — выдохнула Элфи, потирая горло. Она не ожидала настолько сильной реакции.
Запах был, конечно, мерзкий, но Кронски бился, словно умирающий. Элфи не рассчитала, насколько сильным может оказаться проснувшееся обоняние доктора. Представьте радость прозревшего или эйфорию сделавшего первый шаг. Потом возведите ощущение в квадрат и сделайте отрицательным. Возьмите шарик какой-нибудь отравы, вываляйте его в колючках и навозе, оберните гнойными бинтами, сварите все это в котле с невыразимо мерзкими продуктами жизнедеятельности и засуньте себе в нос. Примерно такие ощущения испытывал Кронски, и это едва не лишило его рассудка.
Он упал на спину, его тело содрогалось в конвульсиях, руки хватали воздух.
— Мерзость! — просипел он и повторил несколько раз: — Мерзость… Мерзость…
Элфи поднялась на четвереньки, откашлялась и сплюнула в пыль. Она чувствовала себя побитой и помятой и телом и душой. Взглянув на Кронски, она поняла, что допрашивать его бессмысленно: в данный момент предводитель экстинкционистов был не в состоянии поддерживать разумный разговор.