Вернувшиеся - Джейсон Мотт

Младший повернулся лицом к нему.

— Нет, сэр, не слышал.

— Я не могу поверить этому! Если бы из моих ног росли картофельные клубни, я и тогда не поверил бы твоим словам, сынок! Неужели ты не видел горделивую походку петуха?

— Видел, сэр, — ответил Младший.

Харольд притушил окурок о каблук ботинка и вытащил из кармана полупустую пачку сигарет. Солдат с улыбкой наблюдал за ним.

— Ты куришь, сынок?

— Только не на посту, сэр.

— Я приберегу для тебя одну, — пообещал ему Харольд.

Он любовно расправил помятую сигарету, поднес к ней зажигалку и сделал первую затяжку. Несмотря на боль в груди, старик курил с большим удовольствием.

Младший посмотрел на солнце. Когда его направляли в местный гарнизон, он не ожидал, что здесь будет так жарко. Дома он слышал разные истории о погоде на Юге, и в его Топике солнце тоже палило нещадно. Однако здесь, в этом городе, в этом центре временного содержания, жара была просто адской. Каждый день с утра и до вечера сплошное пекло.

— Могу я спросить тебя кое о чем? — произнес старик.

Младший не любил вопросы. Он с детства не был силен в ответах. Но старик нравился ему, поэтому он согласился.

— Спрашивайте, — сказал юноша.

— Как дела идут за стенами Аркадии?

— Везде такая же жара, как и тут.

Харольд улыбнулся.

— Нет, пойми меня правильно. Вы лишили нас газет и телевизоров. Мне интересно, что творится в мире?

— Мы не виноваты в этом, — немного обидевшись, ответил Младший. — Просто выполняли приказ.

Мимо прошел патруль — двое солдат из Калифорнии, которые появлялись здесь в одно и то же время. Они, как обычно, кивнули в ответ на приветствие и молча зашагали дальше.

— Вы не находите это странным? — спросил Младший.

— Что именно?

— Я говорю об их поведении.

Харольд с усмешкой покачал головой.

— Тебе нужно выражаться яснее, сынок.

— Ну, просто… все мои сослуживцы стыдятся своей службы. Они сконфужены и немного напуганы.

— Представляя, как нам плохо здесь?

— Нет, у нас еще терпимо, — ответил Младший. — Люди получают пищу. Вам дают чистую воду.

— И на этом все кончается, — проворчал Харольд.

— Конечно, — согласился юноша. — У вас нелегкая жизнь. Но в нашем лагере работает логистика. Поверьте, здесь лучше, чем в других местах. И потом люди сами виноваты в том, что оказались за колючей проволокой.

— Чем же это я так провинился?

— У вас был выбор, и вы решили остаться с ним, — ответил Младший, указав на Джейкоба.

Мальчик тихо сидел в отдалении, как велел ему Харольд. На нем была полосатая хлопчатобумажная рубашка, которую Люсиль принесла ему неделю назад. Джейкоб смотрел то на отца, то на блестевшую сталь наблюдательной вышки. Его взгляд перемещался из стороны в сторону, словно он не понимал того, что происходило вокруг.

— Его могли забрать у вас, — продолжил Младший, — но вы пожелали отправиться в лагерь вместе с ним. И так поступили многие из живых людей. Это было вашим решением, поэтому вы не должны пугаться трудностей или нервничать из-за условий быта. Принимайте все как есть.

— Ты, наверное, не видел туалетов в школе.

— В вашем распоряжении теперь целый город.

Он снова повернулся к Харольду.

— Воды и еды вдоволь. Что еще нужно? Тут даже имеется бейсбольное поле.

— Оно заполнено людьми, которые живут там в палатках. Его прозвали палаточным городом.

— И мы разместили там сотни Рента-Джонс[3].

Он указал рукой за спину Харольда — на ровные полосы голубовато-белых прямоугольных кабин. Старик вздохнул.

— Вы думаете, что вам живется плохо? — спросил Младший. — Но это рай в сравнении с тем, что происходит в других странах. Мой приятель служит в Корее. В маленьких странах ситуация с «вернувшимися» хуже всего. Большие страны выделяют территории для их размещения. А в Корее и Японии земля на вес золота. Там и для живых ее не хватает. Поэтому они используют огромные танкеры.

Юноша раскинул руки в стороны, показывая, насколько большими были корабли.

— Только вместо нефти их заполняют «вернувшимися».

Он оглянулся назад и тихо добавил:

— Пакуют, сколько влезает.

Харольд посмотрел на дымившуюся сигарету.

— Их слишком много, и каждый хочет жить как прежде, — добавил Младший. — Но правительствам стран они не нужны. Любое государство пытается избавиться от них. Простые люди жалеют бедолаг. Они уже не звонят в Бюро и не сообщают, что нашли новых «вернувшихся». Они просто позволяют им скитаться по улицам.

Юноша оперся на ограду наблюдательной вышки. Несмотря на серьезность темы, его голос был спокойным и почти равнодушным.

— Эти танкеры с живым грузом прозвали «баржами мертвых». Журналисты используют другие термины, но мне нравится первое название. Баржи мертвых. Корабли, чьи грузовые отсеки заполнены ходячей нежитью.

Младший продолжал рассказывать о танкерах, но Харольд уже не слушал его. Он видел в своем уме большое темное судно, плывшее без цели по черному ночному океану. Корпус едва приподнимался над водой — так много стали и заклепок было в этом корабле. Танкер казался порождением зла из фильмов ужасов. Адское судно, плывшее по проклятому морю. На борту корабля, составленные бок о бок и нагруженные друг на друга — чем ниже, тем больше и тяжелее — стояли грузовые контейнеры. Каждый из них был набит «вернувшимися». Судно кренилось. Нос задирался то вверх, то почти уходил под воду, разрезая невидимые волны. Но плотно прижатые друг к другу «вернувшиеся» оставались неподвижными. Харольд видел тысячи людей. Десятки тысяч. «Баржи мертвых», заполненные большими грузовыми контейнерами, курсировали по всем морям и океанам земли.

Старик смотрел на них то с огромного расстояния, то так близко, что видел каждого человека во всей его завершенности. Такое бывает только в мире грез и снов. В этой флотилии мертвых он видел всех покойников их города, включая собственного сына.

Его пробрал озноб.

— Ага! — заметил Младший. — Вы тоже представили себе их лица!

Прежде чем старик успел ответить, его пробрал неистовый кашель. После этого он почти не осознавал происходящего. Он только знал, что его тело корчилось от боли, а солнце — так же, как и раньше — висело над самым лицом. Земля снова приняла его в свои объятия, жадно обнюхивая спину.

Харольд очнулся с тем же чувством дезориентации, как и в прошлый раз. Грудь болела. Легкие были наполнены чем-то тяжелым и влажным. Дыхание стало другим. Воздух проходил через горло только малыми порциями. Джейкоб и Младший стояли на коленях рядом с ним.

— Мистер Харольд? — окликнул его молодой солдат.

— Я в порядке, — ответил старик. — Мне просто нужно полежать минуту.

Интересно, подумал он, сколько длился обморок. Достаточно долго, потому что Младший успел добежать до ближайших ворот и вернуться к вышке, но уже с другой стороны ограждения. Винтовка новобранца нелепо свисала с плеча.

— Папа? — позвал его Джейкоб.

Лицо мальчика кривилось от страха и беспокойства.

— Да? — с сиплым хрипом прошептал Харольд.

— Папочка, не умирай.

В последние дни ее терзали кошмары. Жизнь и так лишила Люсиль всего, а теперь добралась до ее снов. Она видела такие гадкие сцены, что уже скучала о нормальных ночах. Прошлые сны вспоминались смутно, но они были милыми и добрыми. Примерно так же вспоминаешь и скучаешь по звуку автомобиля, на котором тебя возили в детстве — иногда тембр его двигателя слышится в гуле машин на далеком шоссе.

Теперь она спала урывками и часто пробуждалась в самых неудобных позах. Чаще всего на ее коленях лежала Библия. Книга смотрела вверх на хозяйку, прилежно занимая свое место и ожидая ее возвращения. Иногда на страницах книги лежали ее очки, соскочившие с носа во время беспокойной дремы.

Иногда в бессонные ночи она заходила на кухню и стояла там, прислушиваясь к пустому дому. Тогда, клубясь, из темноты к ней прилетали воспоминания о Джейкобе и Харольде. Чаще всего в ее памяти всплывал один октябрьский вечер — вполне обычный, не обещавший ничего примечательного, но почему-то ставший для нее особенным.

В те дни, размышляла Люсиль, мир был наполнен магией, и самые обычные моменты оставляли след, который не забывался на протяжении всей жизни. Она вспоминала, как Харольд в гостиной неуклюже дергал гитарные струны. Он не умел играть, но, обладая неуемной страстью и энергией, пытался научиться этому искусству. Боже, когда-то он был таким романтичным! Когда у него выдавалась свободная минутка и когда не нужно было возиться с Джейкобом, он практиковался в игре и упорно брал одни и те же аккорды.

А Джейкоб, вспоминала Люсиль, гремел чем-то в своей спальной — очевидно, вынимал игрушки из коробки и небрежно расставлял их на деревянном полу. Ко всему прочему ему нравилось двигать мебель по комнате. Несмотря на повторные предупреждения, он поступал так раз за разом. Когда они с Харольдом приставали к нему с расспросами, мальчик просто говорил: «Меня просили сделать это игрушки».