Элис. Навсегда - Гарриэт Лейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, ты права, – соглашается он не без сожаления. – Похоже, такого рода проблемы я должен решать сам.
Я вслух задаюсь вопросом, что станет для них наибольшим потрясением: факт появления в жизни отца другой женщины или же личность той, на ком он остановил свой выбор?
– О, я уверен: стоит им немного свыкнуться с этой переменой в моей жизни, как они быстро примут тебя, – заявляет Лоренс. – Для Полли ты стала очень дорога с момента первой встречи, да и с Тедди вряд ли возникнут сложности. По-моему, оба будут рады видеть, что я снова счастлив, как тебе кажется?
Естественно, говорю я, хотя уверена в обратном. Ох уж эта извечная слепота, которой страдает Лоренс! Она делает его эгоцентричным, переполняет ложным оптимизмом, лишает возможности всесторонне и четко проанализировать ситуацию. Он совершенно не способен предвидеть подводные камни и иные опасности, возникающие в семейной жизни. И уже не впервые мне становится жаль этого человека, у которого столь ограничено воображение, что он давно свалился бы в пропасть, если бы Элис с ее терпением, стоицизмом и пониманием не успевала наводить для него мосты на протяжении долгих лет.
– Значит, так, – говорит Лоренс. – В следующий четверг, закончив работать, приезжай ко мне, и мы вместе отправимся в Бидденбрук на долгие выходные.
По его словам, у него намечен ужин с Полли во вторник или среду, куда он пригласит теперь и Тедди, чтобы сообщить им обо всем, и тогда между ними не останется секретов.
Следующую неделю я постоянно ощущаю, как нарастает во мне напряжение. С трудом заставляю себя работать, настолько мои мысли затуманены видениями встречи Лоренса с Полли и Тедди, вероятными сценариями развития событий. Я предвижу сцены, где доминируют шок и потрясение, слезы и уговоры. И уж совсем маловероятным – настолько маловероятным, что это представляется чем-то из области фантастики, – рисуется вариант с примирением и пожеланиями счастья. Скажет ли Лоренс им обо всем с порога, едва успев обнять и помочь снять пальто? «Да, кстати, у меня есть для вас новости…» Нет. Он будет нервничать и постарается исподволь подвести их к известию, постепенно подготовить к нему.
Я постоянно держу рядом сотовый телефон, ожидая в любой момент звонка Полли. Даже в самых смелых мечтах не смею воображать, что она окажется довольна. Я готова выслушать ее слезливый монолог о том, как она зла на меня, в какой ужас повергло ее сообщение отца, а потом попытаться успокоить, объяснить, что никакой катастрофы не произошло.
Но Полли мне не звонит.
Зато в четверг, как и обещал, звонит Лоренс. Он разговаривает со мной как ни в чем не бывало. По его тону ничего невозможно понять, а поскольку неподалеку от меня сидит Мэри, я не позволяю себе неосторожных реплик или вопросов.
Лоренс сообщает, что мог бы заехать за мной в офис, но разумнее мне самой добраться сначала до Хайгейта – оттуда уже легче выбраться за пределы города.
– Хорошо, – громко отвечаю я, – буду у вас к семи. Отлично. Да. До встречи.
Положив трубку, я смотрю на Мэри, и мне кажется, будто она не прислушивалась к разговору. Но вскоре Мэри проходит мимо моего стола, останавливается и мыском шоколадного цвета замшевой туфли тычет в мою дорожную сумку, плохо спрятанную от посторонних глаз. А затем спрашивает свойственным ей убийственно-невинным тоном:
– Собираешься весело провести выходные?
– Да, еду в гости к друзьям. – Я стойко выдерживаю ее пристальный взгляд. – Вы с ними не знакомы.
Мы сдаем полосы, чтобы к четверти седьмого я смогла навести порядок на рабочем месте, выйти из редакции и сесть в поезд подземки, идущий на север. Мой пурпурно-красный шарф обмотан вокруг шеи, потому что погода прохладная. От станции до дома Лоренса пятнадцать минут пешком. Сначала круто вверх по широкой улице с рядами вишен и аккуратных домой из красного кирпича, а потом через несколько переулков, вдоль которых выстроились особняки, занимающие много пространства, окруженные садами и надежно укрытые от чужих глаз. Сквозь дистанционно управляемые ворота к ним ведут подъездные дорожки, на которых днем стоят фургоны садовников, а ближе к ночи – «мерседесы» и «рейнджроверы».
В особняках включают свет. Иногда можно разглядеть уголок сверкающей чистотой кухни со стойками и разделочными столами из белого мрамора или же гостиной с передвижной мебелью и цветами в высоких вазах. Меня облаивает сидящая на цепи большая собака, и доносится яростный скрежет ее когтей по гравию.
Я приближаюсь к дому Лоренса, слушая низкий гул самолета, делающего круг над городом перед посадкой в Хитроу. Холодает. Я плотнее укутываюсь шарфом, убирая его под воротник пальто. Ручка дорожной сумки натирает мне пальцы. Я берусь за нее немного иначе, думая о предстоящих выходных: три дня наедине с Лоренсом в Бидденбруке. Мне представляется символичным, что он наконец пригласил меня туда. Это еще один шаг в верном направлении.
Шаг левой ногой, шаг правой.
Я почти на месте. Еще чуть-чуть, и все закончится, завершится, точки над i будут благополучно расставлены. Однако это стадия плана, контролировать которую я не в состоянии, и потому мне не терпится узнать результат, услышать рассказ, как все прошло.
Мне вспоминается Лоренс, каким я увидела его, когда Полли пригласила меня пообедать в Хайгейте. Я посмотрела тогда в сторону сада через высокое французское окно и заметила, как он одиноко сидит на скамейке, поглощенный своим горем, охваченный этим темным всеобъемлющим чувством. Сейчас Лоренс гораздо счастливее, говорю я себе. И не захочет вернуться к одиночеству.
Я отвлекла его от неизбывного, разъедающего душу отчаяния, но он знает, что оно пока никуда не делось и подстерегает где-то рядом подобно тонкой полосе льда на асфальте. Лоренс сделает все, чтобы не вернуться к тому состоянию. Стоит лишь раз его испытать, и ты понимаешь, как оно засасывает и уничтожает тебя. В глубине души он наверняка понимает, что я отогнала от него горе как талисман или оберег.
Нет, думаю я. На подобный риск он не пойдет. Конечно, для всех было бы предпочтительнее, чтобы Полли и Тедди приняли сложившееся положение вещей, но даже если этого не произойдет, он по-прежнему будет держаться за меня. Во мне отныне заключена для него единственная возможность счастья. И Лоренс не упустит ее. Или все же?…
Я приближаюсь к дому и замечаю, что входная дверь приоткрыта и свет из холла падает на ступеньки. В нерешительности я замираю на дорожке, вслушиваясь, стараясь понять, один ли он там. Сначала до меня не доносится ни звука, а потом я слышу шаги по паркету. Я быстро отхожу от ступеней и укрываюсь в тени. Дверь распахивается настежь. Выходит Лоренс, он несет что-то тяжелое, даже стиснул зубы от усилия. Я делаю шаг вперед.
– Наконец-то ты здесь, – говорит Лоренс, спускаясь ко мне по ступеням.
У него в руках большая коробка с вином. Он бросает взгляд в сторону улицы, ставит свою ношу на балюстраду и отваживается на быстрый поцелуй.
– Ты готова? Тогда открой для меня багажник, пожалуйста.
Я ставлю внутрь свою сумку рядом с продуктовыми пакетами и его рюкзачком, а Лоренс заталкивает поглубже винную коробку.
– Ну, поехали? Мне хочется поскорее тронуться в путь.
– Но в четверг дороги почти свободны, – замечаю я.
– Да, с дорогами все будет в порядке, – кивает он и захлопывает багажник. – Проблема в том, что чуть раньше мне позвонила Полли. Они с Мартином скоро заедут. Их пригласили на какую-то вечеринку неподалеку, но, вероятно, им захочется сначала передохнуть и оставить здесь лишние вещи.
Я в изумлении смотрю на него, но выражения его лица разглядеть не удается. Мне в глаза светит яркая желтая лампа уличного фонаря, его сияние проникает вдоль дорожки сквозь редкую пока листву деревьев.
– Как я понимаю, ты им ничего…
– Это долгая история, – перебивает он. – Получилось так, что время оказалось не самым подходящим для подобного разговора.
Лоренс отворачивается и поправляет зеркальце заднего обзора.
– Отлично, – произносит он и открывает водительскую дверцу. – Поехали?
– Мне хочется пить, – говорю я. – Спущусь в кухню за стаканом воды. Это займет всего минуту.
– Конечно, – с милой улыбкой отвечает Лоренс, довольный тем, что плохие новости восприняты мной спокойно. – Только не забудь защелкнуть замок входной двери, когда будешь возвращаться.
Я поднимаюсь по ступенькам и вхожу в дом. Старинные паркетные доски с узлами спиленных сучков, алый коврик, вешалка с плащами, стойка для зонтов, столик, на полированной поверхности которого сейчас не лежит никакой корреспонденции. В конце коридора я нащупываю выключатель и сразу же слышу легкий гул люминесцентных ламп. Их свет заливает овсяного цвета ковровую дорожку. По покрытой ею спирали лестницы спускаюсь в кухню, включая по пути все светильники. В кухне царит образцовая чистота: ни крошки на столе, ни единого пакета на стойке, – сегодня у миссис Кинг был рабочий день.