Половина желтого солнца - Чимаманда Адичи

— Здравствуйте, Матушка, — промямлил Угву. — Здравствуйте, тетя Амала. — Он как сейчас помнил их прошлый приезд: как Матушка оскорбляла Оланну, называла ведьмой, улюлюкала и, хуже того, грозилась пойти к дибии у себя в деревне.

— Как дела, Угву? — Матушка, одернув покрывало, похлопала Угву по спине. — Мой сын говорит, ты ездил в деревню, показывал белому духов?

— Да, Матушка.

В гостиной гремел голос Хозяина. Наверное, к нему заглянул гость и он решил не ездить в клуб.

— Иди отдохни, i nugo,[68] — предложила Матушка. — Я готовлю сыну ужин.

Угву не хотелось, чтобы Матушка хозяйничала на кухне, варила свой пахучий суп в любимой кастрюле Оланны. Лучше бы она побыстрей уехала.

— Я побуду тут. Если что, помогу, Матушка, — сказал Угву.

Матушка пожала плечами и продолжала вытряхивать из стручка перца черные зернышки.

— Ты хорошо готовишь офе нсала?[69]

— Ни разу не готовил.

— А почему? Мой сын его любит.

— Хозяйка никогда не просила.

— Она тебе не хозяйка, мой мальчик. Она просто живет с мужчиной, который не заплатил за нее выкуп.

— Да, Матушка.

Она улыбнулась, будто радуясь, что Угву уразумел что-то важное, и указала на два глиняных кувшина в углу:

— Я привезла сыну молодого пальмового вина. Наш лучший винодел нынче утром принес.

Матушка вынула из горлышка кувшина затычку из листьев, и вино, вспенившись, полилось через край, молодое, светлое, с терпким запахом. Матушка отлила немного в чашку и протянула Угву:

— Попробуй.

Вино обожгло язык. От такого густого пальмового вина, разлитого в сухой сезон, у мужчин в их поселке сразу начинали заплетаться ноги.

— Спасибо, Матушка. Замечательное вино.

— У вас в поселке хорошо делают вино?

— Да, Матушка.

— А у нас — еще лучше. Виноделы Аббы славятся на всю страну игбо. Разве не так, Амала?

— Так, Матушка.

— Вымой миску.

— Сейчас, Матушка.

Амала скребла так старательно, что руки и плечи ходили ходуном. Только сейчас Угву посмотрел на нее внимательно и заметил, что ее тонкие руки и лицо влажно блестят, будто смазаны арахисовым маслом.

Голос Хозяина, зычный и твердый, долетал из гостиной:

— Недоумки в правительстве должны порвать с Британией! Надо стоять за правду! Почему Британия ничего больше не предпринимает в Родезии? Что толку от одних экономических санкций?

Угву подошел к двери, прислушался. События в Родезии, в Южной Африке, вызывали у него жгучий интерес. У него в голове не укладывалось, что люди, похожие на мистера Ричарда, ни за что ни про что отбирают все у людей, похожих на него, Угву.

— Принеси мне поднос, Угву, — велела Матушка.

Угву достал из буфета поднос и собрался подавать Хозяину ужин, но Матушка замахала руками:

— Отдыхай, сердечный, пока я здесь. Эта женщина, как только вернется из-за границы, опять взвалит на тебя всю работу. А ведь и ты чье-то дитя.

Матушка открыла какой-то пакетик и что-то высыпала в кастрюлю с супом. У Угву мелькнуло подозрение, он вспомнил, как после прошлого Матушкиного приезда на задний двор забежала черная кошка. И пакетик был черный, точь-в-точь как та самая кошка.

— Что это, Матушка? Что это вы подсыпали Хозяину в суп? — спросил Угву.

— Это приправа из Аббы. — Матушка улыбнулась. — Очень вкусная.

— Да, Матушка.

Может быть, и зря он подумал, что она подсыпала Хозяину в суп снадобье от дибии. Пожалуй, права была Оланна, нечего бояться черной кошки, подумаешь, соседская кошка… хотя ни у кого из соседей он не видел такой, с желто-красным огнем в глазах.

Угву больше не вспоминал ни о странной приправе, ни о кошке: пока Хозяин ужинал, он тайком налил себе из кувшина полный бокал пальмового вина, за ним другой, такое уж оно было сладкое, — и голову будто шерстью набили. Он едва держался на ногах. Из гостиной слышался нетвердый голос Хозяина: «За великое будущее Африки! За наших независимых братьев в Гамбии и за наших братьев в Замбии, вышедших из состава Родезии!» — и дружный смех. Хозяина тоже одурманило пальмовое вино. Смеялся и Угву, хоть был на кухне один и вдобавок не понимал, над чем смеются. В конце концов он уснул прямо на табуретке, уронив голову на стол, провонявший вяленой рыбой.

Угву проснулся с затекшими руками-ногами, во рту было кисло, голова трещала, солнце било в глаза, а голос Хозяина, ругавшего утренние газеты, резал уши. Каждый звук болью отдавался в голове.

Когда Хозяин ушел на работу, Матушка спросила:

— А ты в школу не идешь, Угву?

— У нас каникулы.

— Вот как, — разочарованно протянула Матушка.

Потом Угву увидел, как у дверей ванной Матушка чем-то натирала Амале спину, и его подозрения вспыхнули с новой силой. Было что-то зловещее в неспешных движениях Матушкиных рук, будто она исполняла какой-то обряд, и в том, как стояла Амала, молча, прямо, в спущенном до пояса покрывале, так что сбоку вырисовывался контур ее маленькой груди. Может, Матушка натирает Амалу колдовским зельем? Только зачем? Если Матушка и впрямь ходила к дибии, то зелье должно быть для Оланны, а не для Амалы. Или яд действует на всех женщин без разбору и тогда Матушке надо защитить себя и Амалу, чтобы одна только Оланна умерла, стала бесплодной или сошла с ума? Может, пока Оланна в Лондоне, Матушка выполняет защитные ритуалы, а снадобье зароет в саду, чтобы оно сохранило силу до приезда Оланны?

Угву похолодел. Над домом нависла беда. Видно, неспроста Матушка такая веселая, все время что-то мурлычет под нос, сама подает Хозяину еду, а больше никому не позволяет. И вечно шушукается с Амалой.

Когда Матушка выходила во двор, Угву следил во все глаза, не зароет ли она что-нибудь, чтобы сразу откопать, едва она уйдет. Но Матушка ничего не зарывала.

Угву поделился своими страхами с Джомо — дескать, Матушка наверняка задумала погубить Оланну и ходила к дибии. А Джомо отмахнулся:

— Старуха просто рада побыть с сыном, вот и стряпает ему, и напевает без конца. Моя мама тоже не нарадуется, если я к ней прихожу без жены!

— В прошлый раз после ее отъезда я видел черную кошку, — возразил Угву.

— Служанка профессора Озумбы с нашей улицы — ведьма. По ночам она взлетает на верхушку дерева манго, посидеть там со своими товарками-ведьмами, накидают листьев, а мне разгребать. За ней-то черная кошка и прибегала.

Угву хотел верить Джомо, уговаривал себя, что зря подозревает Матушку невесть в чем. Однако на следующий вечер, прополов свою грядку с пряными травами, он зашел на кухню и увидел возле раковины целый рой мух. Окно было лишь чуть приоткрыто. Уму непостижимо, как столько мух — добрая сотня жирных зеленых мух — просочилось сюда сквозь узенькую щелку. Это знак большой беды. Угву бросился в кабинет звать Хозяина.

— Очень странно, — нахмурился тот, когда увидел. Снял очки, снова надел. — Профессор Эзека должен знать, в чем тут дело, — может быть, у них массовый перелет. Не закрывай окно, а то не смогут вылететь.

— Но, сэр…

В кухню вошла Матушка.

— У мух так бывает, — сказала она. — Ничего страшного. Как прилетели, так и улетят. — Она стояла, прислонившись к двери, и в голосе ее Угву расслышал злое торжество.

— Да, да. — Хозяин направился обратно в кабинет. — Принеси чаю, друг мой.

— Хорошо, сэр. — Угву был в ужасе: как может Хозяин оставаться таким невозмутимым, как же он не видит, что мухи — это вовсе не пустяк? Он принес Хозяину в кабинет поднос с чаем и сказал: — Мухи — это не к добру, сэр.

Хозяин кивнул на стол:

— В чашку не наливай. Поставь.

— Мухи на кухне, сэр, — знак порчи от дибии. На дом навели порчу. — Угву хотел добавить, что знает наверняка, чьих это рук дело, но побоялся разозлить Хозяина.

— Что ты говоришь? — Глаза Хозяина за стеклами очков сузились.

— Мухи, сэр. Это знак, что на дом навели порчу.

— Закрой дверь и дай мне поработать, друг мой.

— Да, сэр.

Когда Угву вернулся на кухню, мух уже и след простыл. Окно по-прежнему было лишь чуть приоткрыто, и тонкий луч солнца падал на лезвие мясного ножа на столе. Угву старался ни к чему не прикасаться и в кои-то веки обрадовался, что готовит не он, а Матушка, но за ужином не притронулся к ее супу из бобов угба и жареной рыбе, отпил только глоток пальмового вина, которое подавал Хозяину и гостям. Ночью ему не спалось. Он без конца вскакивал, глаза чесались и слезились; хотелось поделиться с кем-нибудь, кто бы все понял, — с Джомо, с тетушкой или Ануликой. Он встал и пошел в дом Хозяина смахнуть пыль с мебели — неважно, что делать, лишь бы занять руки. За окном брезжил серо-пурпурный рассвет, на стенах кухни играли тени. Угву зажег лампу с опаской, готовясь увидеть что угодно. Скажем, скорпионов. Однажды какой-то завистник подбросил их в дом его дяди, каждое утро злые черные скорпионы подбирались к его новорожденным сыновьям-близнецам — и так много недель подряд. Один из малышей чуть не умер от укуса.