Секс-опекун по соседству (СИ) - Попова Любовь

Лежал замертво, только равномерное дыхание давало знать, что он ещё жив. И я, собирая свой страх по кусочкам и выкидывая его в пропасть, стала что-то делать. Прекрасно понимая, что кроме меня самой помочь мне некому, проклинала этого придурка и проверяла его состояние каждую свободную минуту.

Я даже ночью не раз просыпалась, чтобы пощупать его пульс. Мне пришлось приложить огромные усилия, чтобы уложить эту огромную тушку на небольшой диван, и пришлось тесниться с ним вдвоем, когда было слишком страшно.

Даже в отключке рядом с ним было спокойнее, словно он сможет очнуться, если нас настигнут и захотят всех порешить. И я, значит, за ним ухаживала все эти дни, а теперь этот мудила, чуть очнувшись, снова хочет оставить меня одну?

Уйти решать свои взрослые проблемы, а Алла пусть и дальше корячится в этой глуши? Ну уж нет!

Как же я его сейчас ненавижу, особенно, когда руки касаются, так нежно проводит пальцами по огрубевшим подушечкам, подтягивает к себе и снова грубо шепчет, но теперь уже в губы.

— Ну так что, Алла, что ты сделаешь, чтобы я остался?

Вот же, зараза…

— А что ты хочешь? — хриплю я, теряясь в пространстве от такого непривычно нежного обращения.

Наверное, я ждала, что, очнувшись, он начнет рвать и метать, и на это мне было бы чем ответить. А сейчас, с таким Тамерланом я не знаю, что делать, не знаю, как разговаривать и себя вести. Он буквально обезоружил меня своим бархатным тоном, мягким взглядом, проникающим под кожу.

А я?

Я просто устала за эти три дня. Выдохлась, работая на износ, чтобы просто не умереть с голоду и не замерзнуть, не высыпалась жутко, потому как боялась, что печка может погаснуть.

— Ты же знаешь, чего я хочу. Всегда хочу, — говорит вполне серьезно.

— Если ты про секс, — все-таки открываю глаза и буквально проваливаюсь в глубину его жадного взгляда. — То тебе напрягаться нельзя. А зная, каким ты зверем бываешь, я боюсь, что швы разойдутся.

Он же только очнулся, а думает о том, как бы скорей спустить пар.

Тамерлан поднимает уголок губ, наклоняется и касается зубами мочки уха. Чтобы я услышала каждый звук следующей фразы.

— Так уж и быть, доктор, сегодня я буду лежать неподвижно, работая только одной частью тела. Согласна?

Ответить не успеваю, как и ахнуть, он задирает мою кофту, оголяя всю нижнюю часть тела, и жалит языком предательски острый соскок. Облизывает по кругу, переходит на другой, помогая себе рукой, вынуждает меня хвататься за его огромные плечи в страхе упасть из-за ослабевших колен.

Вторая его рука тоже не дремлет, находит коленку, мягко обводит ее и скользит выше, к местечку, где я как можно теснее свела бедра, к месту, где горячо и влажно.

Тамерлан зубами тянет меня на себя и через пару шагов валится, вынуждая оседлать его и замереть под голодным взглядом черных глаз. Он делает движение рукой, и я остаюсь беззащитно обнаженной, таю мороженым, которое он тут же принимается слизывать. С груди, с шеи, целовать так, словно душу забрать хочет.

А я уже не я. Забыла про обиды, про страхи и ненависть, и нагло ощупываю его твёрдое, забинтованное тело, снимая водолазку, тянусь к ремню тщательно выстиранных мною джинсов.

Руки немеют, когда касаются прыгнувшего в них члена. Я сквозь туман желания трогаю каждую венку, наслаждаюсь величиной головки, даже не выкидывая из головы образ того, как он будет меня растягивать.

Сегодня никаких грубостей, сегодня я управляю ситуацией, поэтому толкаю больного на подушки, падаю сверху и языком провожу по губам, вылизываю кадык, чувствуя дрожь в мужском теле, нахожу сосок и очень долго и мучительно играюсь то с одним, то с другим.

Тамерлан что-то говорит низким голосом, но у меня в ушах звон, потому что перед лицом застыло огромное мужское желание. Буквально просящееся в рот.

Я облизываю губы, сглатываю вязкую слюню и поднимаю взгляд, замечая, насколько Тамерлан сейчас подчиняется мне, желает меня настолько, что тянет руки и хочет вцепиться в волосы, но я ударом отталкиваю их, напоминая:

— Никаких грубостей, помнишь?

Тамерлан стискивает челюсти, ударяется затылком о подушку, а я принимаюсь дуть на самый кончик, пальцами гладить яички, водить по стволу вверх-вниз.

Наклоняюсь, провожу зубками по темной головке. Давно я не получала такого извращенного удовольствия, когда слышу:

— Ты ж вроде лечить должна, а не калечить...

— А это особый метод, — улыбаюсь я хищно и широко открываю рот, замечаю, как глаза Тамерлана наполняются жидким металлом, буквально сжигая меня дотла.

Но не все так просто, Тамерлан… Сегодня мы играем только по моим правилам. И я поднимаюсь выше, рукой приставляю головку к истекающей влагой киске, начиная медленно, медленно садиться на этот живой кол.

— Алла, сука, дай мне… — напрягается он, плохо себя сдерживая.

Его только привязывать.

— Нет, — отталкиваю его руки. — Я сама.

И я действительно сама. Медленно растягиваю себя. Теряясь в ощущениях, смотрю в искажённое мучениями лицо, получая ни с чем не сравнимое удовольствие, играю с Тамерланом. То медленно скользя вверх-вниз, то садясь максимально грубо, то совсем отстраняюсь, дую на самый кончик.

Мучаю его, и мне это нравится.

Еще никогда я не видела у Тамерлана такого выражения лица, еще никогда я не кайфовала от секса так сильно. Особенно, когда Тамерлан чертыхнулся и буквально вжался в меня, проникая членом максимально глубоко и работая бедрами как поршень.

— Только не в меня, — шепчу ему в лицо, когда скорость достигает максимальной отметки, а член внутри меня разбухает все сильнее. Но Тамерлан не слышит, сжимает мне на затылке волосы, вцепляется зубами в плечо и впрыскивает обжигающую струю спермы.

Я обязательно его поругаю, покричу, что он должен быть осторожнее, если не хочет связать свою жизнь с такой как я. Но и успокаивать тем, что у меня только вот менструация закончилась и сейчас безопасные дни, не буду. Пусть мучается, подлец.

Он выходит из меня с приятным пошлым звуком, но уйти не дает. Прижимает к плечу, держит рукой и согревает телом как печкой, а я и не особо сопротивляюсь. Устала, соскучилась.

— И как это ты справилась со всем одна? Даже не плакала? — посмеивается он, и я не слышу отдышки. Словно он не сексом занимался, а неспешно прогуливался, когда я никак не могу выровнять дыхание.

— Хочешь поругаться? — не рассказывать же ему, как первые сутки слезы на лице даже высыхать не успевали. — Лучше расскажи, почему ты стал киллером? Почему никогда не боялся смерти?

— Одним уродом меньше… — выдыхает он, и я поднимаю голову. Тамерлан смотрит с удивлением. — И давно ты хочешь задать этот вопрос?

Очень. Всегда задавалась этим вопросом.

— Наверное, с тех пор, как подумала, что влюбилась в тебя, — задираю нос, а Тамерлан по нему пальцем щелкает.

— Так уж и подумала. А может просто влюбилась? — самоуверенно хмыкает. — Или ты ко всем отцовским друзьям приходила в спальню голая?

— У тебя была исключительная возможность, а ты ее просрал… — с обиженными нотками, щипаю его за бок.

— Хочешь поругаться, или готова слушать? — руками сжимает талию еще сильнее.

Нет, ругаться сейчас точно не хочется.

Поэтому устраиваюсь поудобнее, закидываю ногу ему на бедро и киваю, как можно активнее.

— Готова.

Глава 38. Алла

С замиранием сердца жду, пока Тамерлан начнёт свой захватывающий рассказ, но он продолжает молчать, словно обдумывая, стоит ли вообще говорить. Когда я слегка щипаю его за бок, он все же отрывает взгляд от деревянного потолка и переводит его на меня.

— Ты тогда еще не родилась, мелюзга, — ухмыляется подлец, стискивает мою попу в отместку.

Наклоняется, обдавая шею горячим дыханием, тем самым запуская систему порочного саморазрушения. Хочет тему перевести, но я не даю. Хлопаю по плечу, чтобы он продолжал.

— Эй, не отвлекайся, — пытаюсь отползти подальше, но, учитывая размеры кровати, дальше только на пол. Так что двигаю этого громилу и принимаюсь слушать. — Дальше…