Где небом кончилась земля : Биография. Стихи. Воспоминания - Николай Гумилев

Воин Агамемнона

Смутную душу мою тяготитСтранный и страшный вопрос:Можно ли жить, если умер Атрид,Умер на ложе из роз?

Все, что нам снилось всегда и везде,Наше желанье и страх,Все отражалось, как в чистой воде,В этих спокойных очах.

В мышцах жила несказанная мощь,Сказка – в изгибе колен,Был он прекрасен, как облако, – вождьЗолотоносных Микен.

Что я? Обломок старинных обид,Дротик, упавший в траву.Умер водитель народов, Атрид, —Я же, ничтожный, живу.

Манит прозрачность глубоких озер,Смотрит с укором заря,Тягостен, тягостен этот позор, —Жить, потерявши царя!

Варвары

Когда зарыдала страна под немилостью БожьейИ варвары в город вошли молчаливой толпою,На площади людной царица поставила ложе,Суровых врагов ожидала царица нагою.

Трубили герольды. По ветру стремились знамёна,Как листья осенние, прелые, бурые листья.Роскошные груды восточных шелков и виссонаС краев украшали литые из золота кисти.

Царица была – как пантера суровых безлюдий,С глазами – провалами темного, дикого счастья.Под сеткой жемчужной вздымались дрожащие груди,На смуглых руках и ногах трепетали запястья.

И зов ее мчался, как звоны серебряной лютни:«Спешите, герои, несущие луки и пращи!Нигде, никогда не найти вам жены бесприютней,Чьи жалкие стоны вам будут желанней и слаще.

Спешите, герои, окованы медью и сталью,Пусть в бедное тело вопьются свирепые гвозди,И бешенством ваши нальются сердца и печальюИ будут красней виноградных пурпуровых гроздий.

Давно я ждала вас, могучие, грубые люди,Мечтала, любуясь на зарево ваших становищ.Идите ж, терзайте для муки расцветшие груди,Герольд протрубит – не щадите заветных сокровищ».

Серебряный рог, изукрашенный костью слоновьей,На бронзовом блюде рабы протянули герольду,Но варвары севера хмурили гордые брови,Они вспоминали скитанья по снегу и по льду.

Они вспоминали холодное небо и дюны,В зеленых трущобах веселые щебеты птичьи,И царственно-синие женские взоры… и струны,Которыми скальды гремели о женском величьи.

Кипела, сверкала народом широкая площадь,И южное небо раскрыло свой огненный веер,Но хмурый начальник сдержал опенённую лошадь,С надменной усмешкой войска повернул он на север.

* * *

В мой мозг, в мой гордый мозг собрались думы,Как воры ночью в тихий мрак предместий,Как коршуны, зловещи и угрюмы,Они, столпившись, требовали мести.

Я был один. Мечты мои бежали,Мои глаза раскрылись от волненья,И я читал на призрачной скрижалиМои слова, дела и преступленья.

За то, что я холодными глазамиСмотрел на игры смелых и победных,За то, что я кровавыми устамиКасался уст, трепещущих и бледных,

За то, что эти руки, эти пальцыНе знали плуга, были слишком стройны,За то, что песни, вечные скитальцы,Обманывали, были беспокойны, —

За все теперь настало время мести,Мой лживый, нежный храм слепцы разрушат,И думы, воры в тишине предместий,Как нищего во мгле, меня задушат.

Театр

Все мы, святые и воры,Из алтаря и острога,Все мы – смешные актерыВ театре Господа Бога.

Бог восседает на троне,Смотрит, смеясь, на подмостки,Звезды на пышном хитоне —Позолоченные блестки.

Так хорошо и привольноВ ложе предвечного света.Дева Мария довольна,Смотрит, склоняясь, в либретто:

«Гамлет? Он должен быть бледным.Каин? Тот должен быть грубым…»Зрители внемлют победнымСолнечным, ангельским трубам.

Бог, наклонясь, наблюдает.К пьесе он полон участья.Жаль, если Каин рыдает,Гамлет изведает счастье!

Так не должно быть по плану!Чтобы блюсти упущенья,Боли, глухому титану,Вверил он ход представленья.

Боль вознеслася горою,Хитрой раскинулась сетью,Всех, утомленных игрою,Хлещет кровавою плетью.

Множатся пытки и казни…И возрастает тревога:Что, коль не кончится праздникВ театре Господа Бога?!

Потомки Каина

Он не солгал нам, дух печально-строгий,Принявший имя утренней звезды,Когда сказал: «Не бойтесь вышней мзды,Вкусите плод и будете, как боги».

Для юношей открылись все дороги,Для старцев – все запретные труды,Для девушек – янтарные плодыИ белые, как снег, единороги.

Но почему мы клонимся без сил,Нам кажется, что Кто-то нас забыл,Нам ясен ужас древнего соблазна,

Когда случайно чья-нибудь рукаДве жердочки, две травки, два древкаСоединит на миг крестообразно?

Дон Жуан

Моя мечта надменна и проста:Схватить весло, поставить ногу в стремяИ обмануть медлительное время,Всегда лобзая новые уста;

А в старости принять завет Христа,Потупить взор, посыпать пеплом темяИ взять на грудь спасающее бремяТяжелого железного креста!

И лишь когда средь оргии победнойЯ вдруг опомнюсь, как лунатик бледный,Испуганный в тиши своих путей,

Я вспоминаю, что, ненужный атом,Я не имел от женщины детейИ никогда не звал мужчину братом.

Попугай

Сонет

Я – попугай с Антильских островов,Но я живу в квадратной келье мага,Вокруг реторты, глобусы, бумага,И кашель старика, и бой часов.

Пусть в час заклятий, в вихре голосовИ в блеске глаз мерцающих, как шпага,Ерошат крылья ужас и отвагаИ я сражаюсь с призраками сов…

Пусть! Но едва под этот свод унылыйВойдет гадать о картах иль о милойРаспутник в раззолоченном плаще, —

Мне грезится корабль в тиши залива,Я вспоминаю солнце… и вотщеСтремлюсь забыть, что тайна некрасива.

Сон Адама

От плясок и песен усталый АдамЗаснул, неразумный, у Древа Познанья,Над ним ослепительных звезд трепетанья,Лиловые тени скользят по лугам,И дух его сонный летит над лугами,Внезапно настигнут зловещими снами.

Он видит пылающий ангельский меч,Что жалит нещадно его и подругуИ гонит из рая в суровую вьюгу,Где нечем прикрыть им ни бедер, ни плеч…Как звери, должны они строить жилище,Пращой и дубиной искать себе пищи.

Обитель труда и болезней… но здесьВпервые постиг он с подругой единство,Подруге – блаженство и боль материнства,И заступ ему, чтобы вскапывать весь,Служеньем Иному прекрасны и грубы,Нахмурены брови и стиснуты губы.

Вот новые люди… очерчен их рот,Их взоры не блещут, и смех их случаен,За вепрями сильный охотится Каин,И Авель сбирает маслины и мед,Но воле не служат они патриаршей,Пал младший, и в ужасе кроется старший.

И многое видит смущенный Адам:Он тонет душою в распутстве и неге,Он ищет спасенья в надежном ковчегеИ строится снова, суров и упрям,Медлительный пахарь, и воин, и всадник…Но Бог охраняет его виноградник.

На бурный поток наложил он узду,Бессонною мыслью постиг равновесье,Как ястреб, врезается он в поднебесье,У косной земли отнимает руду,Покорны и тихи, хранят ему книгиНапевы поэтов и тайны религий.

И в ночь волхований на пышные мхиК нему для объятий нисходят сильфиды,К услугам его отомщать за обидыИ звездные духи, и духи стихий,И к солнечным скалам из грозной пучиныВлекут его челн голубые дельфины.

Он любит забавы опасной игры —Искать в океанах безвестные страны,Ступать безрассудно на волчьи поляныИ видеть равнину с высокой горы,Где с узких тропинок срываются козыИ душные, красные клонятся розы.

Он любит и скрежет стального резца,Дробящего глыбистый мрамор для статуй,И девственный холод зари розоватой,И нежный овал молодого лица, —Когда на холсте под ударами кистиЛожатся они и светлей и лучистей.

Устанет и к небу возводит свой взор,Слепой и кощунственный взор человека,Там, Богом раскинут от века до века,Мерцает над ним многозвездный шатер,Святыми ночами, спокойный и строгий,Он клонит колена и грезит о Боге.

Он новые мысли, как светлых гостей,Всегда ожидает из розовой дали,А с ними, как новые звезды, – печалиЕще неизведанных дум и страстей,Провалы в мечтаньях и ужас в искусстве,Чтоб сердце болело от тяжких предчувствий.

И кроткая Ева, игрушка богов,Когда-то ребенок, когда-то зарница,Теперь для него молодая тигрица,В зловещем мерцанье ее жемчугов,Предвестница бури, и крови, и страсти,И радостей злобных, и хмурых несчастий.

Так золото манит и радует взгляд,Но в золоте темные силы таятся,Они управляют рукой святотатцаИ в братские кубки вливают свой яд,Не в силах насытить, смеются и мучатИ стонам и крикам неистовым учат.

Он борется с нею. Коварный, как змей,Ее он опутал сетями соблазна,Вот Ева блудница, лепечет бессвязно,Вот Ева святая с печалью очей,То лунная дева, то дева земная,Но вечно и всюду чужая, чужая.

И он, наконец, беспредельно устал,Устал и смеяться и плакать без цели,Как лебеди, стаи веков пролетели,Играли и пели, он их не слыхал,Спокойный и строгий на мраморных скалах,Он молится Смерти, богине усталых:

«Узнай, Благодатная, волю мою,На степи земные, на море земное,На скорбное сердце мое заревоеПролей смертоносную влагу свою,Довольно бороться с безумьем и страхом,Рожденный из праха, да буду я прахом!»

И, медленно рея багровым хвостом,Помчалась к земле голубая комета,И страшно Адаму, и больно от света,И рвет ему мозг нескончаемый гром,Вот огненный смерч перед ним закрутился,Он дрогнул и крикнул… и вдруг пробудился.

Направо сверкает и пенится Тигр,Налево – зеленые воды Ефрата,Долина серебряным блеском объята,Тенистые отмели манят для игр,И Ева кричит из весеннего сада —«Ты спал и проснулся… я рада, я рада».

Завещанье