Ползущие в ночи - Тим Каррэн

Он пьяно боролся с крысами, только теперь руководствуясь одним лишь инстинктом, который велел ему бежать, бежать. И он снова почувствовал свежий воздух и выбрался из той ямы, и крысы отступили, и – боже мой – он, вероятно, подхватил бешенство. А потом он пополз по другому проходу на четвереньках и увидел свет. Тусклый и серый, но все же свет.

Несколько его бледных пальцев выступили из расселины в скале впереди, и он нырнул прямо вниз, ударившись о камни и смеясь, когда он порезался и поранился, но будто не заметил этого...

А потом пол под ним исчез, и он падал, падал, кувыркаясь, на звук текущей воды.

41

Обстановка вокруг Кенни была хаотичной и нестабильной. Это была могильная яма и сумасшедший дом, жгучий кошмар и хитроумное шоу уродов. Он сбежал от мутантов, но они сильно потрепали его. У него болела голова; его лицо и шея ныли из-за кислых выделений их пальцев. У него не было патронов, но он держался за пистолет из-за фонарика и его эффективности как дубинки. У него все еще было служебное оружие – 9-мм "Кольт" – и сигнальные ракеты. Так что не все еще потеряно.

В темноте, по бедра в грязно-коричневой жиже, он прислонился к стене, не в силах сдвинуться ни на дюйм.

Где, черт возьми, Хайдер и подкрепление? Какого черта они там делают? Он должен был послать спасательный отряд через тридцать минут после того, как мы перестали выходить на связь.

Кенни знал, что ему нужно сохранять спокойствие, но с каждой секундой в этом ужасном месте это становилось все труднее и труднее.

Он заблудился, он напуган, сбит с толку. Его разум был заполнен пыльной паутиной. Он так сильно устал, что не мог адекватно мыслить.

Не засыпай. Если больше ничего не можешь сделать, главное – не засыпай...

Но это было непросто. Боже, нет. Он был настолько измучен шоком от всего этого кошмара, пробираясь сквозь стигийские глубины затопленного подземного мира и ползая по тесным туннелям, что мог уснуть стоя. Он на самом деле мог провалиться в сон, просто прислонившись к теплой грязной стене.

Но он не стал.

Он не мог этого допустить.

Одной силой воли он заставил себя выпрямиться, безнадежно посмеиваясь про себя, когда сверху потекла струя воды, теплая, как моча, и потекла по его щеке. За ней последовал комок глины, который скатился по переносице, как тающая какашка.

Он продвигался по воде, отказываясь думать о том, что Чипни – Господи, Чип – вероятно, мертв. Не будет свадьбы. Не будет счастливого будущего. Ничего, кроме невесты, плачущей над холодным трупом жениха.

Ты мог приказать ему остаться наверху.

Да, это правда, но он был копом. Чертовски хорошим полицейским, и это было бы для него оскорблением, профессиональная пощечина со стороны друга и коллеги, а Кенни не мог сделать что-то подобное.

Перестань размышлять и продолжай двигаться.

Да, вот и все.

Он проследовал по туннелю за поворотом, заметив, что свет его фонарика стал очень слабым, тусклым; слабый желтый луч, отражавшийся от клубящегося газообразного тумана, поднимающегося из застойного болота вокруг него. Прямо впереди из стены выступала полка из камня. Он мог бы там поменять батарейки.

Вот как он устал.

Так устал, что даже не заметил, как погас свет. Его глаза, должно быть, действительно начали приспосабливаться к темноте, и это его беспокоило.

Он подошел к полке, и она оказалась идеальной: известняковая полка, напоминающая сиденье. Он заполз на нее, свесил ноги через край и поменял умирающие батарейки на новые, достав их из тактического жилета. Боже, теперь свет был таким ярким, что ослеплял. Он выключил фонарик, экономя энергию.

Сделав это, он сел и прислушался.

И слушал.

Он слышал звук капающей воды, отваливающихся кусков стен, ровный звук жидкости, стекающей в лужу, как протекающая труба. Это было здорово. Это почти успокаивало. Это расслабило его. Фактически расслабило слишком сильно, потому что его глаза начали закрываться. Он не стал бороться с истощением. Он позволил себе окунуться в темноту и погрузиться в сон.

Лучше.

Так намного лучше.

Он не знал, как долго проспал, но проснулся от ноющей боли в левой руке. Что-то стягивало его руку, кожу саднило и будто грызло. Ему в лицо ударил горячий, влажный и зловонный воздух. Вонь была тошнотворной. Желтые пальцы ткнули его в горло и прошлись по животу.

Он знал, что это было.

Даже в темноте он видел смутные очертания, окружившие его. Их запах был отвратительным. Он заставил себя не поддаваться панике. Если он это сделает, то узнает, что они могут сделать с ним своими когтями.

Они шипели.

Чмокали губами.

Не обращая внимания на боль в левой руке, Кенни медленно, очень медленно протянул правую руку к выключателю на фонарике. При этом он почувствовал, как они касаются его руками, мягкими, словно теплые рукавицы.

Он включил фонарик.

Внезапный взрыв света заставил их вскрикнуть и закрыть лица, похожие на раздутые грибы. Они попятились, и он вытащил сигнальную ракету из своего жилета и зажег ее. Жар спугнул их. Свет, который излучала ракета, был ярким, как сварочная дуга в темноте. Это заставляло их суетиться, издавать жгучие и визжащие звуки. Их должно было быть не меньше дюжины, уносящихся прочь, как тараканы.

Некоторые из них, как он заметил, были согнуты и искривлены под тяжестью розового грибка, растущего на них слизистыми холмиками. Другие были изъедены им, там, где должны были быть их лица, были огромные пропасти. Он увидел нечто с обвисшей пушистой грудью – должно быть, женщина. Она была деформирована до гротескных размеров – дрожащая розовая масса с желтыми шипами и полосами ползающих грибов вместо волос. Ее руки походили на рукавицы.

Потом они ушли.

Кенни сидел, тяжело дыша, его горло пересохло от спор, которые они выдыхали на него.

Он попытался подняться с полки, но его больная левая рука была приклеена к стене... но, нет, он увидел в свете ракеты и фонарика с дрожью отвращения, что это было совсем не так. Не приклеена, а перевязана веревочками. Вот только эти веревочки были липкими и живыми, они вросли прямо из стены, как корни, в его руку.

При виде этого он почти впал