Элис. Навсегда - Гарриэт Лейн

Я включаю холодную воду, даю ей немного стечь и достаю из буфета стакан. Вода из крана похожа на толстую стеклянную веревку, разбивающуюся вдребезги при соприкосновении с белым фаянсом раковины. Я наполняю стакан и закрываю кран. Пока пью воду, продолжаю осматривать эту комнату: такую опрятную, удобную, совершенную в своей безликости.

Пить мне не хочется. Я выливаю остатки воды в раковину и убираю стакан в посудомоечную машину. Потом подхожу к лестнице и выключаю основное освещение кухни.

Когда в кухне воцаряется полумрак, я делаю несколько шагов назад. Обойдя длинный обеденный стол, вдоль которого в образцовом порядке стоят стулья, я таким резким движением сдергиваю с шеи свой пурпурно-красный шарф, что даже чувствую подобие легкого ожога на коже, и даю ему упасть на пол между раковиной и ступенями. Теперь он лежит там, выделяясь ярким пятном даже при приглушенном свете.

Вскоре я возвращаюсь через объятый тишиной дом, прикасаясь к выключателям и заставляя погрузиться в темноту сначала лестницу, затем коридор и холл. Лоренс сидит в машине, дожидаясь меня. Я с силой тяну дверь, пока не доносится отчетливый и успокаивающий щелчок замка, сбегаю по ступенькам, занимаю пассажирское сиденье, и мы уезжаем прочь. Только он и я.

Во время длительной поездки в сторону морского побережья Лоренс рассказывает мне, как у него прошла неделя. Обедал с приятелем-сценаристом, его обхаживал продюсер-документалист с телевидения Би-би-си, работал над книгой, вновь добившись определенного прогресса. Потом объясняет, что в среду его навещали дети, но Тедди пребывал в растрепанных чувствах, поскольку накануне вечером встречался с Онор.

– Скоро подвернется благоприятный момент, чтобы все им рассказать, – уверяет Лоренс, нервно барабаня пальцами по рулю. – Нужно немного подождать.

– Никто никуда не спешит, – невозмутимо замечаю я вслух, хотя испытываю раздражение.

Я была терпелива. Терпела из месяца в месяц, но теперь мое терпение иссякло. Образно мне представляется это так: последняя струйка соскальзывает из верхней колбы песочных часов, и ничего не повернуть вспять. Остается лишь крохотная горстка песчинок. Я вспоминаю о пурпурно-красном шарфе, лежащем на полу в кухне, и это немного успокаивает.

К «Неверу» мы подъезжаем в десять часов вечера, минуя живые изгороди, заброшенную телефонную будку, которая, как ни странно, чуть подсвечена изнутри, и потому наводит только еще большую тоску, проселок мимо луга, серебрящегося отсветами луны. И пока мы переносим из машины в дом наш багаж и включаем повсюду свет, я постоянно думаю о шарфе. Интересно, заметит ли его Полли уже сегодня? Нет. Скорее это произойдет завтра. Она увидит его утром, когда спустится, чтобы заварить чай. Поднимет его, осмотрит и повесит на спинку стула или на перила лестницы. Вероятно, она узнает эту вещь. А может, и нет.

Лоренс возится в кухне. Миссис Тэлбот оставила ему пирог с начинкой из свинины, салат и сыр, но ему вдруг понадобился смешанный еще Элис соус чатни на основе крыжовника. Он хлопает дверцами шкафов, передвигает банки в кладовке, роется в ящиках, заодно выкладывая на мраморную стойку ножи и вилки. Я же по-прежнему стою в холле рядом со своей сумкой и вдыхаю аромат дыма, оставшийся от растопленного миссис Тэлбот камина в гостиной, где теперь дотлевают последние угольки.

В доме вообще теперь пахнет иначе. В разгар лета, когда все двери и окна были нараспашку, в комнатах было много свежего воздуха, к нему примешивались запахи разогретой солнцем мебельной обивки, хлорки из бассейна, а порой табачного дымка, означавшего, что где-то рядом Полли прикурила очередную сигарету. Сейчас же создается ощущение, будто наглухо запертый дом пахнет только самим собой. В холле ощущается затхлость, несмотря на все усилия миссис Тэлбот избавиться от нее с помощью полиролей и моющих средств.

Лоренс свалил свои вещи в кучу на столе. Пальто лежит поверх рюкзака, и один карман оттопырился настолько, что в нем виден мобильный телефон. Дисплей светится, и я понимаю, что он забыл заблокировать клавиатуру. Вижу случайный набор знаков – 311. Наверное, Лоренс непроизвольно нажимал кнопки, пока переносил в дом багаж.

Я беру телефон и быстро просматриваю список номеров в памяти. Странно, но он не очень длинный. Там присутствую я под фамилией и одним из инициалов, есть некто Прайс Дж. и еще фамилии, знакомые мне по работе, хотя все это культурная элита страны, доступ к частным номерам которой имеют немногие из простых смертных. Нахожу нужный мне номер, нажимаю кнопку с нарисованным на ней зеленым телефончиком, засовываю мобильник обратно в карман пальто и вхожу в кухню, оставив дверь открытой.

Лоренс стоит у раковины, а на столе уже дожидается откупоренная бутылка красного вина и два бокала.

– Миссис Тэлбот оставила нам горы еды, – говорит он, – но я никак не могу открыть банку с соусом.

Я подхожу к нему, отбираю банку, возвращаю ее на полку, а затем подставляю ему лицо, в то время как моя ладонь проникает ему на грудь под рубашкой.

– Знаешь, любимый, мне бы хотелось прямо сейчас лечь с тобой в постель, но я так устала, что не уверена, одолею ли подъем по лестнице.

Лоренс склонятся, целует меня в губы, а между поцелуями громко смеется и произносит:

– А так ли нужна нам для этого постель? Может, мы найдем местечко прямо здесь?

И все происходит на полу в достаточной близости к телефону, чтобы в нем был слышен каждый издаваемый нами звук. Видимо, именно поэтому у нас это получается как-то особенно хорошо и ласки Лоренса доставляют мне неизъяснимое наслаждение.

Проснуться теперь в этой комнате означает для меня получить ответ на давно заданный вопрос. Мне хорошо спалось с ощущением, что я имею полное право находиться здесь, и я чувствую негу, просто прикасаясь пальцами к сатиновой кромке одеяла, под которым мы лежим. Утреннее солнце, пробиваясь сквозь мелкую листву деревьев, играет на поверхности штор.

Все по-прежнему. Маленькие лампы для чтения развернуты к каждому из нас своими напоминающими снежинки стеклянными абажурами. Туалетный столик, заставленный деревянными и серебристыми коробочками и тюбиками. Диван у окна с подушечками в вышитых наволочках. Камин и решетка рядом с ним, за которой хранятся сосновые поленья. Старые снимки, подоткнутые под раму зеркала. Я вспоминаю, что была еще туалетная вода и гель для тела, но от них, похоже, решили избавиться.

Но осталось свадебное фото, я сама поставила его под менее броским углом, пока Лоренс чистил зубы, когда мы накануне все же добрались до спальни.

Лоренс спит, повернувшись ко мне спиной, дышит тихо и размеренно. Я осторожно выдвигаю ящик прикроватного столика, чтобы взглянуть, какие улики найдутся там. Маникюрные ножнички. Вишневый бальзам для губ. Тоненькая книжка в мягкой обложке – «Пожиратель тыкв» Пенелопы Мортимер, заложенная на 58-й странице обрывком газеты. Я осматриваю закладку, но не нахожу ничего интересного. Спортивные новости на одной стороне и реклама вилл, сдающихся на лето в Греции, на другой.

Задвигаю ящик и снова ложусь на то место, где когда-то лежала Элис. Я укрыта простыней из египетского хлопка, которую выбрала в магазине она. Моя голова покоится на ее перьевой подушке. Рядом посапывает ее муж. И в этот момент я ощущаю, что Элис очень близка мне, близка, как никогда прежде, за исключением, может, того момента в лесу, когда я недолго слышала ее голос и он поведал мне о ней почти все, что важно было знать. О легкости, комфорте и значимости ее бытия.

Почему-то я острее ощущаю былое присутствие Элис в Бидденбруке, нежели в Лондоне. Видимо, причина в том, что она сама ощущала себя лучше именно здесь.

Ну где же они? Приедет Полли одна или притащит с собой Тедди? А Мартина? Внутренне я вся содрогаюсь от волнения, от чувства, что осталось преодолеть один, последний, барьер.

Чуть позже я даже что-то напеваю, когда готовлю нам то ли поздний завтрак, то ли ранний ленч из яичницы с беконом. Лоренс отрывается от газеты, за которой съездил в местный магазин, и замечает:

– Ты сегодня в очень хорошем настроении.

– Мне просто нравится бывать здесь, – говорю я, нарезая хлеб ломтиками и намазывая маслом. – Очень хорошо, что удалось сюда вернуться. Это место по мне.

– А-а-а, – тянет он, переворачивает газетную страницу и погружается в чтение, уходя от меня в далекий внешний мир.

Я же с удивлением ловлю себя на том, что почти счастлива. За окном кухни на циферблате солнечных часов медленно движется время. Вдоль террасы в терракотовых горшках и каменных кашпо тянутся к свету побеги нарциссов и глициний. Щебечут птицы. Тикают старые кухонные ходики. Словно в паническом испуге начинает свистеть чайник, в котором закипела вода.

Я снимаю его с плиты и заливаю кипятком заварку, а затем вслушиваюсь. Я постоянно вслушиваюсь, зная, что скоро услышу то, чего дожидаюсь. Теперь уже нет необходимости торопить события.