Harbin - Voronkov

Так и шли гуськом сквозь ночь: впереди Болохова два казака да позади столько же. Будто бы на казнь повели. В душе тоска. Был бы хоть Федор рядом – оно веселее было бы. Все-таки, какой-никакой, а соотечественник. А тут все чужие. И не важно, за кого они там воевали, главное, кто они есть теперь. А теперь они самые что ни на есть враги ему.

Он оглянулся в надежде отыскать глазами проводника, но в темноте так никого и не увидел. И чувство безнадежности охватило его…

2

Пустынно на улицах Сахаляна. Рождественский сорокаградусный мороз загнал людей в дома. И только детвора, не обращая внимания на холод, верещала на все голоса, облепив речной берег, где для них была сооружена снежная горка. Это первое, что поразило Болохова, когда утром следующего дня два казака, не дав ему даже очухаться после тяжелого сна в пограничной сторожке, повели его через весь город в полицейское управление.

Здесь он был впервые, и его интересовало все. Шел и с любопытством оглядывался по сторонам.

Ощущение, что он находится в чужой стране, пришло к нему не сразу. Только когда они вышли из пограничной сторожки и оказались на узкой горбатой улочке с прилепившимися друг к другу небольшими магазинчиками, разного рода забегаловками и скроенными из фанеры и горбыля фанзами, он понял, что это все-таки Азия. Благовещенск был другим – тот был европейским городом, а этот нет, хотя всего-то в шаге друг от друга.

Нищета и убогость. И так повсюду в этой слабо заселенной маньчжурской глубинке, где вокруг на сотни верст одни лишь временные стоянки орочонов и гольдов, одинокие фанзы охотников и золотоискателей, спрятавшиеся в распадках среди покрытых монгольскими дубками сопок. В этой человеческой пустыне порой попадались и небольшие городки с поселками, где жили в основном китайские переселенцы из Шаньдунской и Хэбэйской провинций, которых согнал сюда голод и беспрерывные войны. Уездные городки – это обыкновенно серая кучка одноэтажных домишек, спрятавшихся за глиняными стенами и утопавших летом в тучах пыли или непролазной грязи. Сахалян же, бывший уездным центром, выглядел несколько иным. Опоясанный древней каменной стеной, он казался жителям окрестных сел настоящим городом, хотя по тем же китайским меркам это была обыкновенная деревня – всего-то около полсотни тысяч душ. В основном то были маньчжуры. Их легко было отличить даже издали по их длиннополым, без воротника, темно-синим однобортным халатам с крупными пуговицами на всю длину, широким штанам, подвязанным под щиколотку, и легкой, наподобие тапочек, обуви.

Были и японцы, а также русские, что прибыли сюда в начале двадцатых из России вместе с отступившими остатками белой армии.

…Строгие кварталы городских улиц из одноэтажных деревянных домиков, среди которых изредка попадались кирпичные двух– и трехэтажные строения. Внутри жилых кварталов – настоящее скопище десятков наспех построенных бедных домишек и фанз вперемешку с бакалейными и промтоварными магазинчиками, мастерскими обувщиков, портных и жестянщиков.

В четвертом квартале центра города – настоящий рассадник заразных болезней – китайские дома терпимости с сотнями проституток. Плохо одетые с печальными лицами, они стояли в проемах открытых дверей и просительно смотрели на проходивших мимо мужчин. Кроме китайских, в городе есть еще корейские и японские подобные заведения, посещение которых стоит значительно дороже первых.

В полутора десятках километров от Сахаляна, вниз по Амуру, – небольшой городок Айгунь, вошедший в историю российско-китайских отношений как место, где в мае 1858 года был подписан знаменитый Айгуньский договор, положивший конец периоду размежевания сфер влияния двух соседних держав на огромных слабозаселенных территориях Забайкалья и Дальнего Востока.

Перебраться из Благовещенска в Сахалян и наоборот всегда было делом обычным. Потому здесь испокон веков почти в открытую промышляла орава контрабандистов, как русских, так и китайцев. Они хорошо знали «свои» участки Амура и наиболее безопасные места переправы через него. Как правило, охрана границы была организована слабо, и поэтому дело свое ходоки за кордон поставили на широкую ногу. В конце двадцатых ситуация не изменилась. Вот и метались вдоль Амура малочисленные отряды советских пограничников, громя переправочные пункты контрабандистов, которые, в свою очередь, пытались огрызаться и даже, случалось, вступали с ними в открытую схватку.

Многие контрабандисты, чтобы избежать тюрьмы, начинали сотрудничать со спецслужбами. При этом иным из них было все равно кому служить – лишь бы платили и давали свободно переходить через Амур. Главным образом их использовали как связников, но в последнее время с активизацией разведок их заставляли выполнять и иные задания, вплоть до убийств и диверсий.

«На кого же работает мой Федор?» – шествуя под конвоем по ухабистой сахалянской улочке, думал Болохов. То, что он знаком с казаками из береговой охраны, еще ничего не значит. Может быть, это просто его старые знакомые. Тем не менее Александр сам слышал, как усатый длинномордый есаул, которому передала его пограничная охрана, докладывая кому-то по телефону о перебежчике, упомянул имя Федора. Вот и гадай теперь, чей он человек, коль одна сторона его свободно выпустила за кордон, а другая дала ему возможность также беспрепятственно вернуться назад. Хитрый Митрий – ничего не скажешь! Но в данном случае это и хорошо, что его здесь знают и, скорее всего, даже доверяют ему. Иначе бы, наверное, с Болоховым сейчас по-иному разговаривали. А так и чаем с сахаром напоили, и уложили спать до утра. А утром чуть свет его подняли, и прибывший китайский пограничник, невысокий худенький юноша в офицерских погонах, через переводчика допросив его, составил протокол нарушения границы, который, скорее всего, в ближайшее время окажется на столе здешних спецслужб. И неважно, кто это будут – китайцы, русские или японцы, – все равно без процедуры допросов ему не обойтись. Главное, чтобы допросы эти не были с пристрастием.

Со стороны посмотришь: вроде тихий городок, но Болохов-то знал, что эта тишина обманчива. Именно Сахалян, и об этом говорил ему руководитель контрразведывательного подразделения управления ОГПУ в Благовещенске Дулидов, является центром японского шпионажа против СССР в верхнем и среднем течении Амура. Знал он и то, что главная антисоветская агентурная сеть группируется вокруг местной гостиницы «Сибирь», которую содержит некий японец Кумазава. Японцы продолжают наращивать свои усилия по созданию оперативных позиций и возможностей для активизации подрывной работы на советской территории. Не так давно ими была предпринята попытка воспользоваться услугами одной из своих отечественных фирм, которая предложила властям Приамурья кредиты в несколько миллионов иен для восстановления речного транспорта и связанных с ним прибрежных сооружений, выразив при этом готовность принять непосредственное участие в таких работах. Вроде бы дело благое, но когда руководители фирмы стали настойчиво добиваться от советских властей, чтобы якобы для успешной реализации проекта им позволили открыть свои конторы помимо Благовещенска и в других крупных городах Дальнего Востока, стало понятно, что за всем этим стоит японская разведка. Это ей нужно было получить неограниченные возможности для легального передвижения ее сотрудников по всей дальневосточной территории.

Спросить бы сейчас у этих казачков с шашками, которым было велено отвести его в полицейское управление, где располагается гостиница «Сибирь», но разумно ли? Возьмут да ляпнут, что задержанный больно сильно любопытствует, проявляя нездоровый интерес к здешней географии. А если это дойдет до спецслужб? И тогда его уж точно начнут пытать. Если не китайцы, то японцы, которые чувствуют себя здесь как дома. А все потому, что местные власти даже не пытаются помешать им в их противоправной деятельности на чужой территории.

«Дураки!» – удивлялся Болохов. Они точно дождутся, что эти япошки сожрут их с потрохами, учитывая непомерные политические аппетиты подданных микадо. Пока не поздно, нужно гнать этих самураев взашей. А то ведь так и страну свою можно потерять. Или мало на их долю выпало страданий?.. Москва не раз предупреждала китайцев об опасности, но они как будто не слышали ничего, пытаясь, как и прежде, подыгрывать японцам. Тут и за примерами далеко ходить не надо – ведь кто, как не китайские спецслужбы, из шкуры лезли, помогая японцам в их подрывной деятельности против СССР. Они и разведданными с ними обменивались, и агентов им помогали подбирать, и даже провокации на границе по их указке устраивали. А в целом позволяли японцам осуществлять их далеко идущие планы.

Перед самым отъездом на Дальний Восток Болохов познакомился с так называемыми «Материалами по изучению подрывной деятельности против России», подготовленными в 1927 году майором Канда Масатоне из разведотдела Генштаба японской армии. Так вот это не что иное, как практические рекомендации по организации разведывательных и диверсионных акций на территории СССР как в мирное, так и в военное время. Эти документы сразу были разосланы во многие японские зарубежные представительства; один из этих экземпляров получила и Харбинская военная миссия, курировавшая сахалянскую резидентуру.