Тайна моего отражения - Татьяна Гармаш-Роффе

– Но если ты не поедешь, то ты так ничего и не узнаешь, и не поймешь. Кроме того, я надеялся, что мы сможем узнать что-нибудь о тех людях, которые столь интенсивно интересовались Шерил.

– Каким образом? Я буду ходить по Москве и опрашивать «новых русских», не помешала ли им Шерил своей деятельностью и не собирались ли они ее убить?

– Кое-что я уже знаю…

– Ты?!

– Я связался со своим дядей. Он мне помог с информацией. А именно: «Чистая планета» разработала проект – пока только проект – целого ряда мероприятий против загрязнения среды ядерными отходами. В том числе и против их незаконной продажи за границу, в частности в Европу. Наверное, поэтому и украли еженедельник Шерил, в надежде найти там записи об этом проекте и о контактах по нему.

– Боже мой, ты понимаешь, куда это ведет? Ты отдаешь себе отчет, какие деньги, какая мафия за этим стоит?

– Примерно. У меня есть целый список названий организаций в Восточной Европе, замешанных в продаже ядерных отходов, которые выявили члены «Чистой планеты». Если нам удастся сопоставить эти названия с теми, которые связаны с деятельностью твоего Игоря…

– И ты думаешь, что Игорь вот так запросто мне все расскажет?

– Послушай, Оля, я ведь не ясновидящий. Я только на месте могу сориентироваться, как надо действовать и у кого и что спрашивать. Когда мы приедем…

– «Мы»?

– Я разве не сказал? Извини, я имел в виду, что нам надо ехать в Москву.

– Так ты поедешь со мной?!

Это меняло дело. Это очень даже меняло дело! Кажется, на моем лице изобразилась радость, поскольку Джонатан снисходительно улыбнулся и добавил:

– Я никогда бы не подумал предложить тебе поехать одной. Это довольно опасно, на самом деле…

– Но как ты въедешь? Нужна же виза?

– У нас есть два варианта: либо ты попросишь кого-то из своих знакомых сделать мне приглашение…

– Мама может сделать!

– Не надо вовлекать твою маму. Что ты будешь ей объяснять? Кто я такой и зачем еду? Лучше попросить кого-то из твоих отдаленных знакомых и даже из соображений предосторожности – я пока не могу оценить, насколько опасно это предприятие…

– А второй вариант?

– Купить тур. Но он хуже тем, что сроки ограничены, и, хотя я не собираюсь там задерживаться, – это все же неудобно.

– Слушай, – сказала я, – что мы голову ломаем? Я сама тебе сделаю приглашение! Пойдем в русское консульство и сделаем на месте!

– Превосходно. Я не подумал о такой возможности.

– Ты можешь при этом остановиться у нас, у мамы.

– Но как ты ей это объяснишь?

– Придумаю. Скажу, что влюбилась в тебя и бросаю Игоря.

Джонатан так посмотрел на меня, что у меня улыбка сошла с лица и мне сделалось неловко. Я, кажется, пошутила… Я толком сама не знала, и он тоже не знал и смотрел на меня серьезно и вопросительно.

– Ну надо же маме как-то объяснить… – растерянно добавила я, не зная, как ответить на взгляд Джонатана.

Он отвел глаза:

– Лучше будет, если я остановлюсь в гостинице.

– Это очень дорого, – не слишком настойчиво возразила я.

– Не проблема, – сухо ответил Джонатан.

Я не стала спорить.

Почему он так посмотрел на меня? Что за вопрос был в его глазах? Нет, вопрос я знаю, понимаю какой: насколько серьезно то, что я говорю… Вот только был ли это вопрос гомосексуалиста, который испугался, что на его голову сваливается проблема, которую он не в состоянии решить, или вопрос мужчины, влюбленного в меня, для которого важно убедиться во взаимности? Я не знала…

За столом воцарилось напряженное молчание. Джонатан подлил мне вина и спросил, что я буду пить после ужина: кофе или чай. Кофе, сказала я. И снова воцарилась тишина.

Я была убита этим напряжением, которое возникло между нами. Все, что у меня теперь оставалось, – это Джонатан, и портить наши отношения мне совсем не хотелось. Ну ладно, думала я про себя, играешь ли ты со мной или действительно влюблен и не хочешь открыто проявлять свои чувства, – что бы то ни было, это сейчас не самое важное. Конечно, в другое время я бы непременно занялась разгадыванием этой загадки, столь щекочущей мои нервы, но сейчас самым важным, самым насущным было сохранить ту дружбу, которая возникла между нами, не вдаваясь в подробности, с чем она перемешана, чем приправлена, что в ее подтексте и перспективе. Мне были необходимы его участие и его поддержка – позарез необходимы, больше всего на свете. «Так что, – сказала я себе, – самолюбие побоку, загадки тоже – срочно мириться!»

– Я уберу со стола, – сообщила я по возможности легко.

Джонатан вскинул на меня свои прозрачно-серые, ярко обведенные черными ресницами глаза.

– Вместе уберем, – сказал он.

Разговор был более чем несущественный, но он почувствовал и принял мое невысказанное предложение не ссориться, не осложнять наши отношения… Я ликовала. Он у меня есть, Джонатан, он есть, и будет, и никуда не денется, потому что он сам хочет у меня быть. Значит, я могу на него положиться. Боже мой, я никогда не думала – или просто никогда не бывала в таких переделках? – что это так важно: иметь верного друга, на которого можно положиться! И это ужасно, когда у вас такого человека нет. Особенно когда вам хреново…

Я так заметно повеселела, что Джонатан улыбнулся – как мне показалось, тоже с облегчением. Он сварил кофе, достал печенье. Мы снова сели за стол. Мне сделалось так уютно и хорошо, что я даже попросила его поставить музыку. Оказалось, что он тоже любит джаз, и голос Армстронга забасил: «What a wonderful world…» То есть как прекрасен этот мир. И я с ним готова была согласиться…

Как вдруг Джонатан произнес:

– Если хочешь, можешь у меня остаться.

Бум! Все то благодушие, на которое я себя с таким трудом настроила, улетучилось мгновенно. В моей голове снова заметались вопросы: это провокация? Что он имеет в виду? Ночевать – это как? Это зачем? Это спать с ним или спать отдельно? Спать отдельно и прислушиваться, не идет ли он ко мне? Или он просто предлагает по-дружески, полагая, что мне неуютно и одиноко в моей квартире, и видя, что мне чрезвычайно хорошо у него?..

Уф, сколько вопросов и ни одного ответа. А Джонатан смотрит на меня, ожидая. И сейчас поймет, что я испугалась и напряглась, и опять сделается сух и сдержан!

– Я… А я тебя не стесню?

Я выпалила, не думая. Это означало согласие, и я не знала, правильно ли было соглашаться, но мои губы сами произнесли вежливую фразу – кажется, больше всего на свете я сейчас боялась осложнить наши отношения.

– Я бы иначе не стал предлагать.

Ну вот, его голос уже сделался суховат. Заметил, негодник, мои колебания.

– Это очень мило с твоей стороны, – улыбнулась я. – Мне действительно не хочется сейчас возвращаться к себе. Там так одиноко…

И мне сделалось так жалко себя, такую бедную, что я чуть не заплакала.

– Ну вот и отлично.

Он как-то искоса глянул на меня и понес чашки на кухню. Я потащилась за ним.

– Я хочу еще кофе, – сказала я, чтобы что-нибудь сказать.

– Сейчас сварю.

Ледок никак не растаивал.

Джонатан уступил мне свою кровать в спальне, а сам постелил себе на диване в гостиной. Ночь сгустилась, обволокла меня своей непроглядной темнотой и тишиной. Не спалось. Я слышала тиканье будильника у Джонатана в гостиной и даже, кажется, его дыхание, которое было спокойным и ровным… Настолько ровным, что я стала подозревать, что он вовсе не спит, а только прикидывается. О чем он думает? Ждет ли чего-то? От меня? От себя? От этой ночи?.. Вспомнилось, как он мыл меня в ванной. Все его движения, его взгляд выдавали, что он прекрасно понимает, насколько эротично и провокационно это действо. Но снова вопрос: это была провокация мужчины, который делает некоторые, возможно даже хорошо рассчитанные шаги в деле моего соблазнения, или это была провокация гомосексуалиста, прекрасно знающего, что между нами ничего не будет и быть не может, но которому льстит собственная способность завести женщину?

У меня опять оказались сплошные вопросы, одни вопросы без ответов. Как странно повернулась моя судьба: в моей жизни, до сих пор немудреной и ясной, как детская книжка, наступил период, когда я завалена вопросами с ног до головы, и я сижу внутри этой кучи, боясь шелохнуться от страха… Кто я сама? Кто мои родители? Кто мне моя мама? Кто мне Джонатан? Кто мне Игорь, в конце концов? И где он?

Я представила, как приеду в Москву, остановлюсь у мамы, поеду на «Динамо», открою своим ключом нашу дверь… Увижу ли я там чужую женщину, расположившуюся по-хозяйски в нашей квартире? Пахнет ли она на меня пустотой, как гостиничный номер, из которого съехали постояльцы? Но где я тогда буду искать Игоря и что думать о его отсутствии? Ведь если не женщина, то должна быть какая-то другая причина тому, что он не звонит, не ищет меня… А вдруг?..

Мне сделалось не по себе. До сих пор я не предполагала, что с Игорем могло что-то случиться. Если что-то и случилось – так это со мной! Это я пережила кошмар взрыва, боль ожогов, больницу, кому Шерил… Как-то на этом фоне представлялось, что с ним ничего не может произойти плохого. Но теперь, в этой кромешной бессонной ночи, взнервленная всеми событиями ушедшего дня, напряженная близостью подозрительно ровно дышащего Джонатана, я вдруг испугалась за Игоря. Более того, это было похоже на правду, потому что единственно это предположение объясняло, почему он мне не звонит! Ему плохо, он заболел, он в больнице!!!