Harbin - Voronkov

…Все так же предательски хрустит под ногами снег, все так же со стеклянным звоном разлетаются в стороны потревоженные льдинки. Идут молча, пугаясь даже собственного шепота.

Неожиданно где-то за спиной послышалось негромкое лошадиное ржание и следом цокот копыт. «Что это? – с тревогой подумал Болохов. – Кавалерийский разъезд? Или разводящий дозорную смену повел? Нет, скорее всего, все-таки разъезд. Дозорные обычно ходят пехом. А если все-таки дозор, да еще и с собакой? Тогда та непременно их учует…»

Болохов пытался догнать шедшего впереди проводника, чтобы предупредить его об опасности, но тот вдруг остановился и начал чутко вслушиваться в тишину.

Снова в темноте со стороны советского берега доносилось лошадиное ржание, но уже где-то сбоку. «Кажется, пронесло», – с облегчением подумал Болохов. Хотя чего он своих-то боится? А ведь боится. Потому как именно они и могут испортить ему всю обедню. Да, Дулидов обещал подстраховать его, но вот вопрос, как он собирается это сделать? Не пойдет же он на городскую заставу просить пограничников, чтобы те не слишком-то нынче усердствовали в связи с проведением на их участке секретной операции. Ибо кто даст гарантию, что эта информация не попадет в руки врага? А коль так, любой дозорный может подстрелить их в темноте.

Вот и думай сейчас, что делать. Хотя за него должен был думать проводник, который взялся живым и невредимым доставить его на тот берег. И пока что, слава Богу, у него это получилось. Вот только как ему удается так ловко обходить пограничные посты, если учесть, что дозорные здесь на каждом шагу? На них можно было напороться уже на берегу, да и на льду, их, поди, немало прячется среди торосов. Чтобы их обойти, без всякого сомнения, нужен свой надежный коридор. А его могут организовать только чекисты, которые работают в боевом и оперативном взаимодействии с местной службой погранохраны. Что ж, выходит, Федор наш человек? Или он ведет двойную игру?.. Вот тебе и молчаливый лешак. Сермягой прикидывается, а на самом деле…

«Интересно, давно он этим делом промышляет?» – неожиданно подумал Александр, стараясь поспеть за проводником, который, решив, что им ничто не угрожает, снова двинулся в путь. У него широкий шаг, поэтому приходится его постоянно догонять. – Скорее всего, начал-то еще при царском режиме. Тогда ведь многие шли в Китай за контрабандным товаром. Когда же к власти пришли красные, пришлось приспосабливаться уже к ним. Вначале это была военно-береговая охрана, которую в двадцать пятом сменили пограничники, ставшие для таких, как Федор, главной головной болью. Особенно после того, как государство основательно взялось за контрабандистов, которые, как писали газеты, наносят огромный ущерб советской экономике.

…Чем ближе был берег, тем сильнее у Болохова колотилось сердце. Проклятье! Снова он чуть было не грохнулся на лед, споткнувшись о какое-то препятствие. Вот бы наделал шуму!.. Впрочем, бояться уже особо нечего. Свои остались далеко позади – здесь уже чужие владения. Ну а к китайским властям ему, так или иначе, придется обращаться, иначе уготована жизнь нелегала. А он знает, что это такое… Нет, уж лучше жить открыто – так надежнее.

Идти пришлось долго, несмотря на то, что в этом месте Амур не широкий – версты не наберется. Мешали препятствия, которые постоянно попадались на их пути. Днем оно было бы проще, тогда любая колдобина, любой бугорок видны, а в темноте даже небольшая трещина на льду тебе помеха. Один неосторожный шаг – и все, собирай, как говорится, кости. Это хорошо, если ты везучий, а если вдруг ногу или руку сломаешь, что тогда?..

Однако им повезло – дошли без приключений. Ну, наконец-то! – облегченно вздохнул Болохов.

Вскарабкавшись на невысокий отвесный берег, они укрылись в густом тальнике.

– Ну все, господин хороший, мы на месте, – глухо проговорил проводник. – Со мной ты уже рассчитался, так что можешь идти на все четыре стороны.

Болохов растерялся.

– А вы?.. Вы сейчас куда?

Тот хмыкнул.

– Ну, куда-куда – домой, конечно…

Это было сказано так обыденно, так по-домашнему просто, что у Болохова защемило в груди и ему стало тоскливо и одиноко. «Хорошо этому Федору, – подумал, – домой пойдет, а каково мне? Бедная матушка, она даже не подозревает, какие душевные и физические муки приходится испытывать ее сыну, которого революция все никак не хочет отпускать от себя». Сидеть бы ему сейчас в тепле да рисовать свои картины, а он все рыщет где-то по белу свету и ищет на свою задницу приключений. Да когда же это кончится! Нет, все, вот вернется в Москву – тут же подаст рапорт об увольнении. Хватит, навоевался, пора и на покой.

– Может, доведете до первых домов? А то я никак не сориентируюсь, – умоляюще попросил он Федора.

– Нет, не могу, – ответил тот. – Дальше сам. А то еще ненароком и меня вместе с тобой загребут. Это тебе все равно…

Неожиданно где-то неподалеку заржала лошадь.

– Ну вот, казачий разъезд пожаловал, – прошептал проводник. – Хочешь – иди к ним. Они тебя и отведут куда надо.

– А если подстрелят? – с тревогой в голосе спросил Александр.

– Аль боишься? – усмехнулся спутник. – Ладно уж, пошли… Чай, свои это – не китайцы. – Он вышел из укрытия. – Эй, станичники! – крикнул он в темноту. – Где вы там?

В ответ где-то совсем рядом раздалось жесткое и яристое клацанье ружейных затворов.

– Кто?.. Кто здесь? А ну, выходи!..

– Да это я, Федор!.. Аль по голосу не узнали? – прохрипел проводник.

– Ты что ли, черт косматый? – удивился один из наездников. – Ну давай, чаль сюды – что бунчишь издали?

Их было четверо; все при оружии, в чугах и папахах. Лошади под ними, чувствуя мороз, фыркали и плясали, проявляя нетерпение.

– А впрямь Федор! – обрадовался один из казаков. – Никак с той стороны идешь?

– С той, Степан Кузьмич, – подтвердил проводник.

– А кто это там с тобой? – спросил тот же голос. – Беглый, что ли?

– Он самый…

– Кто таков? – строго задал вопрос Болохову казак, которого Федор уважительно назвал Степаном Кузьмичом, давая понять, что именно тот здесь за старшого.

– Вы меня спрашиваете? – откликнулся Александр.

– А кого ж еще, не анбарну же крысу?

– Понятное дело… – спешит Федоров спутник признать свою ошибку. – Моя фамилия Болохов, а зовут Александром Петровичем. Достаточно или же вас еще что-то интересует? Может, биографию рассказать? – Это он уже так, шутки ради, чтобы казаков потешить да себе придать уверенности.

Однако старшому это, видно, не понравилось.

– Не надо мне никаких сентимоний, я люблю всяко просто, – фыркнув, изрек он. – А то, кто ты и зачем сюда пожаловал, это тебя в полицейском участке спросят. – Он вдруг задрал голову. – Молодник разгорелся, – отметил, указывая вверх, где в темном бархате ночного неба висел молодой месяц. – Жаль, нет серебряной монетки, чтобы ему показать. Говорят, к счастью… – Какое-то время он молчит, думая о чем-то своем, потом обратился к Федору: – Ну ты как, с нами поковыляешь али домой вернешься? Как там, на родине-то нашей? Что, спрашиваю, нового?

– Да все по-старому, – ответил Федор. – Большевики коммунизм строят и нас туда зовут.

– Ну давайте, идите в свой коммунизм, – усмехнулся в ус Степан Кузьмич. – А нам и здесь хорошо.

Он вздохнул, и Болохову стало понятно, что он лукавил. Так вздыхают только тогда, когда на сердце печаль.

– А что, родное пепелишше к себе не тянет? – спросил Федор.

– Не-а, – нахально врал казак, – не тянет.

– А если все ж перекоромкатца назад?

– Не получится… – мотнул головой Степан Кузьмич. – Я ж ведь еще пожить хочу, а там меня ваши комиссары враз к стенке поставят. Разве забыл? Для них казак – первый враг. Это царь-батюшка привечал нашего брата за наше рвение да умение землю родную защищать, а этим, – он кивает в сторону левого берега, – этим мы не нужны.

«Не надо было против советской власти идти, – подумал Александр. – Вы ж пошли – тогда какая вам пощада?» Но тут вдруг Степан Кузьмич удивил его.

– Вот взять хотя бы меня… – сказал он. – Спрашивается, за кого я воевал? Да за эту самую большевицку власть и воевал. Мы тада всей станицей поднялись супротив Семенова. И что же? Опосля победы ей бы, этой власти, поблагодарить казаков, но вместо того нас стали брать по одному да расстреливать. Вот мы и тиканули за Амур. Мне-то повезло, я свою семью увез, а вот остальным как? Иным даже пеленошных ребятенков пришлось оставить. А кто их кормить-поить будет?.. Бабы? – Он тяжело вздохнул. – Ну, ладно, двинули, что ль? – проговорил он и легонько хлестнул нагайкой своего чубарого, который тут же с места пошел легкой иноходью.

Так и шли гуськом сквозь ночь: впереди Болохова два казака да позади столько же. Будто бы на казнь повели. В душе тоска. Был бы хоть Федор рядом – оно веселее было бы. Все-таки, какой-никакой, а соотечественник. А тут все чужие. И не важно, за кого они там воевали, главное, кто они есть теперь. А теперь они самые что ни на есть враги ему.