За порогом боли - Дмитрий Грунюшкин

Машина вылетела на поляну, и Макс ткнул ногой тормоз, чуть подкрутив руль. «Восьмерку» занесло так, что Кирилл ударился головой о дверцу. Макс выбрался из машины и пошел навстречу остановившемуся чуть сзади джипу.

Из джипа вывалился Быня. Он упал, поднялся и, достав из машины двустволку, попер на Макса. Ленка и Кирилл увидели, что он взъерошен, помят, лицо залито слезами, глаза опухли, а толстые губы трясутся, как у малыша. Но Макс этого не видел. Ни одной мысли – только глухая чернота и четкая цель в перекрестье прицела.

– Падла! – истерично закричал Быня, держа ружье за ствол, как дубину. – Где Алик, падла?! Что ты с ним сделал? Убью, сволочь! Где он?!

Глаза застилали слезы. Алик был его кумиром, идеалом. Это он вытащил мешковатого нескладного десятиклассника из школьных чмырей. Четыре года возился с ним, учил жизни, натаскивал в спортзале. В люди вывел. Дал работу, деньги, силу. Те девчонки, которые раньше над ним смеялись, теперь ложились под него одна за другой, и хвалились этим друг перед другом, как ночью с Владом Сташевским. Даже отец не значил для Быни столько, сколько Алик. Когда интересы Алика были задеты этим заезжим недоноском, Быня воспринял это как личный вызов. Честный и благородный, как Дата Туташхия, Алик отказался от Быниной помощи. Здесь были замешаны «дела сердечные», и Алик хотел все сделать сам. Он ушел в лес, чтобы договориться с этой сволочью, и не вернулся…

Ленкино лицо исказила гримаса страха и сострадания. Кирилл пытался выбраться из машины, но кусты мешали открыть дверцу. Заплаканный Быня и стремительно идущий Макс быстро сближались. Быня продолжал что-то выкрикивать. Наконец их траектории пересеклись. Ленка только и смогла, что вскрикнуть: «Не надо!»

Быня размахнулся и ударил ружьем сверху вниз. Макс чуть отшагнул влево, и приклад просвистел мимо. Больше шансов у Быни не было. Макс бил коротко, жестоко, наверняка.

Кулаком в печень, локтем в висок. Быня всхрипнул и согнулся. Теперь апперкот снизу в челюсть. Правой под-дых и, когда Быня согнулся снова, сцепленными руками по затылку и, одновременно, коленом в лицо. Быня откинулся, показав кровавую маску. Теперь завершающая серия. Носком ботинка в колено и ребром ладони по кадыку. Потом, рванув за волосы, повалить на землю и каблуком между лопаток…

Макс медленно приходил в себя. Серебряные точки замельтешили перед глазами, в голове звенело. Он отрешенно посмотрел на распростертое перед ним тело и, покачиваясь, вернулся к машине. Кирилл посмотрел осуждающе, но ничего не сказал. Он знал, что это бесполезно. Ленку трясло.

– Зачем? Зачем ты это сделал? Он же… Это же Быня! Он безобидный. Ты же его искалечил!

Макс не счел нужным напоминать, что этот «безобидный» Быня гнался за ними, напал, держа в руках ружье. Он молча сел за руль, завел машину и аккуратно объехал неподвижное тело.

Выехав на шоссе, он остановился, и вышел из «восьмерки». Кирилл рассматривал носки своих кроссовок. Ленка испуганно проводила взглядом возвращавшегося в лес Макса и, все поняв, заплакала.

Макс подошел к Быне и осмотрел его. Он был без сознания, дышал с хрипами, но, по-видимому, был относительно цел. Позвоночник и колено не были серьезно повреждены. Макс заглушил мотор «Чероки», бросил Бынино ружье в салон и подтащил своего стонущего противника к машине, прислонив его к колесу. Порывшись в «бардачке», нашел бумагу и ручку, написал записку и прикрепил ее к ветровому стеклу.

Вернувшись к «восьмерке», он снова сел за руль, не говоря ни слова, и тронулся в дорогу. Он был слишком загружен своими мыслями, чтобы что-то объяснять, не думая, что его действия могут быть поняты превратно. Кирилл молча мусолил сигарету, пуская дым в окно и глядя в сторону. Ленка тихонько плакала, все еще не веря, что все случившееся происходило с ней наяву.

Макс незряче смотрел на дорогу. Ему было больно. Где-то внутри, под ребрами, появилась пустота, как будто хирург-недоучка вместо аппендикса вырезал ему все «запчасти». Что-то в его мире перевернулось, сломалось, стало не так, как должно быть. Что-то бесповоротно изменилось. Колесо жизни повернулось со скрипом и смяло, искромсало то, чем он жил, выворотив наружу глубинный, скрытый доселе, пласт чувств. Жестокий, грубый слой инстинктов. Макс еще не знал, как жить с этим новым мироощущением. Знал только одно – он становиться другим, и от этой перемены ему было плохо. Очень плохо. И никто, никто этого не поймет… Ему стало очень одиноко, почти до слез. И чтобы не дать пути слабости, он сцепил зубы, и заглушил боль злостью…

… Быня сидел, уткнувшись в руль лбом, и плакал. Плакал горько, не стесняясь. Все рухнуло в одночасье. Белое оказалось черным, благородное – подлым. Он плакал от боли, но не от той, что огненной струей разливалась по опухшему колену и гудела в изуродованною лице. Все было гораздо хуже Вся жизнь оказалась предательством, все было ложью.

Но он сразу, нутром, понял, что этот приезжий не врал, что Алик был не тем, каким его знал Быня. Он это чувствовал и раньше, но не находил в себе сил это понять, а теперь от этого деваться было некуда. Да, Алик – бандит, преступник, возможно, убийца. Все это было прекрасно видно и раньше. Эти двое, москвичи, что появились здесь полгода назад и с тех пор постоянно были с Аликом – настоящие головорезы. А частые гости – по большей части кавказцы – которые привозили деньги, но со склада фирмы ничего, кроме пары упаковок пива, не забирали? Быня, на которого была оформлена фирма, чем он гордился до беспамятства, был всего лишь прикрытием. И последний штрих – их фирма никому не платила «страховку» и на них никогда никто не наезжал. Зато на их счет то и дело откуда-то капали подкрепленные липовыми накладными деньги.

Как жить дальше? Пусто впереди, пусто. Не потянет Быня груз самостоятельной жизни без вожака. Хотя, не так все и плохо, может быть. ЭТОТ написал, что Алик с двумя дружками больше не вернется. Значит все, что у них было, остается на Быне. И даже если работать из рук вон плохо, хватит надолго. Склады, забитые товаром, магазины, деньги на счету и двадцать тысяч «баксов» в сейфе – на самом деле, не так все и плохо!

Быня почти успокоился и даже закурил сигареты Алика, лежавшие в «бардачке», кровеня расшибленными губами фильтр «Мальборо». Да, так все и должно было случиться. Сколь веревочке не виться…Хорошо, что все было записано именно на Быню. Понятное дело, искать этого журналиста, как он хотел, Быня не станет. Работать надо. С черновой работой девчонки справятся. На управление надо подыскать кого-нибудь потолковее. Найдутся и такие. Головастых сейчас много, а вот денег на свое дело ни у кого нет. Пусть пользуются моими, и работают на меня. С бандитами, которые, наверняка, появятся, как только до них дойдет слух об исчезновении Алика, он договорится. Пусть даже придется платить – все через это проходят.