Секс-опекун по соседству (СИ) - Попова Любовь

— Однажды, — шепчет он мне на ухо, — я буду рвать твой зад, а ты будешь кончать и просить больше.

— Боже…

— Верно, Алла, — проводит он нагретой на солнце сухой головкой по обильно влажным губам. — Помни всегда, что я твой единственный бог.

Тамерлан входит не сразу, протискивается в узкий ход, пока я царапаю кору старого дерева, стараясь ему помочь, до тех пор, пока самый кончик не касается матки, а яйца сильно шлепают по половым губам.

— Сука, — рычит Тамерлан мне в шею и начинает медленно двигаться.

Хочет нежно, но его быстро сносит в сторону. Тормоза слетают, и вот он уже хватает мою косу, натягивает ее до предела, совершает серию бесконечных сильных толчков в нутро. Так грубо. Так остервенело, словно пытается топором срубить остатки моего разума. И я даже привыкаю к этому бешенному темпу, стараюсь помогать, двигаюсь столь же резко, ожесточенно, кричу, пока Тамерлан не касается кончиками пальцев клитора.

Меня ослепляет вспышка солнечного света, я просто вою от наполнившего меня до краев наслаждения, кричу, сотрясаясь, чувствую, как по ноге стекает горячая густая влага.

— Кажется, повязку придется снова сменить, — выдыхает он, и я смеюсь.

— Сколько угодно, — шепчу с блаженной улыбкой и тяну его к речке, по дороге забирая ящик с медикаментами.

Там мы можем искупаться и снова немного припираться по поводу и без.

В течение дня мы вместе готовим, собираем коренья, охотимся.

Вечером на костре готовим отличного зайца, которого пришлось освежевать мне. Мы долго спорили на этот счет. Но его аргумент был самым сильным.

Он пообещал закончить свой вчерашний рассказ. А я не сопротивлялась, охоту я люблю, и не брезгую такими вещами.

Возвращаемся к нему мы только вечером следующего дня, потому что были заняты как никогда.

Даже для секса не было времени, хотя, чего скрывать, мне очень хотелось. Каждый миг рядом с ним я желаю его целиком. Я хочу, чтобы он навсегда оставался вот таким. Только моим. Не хочу возвращаться в город, не хочу снова становиться прежней Аллой.

Мы лежим в тишине ночи, я рассматриваю проглядывающие сквозь деревья звезды и все-таки решаюсь начать непростой разговор.

— Это мы в ее квартире были? — вспоминаю фотографии этой… женщины.

Твари. Надо было сжечь проклятую квартиру, а не затопить!

Очень плохо, что этой старухи нет в живых, я бы ей такого высказала за своего мужика, что ее точно бы удар хватил. Я бы ее даже ударила.

— Да, — Тамерлан гладит меня по плечу, запуская топот мурашек по всему телу. Чуть разминает мышцы. Может быть, почувствовав, как сильно я напряглась? — Как я уже говорил, когда мне исполнилось восемнадцать, я пошёл в армию. Был так зол на весь мир, на неё, на себя, что и сам не понял, как согласился подписать контракт на пять лет. Именно в тот момент шли боевые действия в Африке. На самом деле там постоянно кто-то с кем-то воюет. И мне, зелёному юнцу, это стало отличной школой жизни. Никому не доверяй, всегда смотри по сторонам, никогда не выпускай оружие из рук. Там было столько ублюдков. Насилующих. Убивающих. Истязающих невинных. И в каждом я видел ее. И знаешь, мне понравилось убивать. Я начал получать удовольствие, снова и снова лишая дыхания очередного ублюдка.

Так он вымещал боль. Однако, сейчас он бросил это дело, открыл своё охранное агентство, перекрыл все прошлые связи.

Что-то не складывается. Он провёл в горячих точках пол жизни, и тут матёрый вояка решил завязать. Как говорит отец, бывших военных не бывает.

— Но…? — решаю поднажать, ожидая услышать что-то очень ценное.

— Я смог простить ее два года назад.

Замираю, не дышу. И что произошло два года назад?

Кроме, конечно, моего постыдного падения. А вдруг он тогда влюбился в женщину, а она ему отказала из-за его работы? Или же… Черт, я даже не знаю.

— Что же случилось?

— Ты случилась. Человек, которого я всегда уважал, по сути, поступил как моя бабка из-за глупой ошибки. Да, тебя, конечно, стоило выпороть. Но отправлять в клинику, это перебор… — говорит он, а у меня в голове щёлкает переключатель, сердце бахает вниз, и я содрогаюсь в его руках.

Здесь есть что-то еще. Что-то такое, о чем он умалчивает, но я обязательно это узнаю.

— А дальше?

— А дальше секс.

Быстро вытираю слёзы, которые невозможно остановить, пытаюсь улыбнуться, но выходит жалко. Так много разных чувств, что я не понимаю, что же ощущаю именно сейчас.

Одно знаю точно, не хочу его отпускать, по крайней мере, сейчас так уж точно. Может, когда мы вернёмся, наши пути разойдутся, но сейчас я хочу, чтобы он был моим полностью. А если я хочу, значит, так оно и будет. Не отпущу.

— Да не надо так жалостно смотреть и плакать, я же сказал, что готов заняться с тобой сексом.

— Да, пошел ты… — хочу отвернуться, но он прижимается к спине, пальцами стирает слезы и увлажняет мои губы.

— Я п*здец как хочу тебя, — толкается своим камнем мне в бедро. — Весь день думал, в какой позе тебя употребить. И знаешь. Хочу, как нормальный.

— Нормальный? — усмехаюсь я, и он кивает.

— Мне очень жаль, что я сорвал целку так грубо. Позволишь исправить?

Я поворачиваюсь к нему, хочу найти хоть долю шутки в его словах, но там только пожар, который как по сухим поленьям перетекает в меня, обжигает кожу, обугливает неравные окончания. И я тяну Тамерлана на себя, целую мягко и жду чего-нибудь действительно приятного, а он опять.

— Не волнуйся, я буду нежным.

Мы снова ржем в голос, я хочу вырваться и дать этому придурку по голове, но в итоге лежу неподвижно, когда он нависает сверху и одним грубым толчком пронзает меня на всю длину, заполоняя без остатка.

Мой ненасытный Тамерлан.

— Это было не очень нежно, — выгибаюсь я, пока он посасывает вершинки груди, руками сминает ягодицы и начинает разгоняться.

— Я старался, как мог, — хрипит он мне в губы и закидывает ноги себе на плечи, входя как можно глубже.

Не щадя ни меня, ни себя. Доводя до исступления раз за разом, не давая ни секунды на передышку.

Такой секс-марафон длится всю ночь, переходит в дом, где он трахает меня раком, на столе, лёжа, сидя.

Долго, слишком долго, пока тело не начинает тяжело ныть, а голова побаливать. Но я наслаждаюсь, смакуя каждое движение внутри, терплю его звериную страсть и требую ещё, хотя сил остается все меньше.

— Тамерлан… — хриплю, поднимаю его руки, хватаюсь за волосы, когда он таранит меня сзади. — Не останавливайся.

— Никогда…

И он не останавливается, целует плечи, шею и губы, поднимает ножку вверх и проникает ещё глубже, то входя медленно, зажимая рукой шею, то принимается долбить с силой неудержимого быка. А вскоре рычит и снова изливается внутрь, пока я бьюсь в его руках, как рыба, попавшая в сети.

Глаза слипаются, тело ломит, но сейчас я чувствую, что это лучшие три дня в моей жизни, и пусть мы находимся в глуши. Пусть мы бывшие враги, сейчас мы вместе. Мы единое целое. Именно с этой мыслью я засыпаю в его объятиях.

Глава 41. Алла

А на утро он ушел.

Я понимаю это сразу же, как только открываю глаза. Солнце нагло бьет светом в окно, где-то вдалеке шумит река, а сверху трезвонят птички.

Но больше ничего. Давящая тишина. Ни шагов за дверью, ни стука топора, ни ворчания на пересоленный суп, ни горячего дыхания в ухо с похабным: «предлагаю начать с зарядки».

Я поворачиваюсь на бок, подкладываю ладошки под голову и все еще ощущаю его запах. Запах моего мужчины, под боком которого я засыпала. Мне кажется, им пропитался каждый миллиметр пространства, кажется, и я сама заполнена им до краев.

Губы дрожат, глаза на мокром месте, но я держусь, пускаю скупую слезу, потому что я знала, что рано иди поздно он сделает то, что должен. Поедет решать проблему, которую я создала своей беспечностью. А мне теперь сиди и мучайся, думай, что с ним и как.

Но Тамерлан не ждет, что я буду лить слезы, он всегда говорил, что они на него не действуют.