Ползущие в ночи - Тим Каррэн

К этому моменту Годфри уже едва ли был человеком – скорее извивающейся и одушевленной марионеткой, приросшей к кокону. Его целиком окутали щупальца. Они высасывали из него жизнь через глаза, рот и кончики пальцев. Почувствовав последний прилив сил и зов инстинкта выживания, он попытался вырваться и услышал звук вырываемых из земли сорняков.

Кокон издал пронзительный крик.

Теперь Годфри пронзили огромные белые корешки, втягивая его обратно в плотное ложе его собственных биологических тканей.

Он был человеком только по форме, инопланетная ткань завладела им, проталкиваясь и извиваясь внутри и снаружи него. Каждый раз, когда дырка его рта пыталась раскрыться, из нее цветущим скоплением распускались желеобразные усики, как корешки плесени. Белые петляющие пальцы грибка колыхались, как хлысты, из кончиков его пальцев, пробуя воздух и ища новую плоть, которую можно было бы поглотить, которая стала бы только его собственной.

Это было общение с материнским организмом.

И самое ужасное было в том, что он не умер.

37

Чипни схватили и утащили в глубину, поместив в лоно грибка, который, казалось, дышал вокруг него с едва слышным шорохом. Когда он открыл глаза, он был вялым и усталым, как будто после плотного обеда. И, как ни странно, он так и чувствовал себя – перекормленным. Но это было безумием, потому что он давно ничего не ел. Его бросили сюда, и он потерял сознание. У него остались смутные воспоминания о том, как один сон накладывался на другой, и все они были настолько странно галлюциногенными и сюрреалистичными, что были почти психоделическими.

В последний раз он видел сны с такой почти органической энергией, когда пять лет назад начал принимать "Chantix", чтобы бросить курить, и так уставал во сне, что просыпался с изнеможением, как будто пробежал марафон или прочитал "Войну и мир" за один присест. Единственный раз, когда он испытал что-то отдаленно похожее, было тогда, когда он попробовал кислоту в колледже.

- Это газы, должно быть, газы, - сказал он себе сонным голосом, медленно перебирая слова, - они сводят тебя с ума.

Хорошо, что он был один.

Совершенно один.

Мутанты ушли.

У него, конечно, не было оружия, и он был в темноте, но он мог вспомнить, как его притащили сюда. Боже, пол, стены... живая ткань. Это было отвратительно. Он ощупал проход и был поражен, когда нашел его в темноте.

Продолжай двигаться, продолжай идти. Позволь своим инстинктам увести тебя отсюда. Это все, что у тебя сейчас есть.

В туннеле было множество проходов и каналов, и, хотя он был полностью дезориентирован, он прислушался к внутреннему голосу, который велел ему продолжать двигаться вверх и вверх, и всякий раз, когда он находил отверстие наверху, он продолжал ползти.

Он полз по чрезвычайно тесному туннелю, с которого капала вода, который, казалось, разваливался на влажные кучки грязи. Над ним были штуки, на которые он все время натыкался, твердые предметы, и его пальцы не раз исследовали их и обнаруживали, что они сделаны из какого-то гниющего дерева. Но для него это ничего не значило – ни нижняя сторона плит, на которые он натыкался, ни распухшие корни деревьев, через которые он продирался. И даже то, что он начал находить, вещи, которые не могли быть не чем иным, как мягкими раздутыми трупами, через которые он пробирался, оставляя колеи на изуродованных лицах и впадины в застывших животах.

Вонь была мерзкой и отвратительной, инвазивной аурой, которая оглушала его и удерживала пальцами гнили.

Но он отказывался думать об этом или даже признавать это. Он оставит это на потом. Приоритетной задачей было выжить, и этого было достаточно, чтобы его измученный мозг продолжал уговаривать его лечь и закрыть глаза.

Он двигался и скользил, как угорь, сквозь вонь гниения и разложения, а затем его пальцы нащупали пустоту. Он рванулся вперед и тяжело приземлился на мокрый и холодный каменный пол. Ровный пол.

Бетон?

Он вытащил себя из луж и начал лихорадочно копаться в карманах рубашки, где хранил сигареты и зажигалку.

Раньше он не осмеливался воспользоваться зажигалкой из-за газов... но теперь, в этом открытом пространстве, почему бы и нет?

Он снова начал рационально мыслить, когда появилась возможность спастись. Его зажигалка была влажной, и потребовалось несколько раз неистово ударить по колесику, пока, наконец, оно не начало вспыхивать от чистого трения и высыхать, а затем, да, пламя, яркое, ослепляющее, словно перед ним взорвались миллионы солнц.

Он открыл глаза и огляделся.

Он был в склепе, усыпальнице. На влажных каменных стенах можно было разглядеть надгробные надписи и черные впадины, предназначенные для гробов. Но их, конечно, там не было. Их вытащили из могильных коек и разбросали по полу, разбили вдребезги, а их содержимое утащили. Повсюду валялись деревянные щепки и потускневшие латунные ручки, разбитые крышки и растрепанные ленты погребального шелка, похожие на конфетти для вечеринок... но никаких костей.

Ни единого следа останков.

За исключением того, что лежало на каркасе носилок. Он увидел коричневую униформу, значок, желтый логотип полицейского департамента и понял, что это Риган... Риган, который исчез в поле той ночью.

Он размяк в этой червивой, ощутимой сырости.

Чипни нащупал ступеньки и взобрался по ним. Они были покрыты рыхлым желтым мхом. Перед ним была ржавая металлическая дверь, и он бил по ней кулаками, пока они не закровоточили, а зажигалка обожгла ему пальцы и не погасла.

Я так близко, идиоты! Вытащите меня отсюда! Не дайте мне умереть сейчас!

- Не сейчас, - буркнул он себе под нос. - О боже, только не сейчас...

Затем внизу послышались звуки движения, ползания и шорохи, когда сквозь дыру в склеп поползли твари, наполняя его своими голодными, мясистыми телами.

38

- Впереди движение, - сказал Кенни, пробираясь через грязные воды вместе с Беком. – Мне кажется, я что что-то видел.

Бек ничего не видел. Все, что его волновало, это как выбраться отсюда, и все