Третья стража - Михаил Ахманов

С этой мыслью он залез в палатку. Тори уже зажгла масляный светильник и сидела, почти нагая, на кожаной подушке. Повязка перехватывала ее тело под грудью. Глеб осторожно снял тряпичные бинты, осмотрел и ощупал пальцами небольшой шрамик, потом надавил сильнее.

– Не больно? Нет ощущения, что внутри колет?

– Нет.

Тори смотрела на него, и в ее глазах отражался маленький огонек светильника. Или они сияли собственным светом?.. Глебу хотелось сказать, что она прекрасна – драгоценный дар, посланный судьбой или неведомыми существами, забросившими его в этот мир.

Но произнес он совсем другое:

– Повязка больше не нужна. Рана зарубцевалась.

Он отодвинулся на свою половину. В одной палатке они спали, но не вместе, так что сомнения травника выглядели вполне обоснованными. При таком раскладе нечего проверять, хоть сейчас, хоть через девять месяцев.

Но Тори не улеглась как обычно, а продолжала сидеть, поджав стройные ноги и не спуская с Глеба глаз. Ее бедра прикрывала короткая юбочка, плечи и грудь были обнажены – керы, дети природы, наготы не стеснялись. В теплом климате одежда служила скорее для украшения, чем для защиты от дождей и ветров. Другое дело, воинский доспех из прочной кожи с металлическими накладками – к нему полагались шлем, сапоги, наколенники и широкий пояс.

– Что? – спросил Глеб.

– Сядь поближе.

– Опасаюсь, милая. Ты ведь обещала всадить в меня стрелу.

– В шатре не держат арбалет. Сядь рядом.

Глеб придвинулся к девушке. Память подсказала: вот так же сидел он рядом с Мариной, смотрел в чудные ее глаза, вдыхал ее запах, любовался локоном, упавшим на плечо… Где это было, когда?.. В другом мире, в другой жизни…

Он коснулся плеча Тори, погладил завиток волос.

– Я – твой мужчина? Это в самом деле так?

– Мой наполовину, – прошептала она, и Глеб внезапно понял, что на ее глазах блестят слезы.

– Почему?

– Ты говорил, что я похожа на ту, что умерла на Земле…

– Голос Тори был глухим и тихим. – Говорил, что у меня такие же глаза и волосы… Говорил… И я знаю, знаю – ты смотришь на меня, а видишь ее! Ищешь ту, кого уже нет! – Она с силой стиснула руку Глеба. – Но я – не она! Я – Тер Сетори Нио Камна! Совсем другая женщина!

– Не надо ревновать к мертвым, – мягко вымолвил Глеб.

– Ты не понимаешь… – Шепот Тори на миг прервался. – Я почтительно склоняю голову перед нею… Она дарила тебя любовью, заботилась о тебе, она могла стать матерью твоих детей… Она мне как сестра, как дорогой и близкий родич… Я не говорю – забудь ее, Дон, не вспоминай! Я хочу другого – люби меня, а не отражение минувших дней!

Глеб обнял ее, прижался щекой к ее щеке, его губы скользнули по шее девушки, нашли ямку над ключицей. Он чувствовал, как напряглись и мгновенно расслабились ее плечи. Кожа Тори была такая нежная, такая бархатистая, и так сладко пахла! Иллюзия, подумал он, иллюзия… Она могла натянуть арбалет и бросить копье на пятьдесят шагов. Мышцы под нежной кожей были крепкими как сталь.

Его губы проложили дорогу к маленькой крепкой груди, Тори вздрогнула и откинула темноволосую головку. Дыхание девушки стало глубоким, прерывистым.

– Кого ты целуешь?.. – простонала она. – Что за ночь к тебе пришла, Дон?.. Моя? Или ее?..

– Твоя, только твоя, – шепнул Глеб. – Ночь Той, Что Ловит Облака Руками… Ты сомневаешься, счастье мое? Не надо, не надо… Прошлое осталось на Земле. Может быть, мы еще вернемся туда, ты и я, но это будет совсем другая жизнь. Связующий и степная всадница… Ничего похожего на то, что было…

Тори потянулась к светильнику, и огонек погас.

…Она уснула, положив ладошку на грудь Глеба, туда, где резкими толчками билось сердце. Он лежал рядом с девушкой, ее теплое дыхание щекотало шею, словно под темным сводом шатра вновь и вновь проносился невидимый ветер любви. Он вспоминал Ольгу и других своих женщин – не так их много было до Марины, но все же случалось, случалось… на войне как на войне… Вспоминал жену, ее руки, губы, тело, ее прикосновения и шепот, то интимное, тайное, что хранится в душе, о чем не говорят, но помнят до гробовой доски. Он был потрясен. Нет, Тер Сетори Нио Камна не походила на женщин Земли! Совсем не походила!

Может быть, размышлял Глеб, в далеком прошлом нашлись бы подобные ей, с таким накалом чувств и силой страсти, что ее любовь напоминала ураган. В прошлом, когда женщины не занимались политикой, не рисовали картин, не свершали открытий, не странствовали в опасные края, а слова «бизнес-леди» и в помине не было. Что оставалось тем, кто жаждал высокого, необычного?.. Любовь, только любовь… И они любили жадно, неистово, самозабвенно, чувствуя, что эрос – их защита и прибежище в мире мужчин…

Но и с эросом не так-то просто, думал Глеб. Всякий сумеет перемножить два и два, изобразить простую картинку, а вот гениальный математик или художник – великое чудо и редкость. Люди признают талант в науках и искусствах, понимают, что не каждому дано творить, изобретать, придумывать новое. А в любви? Любовь ведь тоже особый дар! Мимолетное наслаждение, доступное каждому – всего лишь дважды два, розовый фантик, которым природа украсила инстинкт продолжения рода. Любовь ли это?.. Конечно, но она не требует таланта. Такая любовь – жалкая мазня, и ей не сравниться с чудесным неповторимым полотном, с буйством фантазии и красок!

Внезапная мысль пронзила его: я – Связующий, Связующий!.. я точно мост между вселенской ноосферой и одаренным человеком… Он повернулся к девушке, вслушался в ее дыхание. Не это ли сейчас свершилось?.. Его странная способность позволила Тори раскрыть свой дар… Значит, где-то во Вселенной, в таинственном банке, питающем гениев, есть не только новые идеи, картины, музыка, стихи, там хранится нечто большее! Там – великие чувства, одушевляющие людей, то, что пробуждает в них стремление к истине, героизм, веру, доброту, любовь! Или все это уже заложено в человеке, и надо лишь напомнить о его предназначении?.. Послать краткий импульс, чтобы он пробудился от тяжелого сна и сказал: закончилась эпоха третьей стражи, и отныне я буду нести в мир любовь и свет…

«Хоть бы немного пожить в том далеком будущем! – подумал Глеб. – Хоть бы представить, что свершится на Земле и с кем мы встретимся среди звезд! Представить и рассказать об этом Тори…»

Его глаза закрылись. В эту ночь ему снились счастливые сны.

В первые дни странствий, пока Глеб не освоился с языком, ему казалось, что керы бредут по степи случайными дорогами, лишь примерно ориентируясь по солнцу: утром оно светит в затылок, вечером – в лицо. Но как, в таком случае, они распознавали место своего рождения?.. Не было ли это чистой мифологией – тем более, что к нему возвращались через десятки лет, и никто не мог этого сделать дважды?

Здесь тоже таилась какая-то загадка. Племя путешествовало неторопливо, в день проходили километров двадцать, но все же, с учетом теплого климата и ровной местности, лет за шесть-семь, максимум – за десять, керы должны были обогнуть планету по экватору. Однако дитя появлялось на свет, затем, уже в сознательном возрасте, ребенок получал имя, и к этому месту керы возвращались только через половину века. Многовато для кругосветного странствия!

Едва овладев языком, Глеб принялся задавать вопросы походным вождям. Было их двое – Тот, Кто Держит Ладонь на Кольце, и Тот, Кто Смотрит на Звезды, оба видевшие место своего рождения, то есть в преклонных годах. Они считались хранителями дороги и Завета, а также судьями, если среди людей возникали споры. Обычно Смотрящий на Звезды ехал в первых рядах вместе с военными вождями, а Тот, Кто Держит Ладонь на Кольце, – в большом фургоне, в середине походного строя. Туда Глеб и отправился.

Фургон покрывали выделанные кожи быков и антилоп и был он так велик, что в нем помещалась кое-какая мебель: четыре длинных сундука, пара раскладных сидений и деревянный топчан с тюфяком, набитым сеном. Заднюю часть отгораживало полотнище из тяжелой ткани с яркими узорами, и рядом стояла высокая кованая подставка для светильников – древесный ствол из бронзы с пятью распростертыми ветвями. При виде такой роскоши Глеб обомлел – в палатках керов, кроме ложа из шкур, не имелось ровным счетом ничего. Вопросов сразу стало больше и, поприветствовав вождя, он бросил взгляд на пеструю завесу.

– Красивый рисунок и работа искусная… Кто это сделал? Умельцы керов?

Но Тот, Кто Держит Ладонь на Кольце, покачал седой головой.

– Нет, Ткачи.

– А бронзовую подставку?

– Кузнецы. В лесах и горах, в степи и на побережье живут разные племена, и когда мы проходим мимо, можно обменять коней, кожи и шкуры на их изделия. Каждое племя что-то умеет… А мы, сын мой, разводим быков и лошадей. – Старик помолчал, разглядывая Глеба – глаза у него, несмотря на возраст, были ярко-голубыми. Затем сухие губы старейшины тронула усмешка. – Я знаю, иннази очень любопытны, я встречался со многими из вашего народа… Ты говоришь как иннази, ты одет как иннази, но ты – особый человек, Тер Шадон Хаката.