Где небом кончилась земля : Биография. Стихи. Воспоминания - Николай Гумилев

Мадагаскар

Сердце билось, смертно тоскуя.Целый день я бродил в тоске,И мне снилось ночью: плыву яПо какой-то большой реке.

С каждым мигом всё шире, ширеИ светлей, и светлей река,Я в совсем неведомом мире,И ладья моя так легка.

Красный идол на белом камнеМне поведал разгадку чар,Красный идол на белом камнеГромко крикнул: «Мадагаскар!»

В раззолоченных паланкинах,В дивно вырезанных ладьях,На широких воловьих спинахИ на звонко ржущих конях,

Там, где пели и трепеталиЛегких тысячи лебедей,Друг за другом вслед выступалиСмуглолицых толпы людей.

И о том, как руки принцессыДомогался старый жених,Сочиняли смешные пьесыИ сейчас же играли их.

А в роскошной форме гусарскойБлагосклонно на них взиралКоролевы мадагаскарскойСамый преданный генерал.

Между них быки Томатавы,Схожи с грудою темных камней,Пожирали жирные травыБлаговоньем полных полей.

И вздыхал я, зачем плыву я,Не останусь я здесь зачем:Неужель и здесь не спою яСамых лучших моих поэм?

Только голос мой был неслышен,И никто мне не мог помочь,А на крыльях летучей мышиОпускалась теплая ночь.

Небеса и лес потемнели,Смолкли лебеди в забытье……Я лежал на моей постелиИ грустил о моей ладье.

Замбези

Точно медь в самородном железе,Иглы пламени врезаны в ночь,Напухают валы на ЗамбезиИ уносятся с гиканьем прочь.

Сквозь неистовство молнии белойЧто-то видно над влажной скалой,Там могучее черное телоНалегло на топор боевой.

Раздается гортанное пенье.Шар земной облетающих музНепреложны повсюду веленья!..Он поет, этот воин-зулус:

«Я дремал в заповедном краалеИ услышал рычание льва.Сердце сжалось от сладкой печали,Закружилась моя голова.

Меч метнулся мне в руку, сверкая,Распахнулась таинственно дверь,И лежал предо мной издыхаяЗолотой и рыкающий зверь.

И запели мне духи тумана:«Твой навек да прославится гнев!Ты достойный потомок Дингана,Разрушитель, убийца и лев!»

С той поры я всегда наготове,По ночам мне не хочется спать,Много, много мне надобно крови,Чтобы жажду мою утолять.

За большими как тучи горами,По болотам близ устья рекиЯ арабам, торговцам рабами,Выпускал ассагаем кишки.

И спускался я к бурам в равниныПринести на просторы лесовВосемь ран, украшений мужчины,И одиннадцать вражьих голов.

Тридцать лет я по лесу блуждаю,Не боюсь ни людей, ни огня,Ни богов… но что знаю, то знаю:Есть один, кто сильнее меня.

Это слон в неизведанных чащах,Он, как я, одинок и великИ вонзает во всех проходящихПожелтевший изломанный клык.

Я мечтаю о нем беспрестанно,Я всегда его вижу во сне,Потому что мне духи туманаРассказали об этом слоне.

С ним борьба для меня бесполезна.Сердце знает, что буду убит,Распахнется небесная безднаИ Динган, мой отец, закричит:

«Да, ты не был трусливой собакой,Львом ты был между яростных львов,Так садись между мною и ЧакойНа скамье из людских черепов!»

Дамара. Готтентотская космогония

Человеку грешно гордиться,Человека ничтожна сила,Над землею когда-то птицаЧеловека сильней царила.

По утрам выходила раноК берегам крутым океанаИ глотала целые скалы,Острова целиком глотала.

А священными вечерами,Над багряными облакамиПоднимая голову, пела,Пела Богу про Божье дело.

А ногами чертила знаки,Те, что знают в подземном мраке,Всё, что будет, и всё, что было,На песке ногами чертила.

И была она так прекрасна,Так чертила, пела согласно,Что решила с Богом сравнитьсяНеразумная эта птица.

Бог, который весь мир расчислил,Угадал ее злые мыслиИ обрек ее на несчастье,Разорвал ее на две части.

И из верхней части, что пела,Пела Богу про Божье дело,Родились на свет готтентотыИ поют, поют без заботы.

А из нижней, чертившей знаки,Те, что знают в подземном мраке,Появились на свет бушмены,Украшают знаками стены.

А те перья, что улетелиДалеко в океан, доселеК нам плывут, как белые люди,И когда их довольно будет,

Вновь срастутся былые частиИ опять изведают счастье,В белых перьях большая птицаНа своей земле воцарится.

Экваториальный лес

Я поставил палатку на каменном склонеАбиссинских, сбегающих к западу горИ недели смотрел, как пылают закатыНад зеленою крышей далеких лесов.

Прилетали оттуда какие-то птицыС изумрудными перьями в длинных хвостах,По ночам выбегали веселые зебры,Мне был слышен их храп и удар копыт.

И однажды Закат был особенно красен,И особенный запах летел от лесовИ к палатке моей подошел европеец,Исхудалый, небритый, и есть попросил.

Вплоть до ночи он ел, неумело и жадно,Клал сардинки на мяса сухого ломоть,Как пилюли проглатывал кубики маггиИ в абсент добавлять отказался воды.

Я спросил, почему он так мертвенно бледен,Почему его руки сухие дрожат,Как листы? – «Лихорадки великого леса», —Он ответил и с ужасом глянул назад.

Я спросил про большую открытую рану,Что сквозь тряпки чернела на впалой груди,Что с ним было? – «Горилла великого леса»,Он сказал и не смел оглянуться назад.

Был с ним карлик, мне по пояс, голый и черный.Мне казалось, что он не умел говорить,Точно пес, он сидел за своим господином.Положив на колени бульдожье лицо.

Но когда мой слуга подтолкнул его в шутку,Он оскалил ужасные зубы своиИ потом целый час волновался и фыркалИ раскрашенным дротиком бил по земле.

Я постель предоставил усталому гостю,Лег на шкурах пантер, но не мог задремать,Жадно слушая длинную, дикую повесть,Лихорадочный бред пришлеца из лесов.

Он вздыхал: «Как темно! Этот лес бесконечен,Не увидеть нам солнца уже никогда!Пьер, дневник у тебя, на груди под рубашкой?Лучше жизнь потерять нам, чем этот дневник.

Почему нас оставили черные люди?Горе! Компасы наши они унесли!Что нам делать? Не видно ни зверя, ни птицы.Только шорох и посвист вверху и внизу.

Пьер, ты видишь костры? Там, наверное, люди!Неужели же мы наконец спасены?Это карлики… сколько их, сколько собралось…Пьер, стреляй! На костре человечья нога!

В рукопашную! Помни, отравлены стрелы!Бей того, кто на пне, он кричит, он их вождь!Горе мне, на куски разлетелась винтовка…Ничего не могу… повалили меня.

Нет, я жив, только связан! Злодеи, злодеи,Отпустите меня, я не в силах смотреть!Жарят Пьера, а мы с ним играли в Марселе,У веселого моря играли детьми.

Что ты хочешь, собака? Ты встал на колени?Я плюю на тебя, омерзительный зверь!Но ты лижешь мне руки, ты рвешь мои путы?Да, я понял, ты Богом считаешь меня.

Ну бежим! Не бери человечьего мяса,Всемогущие боги его не едят.Лес! О лес бесконечный! Я голоден, Акка,Излови, если можешь, большую змею». —

Он стонал, он хрипел, он хватался за сердце,А наутро, почудилось мне, задремал,Но когда я его разбудить попытался,Я увидел, что мухи ползли по глазам.

Я его закопал у подножия пальмы,Крест поставил над грудой огромных камней.И простые слова написал на дощечке:«Христианин зарыт здесь, молитесь о нем».

Карлик, чистя свой дротик, смотрел равнодушно.Но когда я закончил печальный обряд,Он вскочил и, не крикнув, помчался по склону,Как олень, убегая в родные леса.

Через год я прочел во французских газетах,Я прочел и печально поник головой:Из большой экспедиции к Верхнему КонгоДо сих пор ни один не вернулся назад.

Дагомея