Ради жизни на земле (сборник) - В. Яковлева

…Еще вчера писал эти строки, а сегодня в госпитальную палату влетела наша сестрица Оля.

— Победа, мальчики. По-обе-еда!

Мой сосед по койке, обожженный в бою танкист, сбросил с себя одеяло и, растопырив руки, силился поймать в объятия девушку. Кто-то закричал «ура!. А я лежал и плакал: то ли от радости, то ли от того, что многие из моих фронтовых товарищей не дожили до этого светлого дня. Среди них был и мой первый фронтовой наставник, мой командир Василий Климов, который больше всего на свете любил жизнь…

Дневник Муташа обрывается на записях, сделанных в Москве после Парада Победы, в котором он, Сулейменов, принял участие.

А после демобилизации Сулейменов вернулся в родную Карагандинскую область. И с увлечением учит ребятишек в школе.

В. ФИЛИНСКИЙ, старший лейтенант запаса

ФЛАГИ ПОБЕДЫ

Противник не смог сдержать порыва наступающих. Через несколько минут они уже были у рейхстага. Мгновенно, как маки, заалели на здании различные по форме и величине красные флаги. Их было так много, как цветов в саду. Здесь взвился флаг воина 1-го батальона 756-го стрелкового полка младшего сержанта Петра Пятницкого, сраженного вражеской пулей на ступеньках здания. Флаг воина-героя был подхвачен младшим сержантом П. Д. Щербиной и установлен на одной из колонн главного входа. Здесь взвились флаги лейтенанта Р. Кошкарбаева и рядового Г. П. Булатова из 674-го стрелкового полка, младшего сержанта М. Еремина и рядового Г. Савенко из 1-го батальона 380-го полка, сержанта П. С. Смирнова и рядовых Н. Т. Беленкова и Л. Ф. Сомова из 2-й роты 525-го полка, сержанта Б. Я. Япарова из 86-й тяжелой гаубичной артиллерийской бригады. В одновременном водружении многих флагов проявился массовый героизм советских воинов.

Лейтенант Рахимжан Кошкарбаев стоял с биноклем в руках у оконного проема четвертого этажа «дома Гиммлера». То, что он видел перед собой, никак не вязалось с картой. На ней все пространство от министерства внутренних дел («дома Гиммлера», как окрестили его штурмовавшие солдаты) до рейхстага было заштриховано зеленым цветом. Но лейтенант не видел перед собой даже кустика. Только голая площадь, изрытая траншеями, противотанковыми рвами. Прямо торчит какая-то будка, похожая на трансформаторную. Слева через всю площадь тянется узкий канал от Шпрее.

Мостик через него полуразрушен, висит неизвестно на чем. За каналом приземистое четырехугольное серое здание с большим стеклянным куполом — рейхстаг. В наползавшем от Шпрее тумане, смешанном с дымом пожарищ, маячат возле рейхстага и справа, в глубине парка, и за ним, танки, самоходки, бронеколпаки.

То, о чем думал Рахимжан, разглядывая эту площадь — Кенигсплац — по карте, думали и те, кто находился здесь рядом с ним: наверно, эти несколько сот метров искореженного асфальта были последними на долгой дороге войны.

Сам лейтенант принял первый бой в начале 1945 года. В 674-й полк 150-й дивизии, костяк которой был сформирован в Кустанае, Рахимжан Кошкарбаев прибыл со свежим пополнением из Фрунзенского пехотного училища. Всего-то и было за его плечами четыре месяца войны, но какие это были месяцы! Если к Висле дивизия пришла во втором эшелоне, то на Одере его батальон первым на участке дивизии вступил в бой. Никогда не забудутся раннее утро 16 апреля, высоты Одера, залитые белым светом прожекторов, страшный гул 22 тысяч артиллерийских стволов, ведущих огонь по вражеским укреплениям. И тусклый диск солнца в черной взвихренной мгле занявшегося дня.

На Одере лейтенант получил первый боевой орден. Вручал ему награду командир батальона майор Алексей Семенович Твердохлеб — богатырского сложения человек, начавший войну в 41-м сержантом. Два дня назад, когда они пробивались от взятой штурмом тюрьмы Моабит, где теперь размещался командный пункт дивизии, по темной, глухой, как щель, улице к мосту через Шпрее, к стоящему за ним «дому Гиммлера», в Твердохлеба выстрелил с чердака прятавшийся там «фаустник».

Рахимжан видел майора последний раз лежавшим на плащпалатке. Комбат был чисто выбрит, подворотничок гимнастерки сверкал белизной: Твердохлеб готовился к торжеству Победы. С тех пор как дивизия втянулась в каменный мешок Берлина, майор не уставал напоминать своим солдатам:

— Брать рейхстаг будем мы. Нам выпал счастливый жребий поставить последнюю точку в этой тяжелой войне.

В день гибели комбата лейтенанта Кошкарбаева принимали в партию. Коммунистов созвали в коротком перерыве между боями, и, глядя в глаза боевым товарищам, испытывая еще не знакомое ему волнение, Рахимжан сказал:

— Клянусь с честью нести высокое звание члена Ленинской партии!

— Лейтенант Кошкарбаев! — крикнули сразу. — К командиру батальона!

Рахимжан бегом спустился в подвал. Новый комбат Давыдов стоял со своим заместителем по политчасти Васильченко у окна, обращенного к площади. Вдоль стены, поглядывая в то же окно, стояли солдаты. Кошкарбаев кое-кого узнал: они были из полковой разведки.

— Есть боевое задание, — обратился комбат к лейтенанту.

— Слушаю! — вытянулся Рахимжан.

— Надо водрузить флаг на рейхстаге. — Давыдов помолчал. — Обстановка — сам видишь: наши залегли у канала. Задание не приказное. Возьмешься добровольцем — молодец! Нет — другого попросим.

— Доверие оправдаю, — сказал Рахимжан.

— Ну смотри, — и Давыдов кивнул замполиту. — Дай ему флаг.

Васильченко протянул алое полотнище и крепко обнял лейтенанта:

— Будь здоров, брат!

— Разведчики пойдут с тобой, — напутствовал Рахимжана Давыдов. — Мы поддержим огнем. Начинай.

— Есть! — Кошкарбаев поправил связку гранат на поясе и, выпрыгнув в окно, скатился вниз, в воронку. Что-то тяжелое упало на него. Пронзительный свист пуль и пощелкивание их о камень наполнили все вокруг.

«Привалило, ранен» — мелькнуло в голове Рахимжана и тотчас он услышал торопливый голос:

— Целы, товарищ лейтенант?

Это молоденький боец Гриша Булатов выпрыгнул за ним из окна и скатился в ту же воронку.

— Сам как? — спросил Рахимжан бойца.

— В порядке. А вот другие не выскочили, не смогли.

Прыгавшие следом разведчики Санкин и Долгих были тяжело ранены. Об этом Кошкарбаев и Булатов узнали после взятия рейхстага, а сейчас лежали они вдвоем, тесно прижавшись друг к другу, и не могли поднять головы.

Посвист пуль стих.

— Вперед! — сказал Рахимжан, и Булатов бросился за ним к куче щебня. Рванул снаряд. Все заволокло дымом. Скрытые его пеленой, они бежали к будке, которую Кошкарбаев недавно рассматривал из окна в бинокль. Вблизи она вся оказалась изрешеченной осколками, сюда заползли раненые в утренних отбитых атаках. Дырявые стены будки прикрывали их не от огня, а от наблюдения из бойниц рейхстага.

«Нельзя привлекать внимания гитлеровцев к будке», — решил Рахимжан и бросился в вывороченную разрывом яму. С ревом пронеслись над головой штурмовики. Здание рейхстага окуталось гарью: бомбы и пулеметные очереди с самолетов прошили его. От «дома Гиммлера» ударили гвардейские минометы. Им вторили тяжелые гаубицы с того берега Шпрее. В клубах черной копоти над Кенигсплацем терялись огненные искорки трассирующих пуль.

Кошкарбаев и Булатов, кидаясь от одного фонтана взрыва к другому, добежали до канала. Здесь, под мостиком, пережидая ответный огонь из рейхстага, Рахимжан развернул флаг и написал на нем химическим карандашом фамилии — свою, Булатова и номер полка.

— Там, в рейхстаге, сам Гитлер, товарищ лейтенант? — спросил Булатов.

— Все может быть, — ответил Рахимжан, сворачивая флаг.

Они, как и все бойцы четырех советских батальонов, штурмующих рейхстаг, не знали, что в этот день, 30 апреля, Гитлер застрелился в бункере имперской канцелярии. Пожалуй, не знали этого и те пять тысяч отборных солдат СС и фольксштурма, что засели в рейхстаге и около него. И моряки из Ростока, которых накануне сбросили сюда на парашютах и которым сам Гитлер давал инструкцию держаться до последнего, уверяя, что это принесет победу, очевидно, тоже не знали, что фюрер уже покинул их. Этим, наверное, и объяснялось то, что гарнизон рейхстага сражался с безумным отчаянием обреченных.

Вскоре после полудня над площадью взвилась зеленая ракета.

— Не нам ли сигнал? — вслух подумал Рахимжан и хлопнул по плечу Булатова:

— Ну, Гриша, к рейхстагу!

Булатов кинулся вперед, Кошкарбаев за ним. Они бежали из последних сил, спотыкаясь о выбоины. Внезапно Булатов остановился, и Рахимжан, налетев на него, обхватил бойца руками.

— Ты чего? — спросил он шепотом.

— Стена, товарищ лейтенант!

Они осторожно двинулись вдоль нее. Рахимжан подтянулся к заложенному кирпичом окну.