За порогом боли - Дмитрий Грунюшкин

– Я же говорил – клад! Макс протянул руку, взял другую пачку и принялся ее рассматривать.

– В пачке пять «лимонов», а их здесь не меньше тридцати, это… блин… это же, – голос «афганца» дрогнул. – Это значит…

– Ничего это не значит, – прервал его Макс. – Этими бумажками можно печку растапливать.

– Что?

– Липа. Туфта. Фуфло. Фальшивка, короче.

– Почему? – не поверил Кирилл.

– Смотри, – Макс сложил новенькую купюру пополам и несколько раз с силой провел ногтем по сгибу. Когда он развернул ее, на купюре осталась белая полоса. – Краска осыпается. Это «чеченские» деньги.

– Чеченские? – Кирилл никак не мог поверить, что «клад» обернулся пшиком.

– Ну, так говорят. В Чечне чуть не в каждом колхозе был свой «монетный двор». Поэтому фальшивки сейчас часто называют «чеченскими рублями».

Кирилл расстроено бросил деньги на траву. Макс, тем временем, добрался до мешка с долларами и распотрошил его.

Кирилл грустно следил за его манипуляциями. Макс достал несколько бумажек, долго их рассматривал, тер в руках, щупал, смотрел на свет и на сгиб и, наконец, улыбнулся:

– Что скис, кладоискатель?

– Очень хотелось стать богатым, – невесело пошутил Кирилл.

– Ну, так будь. «Баксы» настоящие.

Кирилл сердито посмотрел на Макса, думая, что тот издевается. Потом взгляд его стал меняться. На лице последовательно сменились недоверие, надежда, опаска и, наконец, восторг. Кирилл взвизгнул и кинулся на Макса.

Как два щенка они катались по траве и волтузили друг друга кулаками, смеясь в голос. Потом, встав и обнявшись, исполнили какой-то дикий ритуальный танец и, наконец, обессилено повалились на землю.

– Ништяк… – блаженно пробормотал Кирилл. – Сколько там?

– Не знаю. Десятки и двадцатки. Судя по объему, тысяч семьдесят-восемьдесят. А может и больше. Пакет-то здоровый.

– А Ринат говорил, что он оружием торгует. Хренушки. «Бумага» и «трава» – это тоже «бабки», и не меньшие.

– А может трава для личного пользования?

Кирилл посмотрел на Макса, как на больного.

– В этом мешке килограмма три. Знаешь, сколько лет они бы это курили?

– Не-а, я не пробовал.

– Поверь мне на слово – это товарная партия.

– Что со всем этим барахлом будем делать? – спросил Макс после небольшой паузы.

– Что? – Кирилл подумал. – Возьмем «баксы» и грамм сто-двести дури, а остальное спрячем в заначку. Вот только куда?

– Сюда же и спрячем, – решил Макс. – Эти трое никому ничего не скажут. А Быня такой пенек, что ему никто такие тайны не доверит.

– Логично, – согласился Кирилл. – Давай «бабки» сочтем?

– Как тебе чешется! – улыбнулся Макс. – Ну, давай!

Еще минут двадцать они потратили на бухгалтерию.

– Ровно сотня, – констатировал «афганец» и нервно почесал кадык.

Макс поднялся на ноги, при этом, громко пукнув, а через секунду оба уже валялись на земле, корчась от смеха.

Парни аккуратно уложили невостребованные трофеи на место, после совещания добавив к ним двадцать тысяч долларов, на черный день, а сверху положили заряженный пистолет.

– Мало ли что? – убедительно мотивировал эти действия Кирилл.

Затем они аккуратно уничтожили все следы своего пребывания на поляне и собрались в путь.

– За вторым «кладом»? – поинтересовался Макс.

– Не стоит, наверное, – возразил Кирилл. – Дело к вечеру, а нам еще домой надо. А сюда мы еще вернемся. В другой раз. Пусть это сюрпризом останется.

«Дорога, дорога, ты знаешь так много…» – насвистывал Макс, вглядываясь сонными глазами в бетонную ленту «московской» трассы. Было пять утра, и минут десять назад они выехали из села. Макс был за рулем. Ленка сидела сзади и потешалась над трофеями охотников – двумя утками, которых они подстрелили уже возвращаясь из своего «сафари». Кирилл вяло огрызался на Ленкины шпильки.

Навстречу то и цело проносились тяжелые лесовозы и разноцветные магистральные тягачи-дальнобойшики. Несмотря на раннее время, трасса была оживленной. «Дорога, дорога, осталось немного. Я скоро приеду домой…»

В зеркале заднего вида показалась красная точка и стала быстро увеличиваться в размерах.

Попутных машин почти не было, и Макс стал приглядываться к догоняющей их машине. Далеко-далеко впереди, на прямой, как воздушная трасса, дороге, прорезающей лес по кратчайшему расстоянию, показалась колонна тягачей, которые теперь даже днем старались не ездить в одиночку.

Красное пятно становилось все больше и больше и, наконец, сформировалось в красный «Джип Чероки».

Без всякого перехода в висках Макса вдруг забухали кузнечные молоты, пальцы на руле хрустнули, и сердце стадо биться короткими мощными толчками.

«Чероки» приблизился. Макс вдавил педаль в пол, и «восьмерка» резко увеличила ход.

– Куда гонишь? – поинтересовался Кирилл, но Макс статуей сидел за рулем, ни на что не реагируя.

Он вдруг увидел, что все вокруг темнеет. Белая бетонная трасса посерела, голубое небо стало лиловым, а ярко зеленые придорожные кусты налились густой синью. И что-то багровое стало опускаться сверху, давя тяжестью веки. «Еще не все, еще не все…» – бормашиной сверлила мысль. Он почувствовал, как холодеет все тело, от пальцев до груди. И лишь голова оставалась горячей и тяжелой, как чугунок с давленой картошкой. Кисти заледенели так, что, казалось, пальцы могли поотламываться, как сосульки. В сердце кольнула ледяная игла ярости.

– Су. С-суки! – прохрипел он, задыхаясь.

– Что? – не понял Кирилл, и начал озираться.

К Максу частично вернулась механическая способность оценивать происходящее. Джип, конечно, не бог весть, какая быстроходная машина, но на переполненном шоссе продолжать гонку не имело смысла. Куда здесь оторвешься?

Макс заметил проселок, уходящий в лес и, чуть сбавив газ, крутанул руль. Машина, едва не перевернувшись на вираже, круто свернула с трассы. Ленка визжала, Кирилл матерился, ничего не понимая.

«Чероки» проскочил поворот, резко, до дымка из-под «гудиеровских» шин, затормозил, с прокруткой сдал назад, и свернул вслед уходящей в лес «восьмерке». Макс вел машину на грани фола, скользя на сыром грунте, подскакивая на корнях деревьев, в считанных сантиметрах пролетая возле стволов, не обращая внимания на крики и брань, наполнившие салон машины. Страха не было. От одной стенки черепа к другой, в вязкой тине злости, вольфрамовой нитью вибрировала мысль: «Дело нужно довести до конца». Они достали его. Достали донельзя. Он не собирался никому причинять боль, и за это его травили, как зайца. Для него даже не предусмотрели возможности защищаться. Просто гнали на «номера» и хладнокровно расстреливали. Он чудом выжил, оказывая сопротивление за гранью нормальных человеческих возможностей. Теперь он хочет уехать, но ОНИ снова хотят его крови. Хрена они угадали! Разъяренный заяц может загрызть волка! Тем более, что он не заяц.