Пламя в джунглях - Николай Сучков

Стив съежился.

— Ну что вы, ребята! Я… Я же свой. Не доносчик я. — Стиву было стыдно своего слабодушия. Но он ничего не мог поделать с сердцем, которое невольно сжалось от ужаса и заставило язык произнести эти унизительные слова. Что плохого, если он ценою пустой болтовни купит жизнь? Чем не выгодная сделка: слова ничего не стоят, зато жизнь — это все. За нее не жаль отдать горы такой шелухи, как слова.

Стив так умоляюще поглядел на своих товарищей, что те недоуменно переглянулись. Они отмякли.

— Довольно крови на сегодня, Билл, — тихо сказал Даниэль. И, сверля серыми глазками Стива, зашипел ему в лицо: — Но ты берегись, гнида! Если донесешь, пеняй на себя. От нас не уйдешь.

— Пусть будет по-твоему, Дан, — мрачно промолвил Билл, — хотя я предпочитаю мертвецов. Мертвые не болтают.

Среди переполошившихся обитателей морунга была и Джекки. При первых выстрелах она схватила сынишку на руки и встала, прижавшись к стене, в своем углу. Здесь, отгородившись от зала двумя плетеными матами, как ширмами, она жила с тех пор, как появился малыш. Билл прогнал ее из своей комнаты — ребенок мешал ему спать.

Когда суматоха в морунге улеглась, сын запищал, и Джекки сунула грудь в маленький жадный ротик. Он сладко зачмокал. Мать зажгла жировик, любовалась малышом. Ну, настоящий сын солдата! Тишины не переносит, не спит; засыпает под шум, стреляй рядом — не проснется. И веселый, забавный. Такой маленький и уже шалун! Хороший будет воин и матери опора.

Утром Джекки помогла трем женщинам, живущим в морунге, приготовить завтрак. Только присела подкрепиться, как плач сына поднял ее. Она угомонила малыша и удивилась странной тишине морунга. Выглянула в зал — никого. Пошла к выходу, остановилась. Чуткое ухо уловило отдаленный гул. Он нарастал, накатывался волной и, наконец, разбился о двери. В морунг ворвалась ватага орущих мужчин.

Джекки отступила к себе. Она слышала, как мужчины переговаривались, собираясь бежать в джунгли куда-нибудь подальше от мстительных туземцев; слышала, как воины возбужденно рассказывали о Билле, который расстрелял из автомата вождя тилое. Но вот раздалась знакомая брань. Джекки сразу узнала этот хриплый голос.

— Где моя негодная баба? — орал Билл. — А-а, вот ты куда запропастилась! Я не оставлю тебя здесь. И не думай!

— Я не хочу, — упиралась Джекки. Она пыталась спрятаться в самом темном углу морунга, рассчитывая, что ее забудут в спешке сборов. Но Билл нашел ее. — Пожалей хоть сына! Оставь нас у своих! Там мы пропадем. Умоляю тебя нашим сыном!

— Ха! Сыном! Он — такой же мне сын, как ты — жена. Черномазая — и жена! Ха-ха! Вот умора!

— Ну, хорошо. Больше я не нужна тебе. Оставь меня! Умоляю!

— А это ты давно не видела? На-ка, поцелуй! — Билл резко обернулся и ткнул ей в губы волосатый кулачище. — Ты еще пригодишься. Я не оставлю тебя щенку Манжи. Ты принадлежишь мне. Поняла? Пошли!

И Джекки покорилась, как привыкла во всем покоряться этому жестокому верзиле с того злосчастного дня, когда в благодарность за спасение стала его женой. Лучше бы ей сгореть тогда в огне. Не знала бы этих бесконечных мучений и унижений. До сих пор ей был дорог Манжи, который полюбился в памятную ночь чествования кадонги. Несколько раз она пыталась убежать от мужа. Но Билл ловил ее и бил. Как он умел бить! А унижать! Где только он этому научился? Единственным утешением для Джекки стал сын. Вот и сейчас этот живой комочек, лежащий на руках, согревает ее надеждой…

Зарядили дожди. Утром они просеивались мелкими иглами через белесые пласты тумана. А когда туман растекался в стороны, в образовавшиеся просветы низвергались потоки тропического ливня. За ливнем с разбойным свистом, в перехлесте молний и гроз, налетал шквал. Стонали, гнулись вековые деревья, грозя рухнуть на притулившиеся у их подножия жилища.

Все размокло, набухло влагой. Плесень покрыла домашнюю утварь и обувь, наросла в углах хижин. Лавины грязи ползли с гор, затопляя тропы. Под тесно переплетенными лианами, ветвями деревьев и кустарников — невыносимая духота. Оружие ржавело на глазах. Малярия косила людей.

Алекс наладил производство некоторых лекарств на месте. Ему помогали Гонда, заменивший погибшего Макгрейва, и старушка Маури. Гонда, где хитростью, а где угрозами, вынуждал подчиненных ему колдунов, прикрепленных к партизанским ротам, раскрывать свои тайны. Он, например, научился приготовлять противозмеиную сыворотку из слюны ящерицы силеочанг — пожирательниц змей. Мазь Маури, сделанная из корней и листьев таинственного растения хоа, излечивала болезнь «нага». Но малярия поддавалась только хинину, а хинин был у японцев. Поэтому воины, несмотря на проливные дожди, выходили в рейды на японские гарнизоны. Во время одного такого рейда партизаны вызволили из плена «Золотого дьявола».

Билла привели ночью. Трудно было узнать в нем того заносчивого толстомордого американца, каким Алекс видел его в последний раз. Щеки запали, глаза потухли, уголки тонких губ опустились книзу. Страшная это штука — пройти через руки джапа. Потом мстительные тилое, узнавшие, что он — убийца их вождя, пытались содрать с него кожу живьем. Но им пришлось довольствоваться лишь маленькими кусочками кожи с прядью рыжих волос. Гаронды Алекса поспели вовремя. Партизанский доктор Гонда промыл запекшуюся кровью рану — алую полоску шириной в сантиметр, которая начиналась с середины лба и терялась в густой шевелюре.

— Где Джекки? — спросил Маунг Джи. — Где ты ее оставил?

— А? Что? — Билл поднял тусклые глаза, обвел собравшихся вокруг командиров отсутствующим взглядом.

— Джекки жива? — настойчиво добивался Маунг Джи.

— А-а, не знаю, — ответил сквозь зубы Билл. И тут, словно вспомнив что-то, злобно выдавил: — Что ей сделается? Ее сам Сатэ пригрел.

— Сатэ? Этого еще недоставало! — с болью воскликнул юноша.

— Пойдемте, друзья! — сказал Алекс. — Пусть он придет в себя, поест.

Билл сидел у тлеющего очага, положив на колени ручищи, покрытые до самых ладоней рыжей кудрявой порослью. Зажал в кулаке лепешку и совсем забыл о ней.

Круг замкнулся — он вернулся к тому, от чего бежал. И нет выхода из заколдованного кольца. Он ушел от этих людей. Почему они спасли его? Может быть, для того, чтобы самим поиздеваться над ним?

Билл с опаской оглянулся. Нет, на него никто не обращает внимания. У Билла отлегло на душе. Не похоже, чтобы они затеяли плохое. Да и что с него взять? Кто он такой?

Он простой американский парень. До него не доходили соображения высшей политики, с которыми носился Рэджи и те, кто прислал его сюда. Рэджи твердил, что сейчас, когда бритты ослабли, надо отхватить этот кусочек — Нагаленд. Отсюда рукой подать до Индии, Бирмы, Китая. Настало время взять в свои руки весь земной шарик. Поэтому там, где есть хоть один американец, следует насаждать американские порядки.

Так говорил Рэджи. Билл же туго соображал и никак не мог понять, почему этот забытый богом край привлек внимание боссов и какую пользу он может принести самой сильной и богатой стране, лежащей за десять тысяч миль отсюда. И вообще его мало волновало, что думают там, в Вашингтоне и Калькутте. Эти жирные боссы не испытали и тысячной доли того, что ему приходится переживать каждый день. Он, Билл, еще не замечал, чтобы от дикарей была какая-то польза. А Рэджи? Какой парень! Прошел огонь и воду. Хитрый, как тысяча чертей. Мог бы вполне проскочить в генералы. А чем кончил здесь? Погиб от руки сумасшедшей дикарки!

Так рассуждал Билл, когда бежал из джунглей. И вот он снова в джунглях, среди этих людей, от которых бежал.

— На-ка, подкрепись! Может, аппетит прорежется! — Алекс подошел к американцу, протягивая чашку с ромом.

— Благодарю, кинг! — буркнул Билл. Он опрокинул в рот жгучую жидкость.

Потом медленно повернул перевязанную голову, и Алекс заглянул, наконец, в зеленые глазки «Золотого дьявола».

— Забудь прошлую обиду, Ал! — глухо заговорил Билл. — Теперь не вернешь ничего. Погибли все товарищи, один я остался. Очень дорогой ценой заплатили мы за Гаро. И поделом нам. А ты, кинг, скоро будешь генералом, туземным генералом. Провалиться мне на этом месте, если я вру! Смотри, у тебя уже целая армия. Ты…

— Ладно. Будешь с нами. Потом еще поговорим о всех твоих «подвигах»…

Алекс отвернулся. Жалок был сейчас «Золотой дьявол». Генерала ему пророчит. Ишь ты! Кто еще называл его так? Когда?

С гор потянуло свежестью и сразу вспомнилось. Ну, конечно, это было в детстве.

Пионерский лагерь в Чимгане. Трое суток продолжалась военная игра. Саня командовал «синими». И, как уж повелось, «синие» должны были потерпеть поражение. Днем они схоронились в кустарнике шиповника. Никому и в голову не пришло искать их там, среди колючек, которых избегали даже козы. В вечерних сумерках, исцарапанные и довольные, выбрались они из колючего кустарника… Саня провел свой отряд без дорог и тропинок прямо через гору и бурливую горную речушку.