Кровь предателя - Майкл Арнольд

Настал полдень, и Страйкер был настроен незамедлительно расстаться с уютом Басинга. Мужчины отправились собирать свою экипировку, и сейчас уже, наверное, в конюшне седлают новых лошадей.

Оставшись в одиночестве, Страйкер вышел из бараков. Он натянул сапоги и бриджи, нацепил клинок, но никакой другой одежды, так как решил искупаться, пока его люди подготовятся к грядущему отъезду.

Казармы находились на конце огромного овального двора Басинга, а на другом стояла глубокая лохань с водой. Зажав в руке рубашку, Страйкер направился на север через двор, который оказался покрыт месивом грязи, где тут же увязли его сапоги.

Страйкер не обращал внимания на насмешливые визги и косые взгляды женщин, шагавших в противоположном направлении. Его изувеченное лицо в те мгновения, когда его не сводила судорога, привлекало женщин, вероятно, создавая образ героя войны, который отнюдь не портили его мускулистые плечи и узкая талия.

Он заглянул за край лохани, надеясь, что вода не превратилась в кусок льда. Вода не замерзла, и, сложив руки ковшиком, он погрузил их в до боли холодную воду и плеснул себе на лицо. Процесс оказался шокирующим, мучительным, но вместе с тем бодрящим, и он несколько раз повторил процедуру, пока не задрожал, чистый и бодрый. Он поспешно натянул белую льняную рубашку, как есть грязную, чтобы унять дрожь.

Они должны были вскорости отбыть, но Страйкер знал, что у его людей уйдет целый час на подготовку лошадей, оружия и провизии, так что решил взобраться на высокие стены и взглянуть на местность, которую им скоро придется пройти.

Дойдя до башни моста, Страйкер беспрепятственно прошел мимо двух часовых и, вскарабкавшись по деревянной лестнице, попал под легкий ветерок на вершине строения.

Башня моста охраняла восточные подходы к усадьбе. Она высилась над главной галереей, соединявшей два дома, и с ее остроконечной вершины Страйкер мог комфортно наблюдать за новой усадьбой, отличавшейся от старой как размерами, так и формой. Она была построена углом, образуя огромную угловатую фигуру, и разделена на два крыла - северное и южное, каждое с отдельным двором.

Страйкер перевел взгляд на высокие стены, окружавшие поместье. Они выглядели не такими грозными, как себе их представлял Паулет. Страйкер видел, как тяжелая артиллерия расправлялась и с более толстыми стенами, и гадал, как долго выстоят эти укрепления против продолжительной бомбардировки. Тем не менее, он подметил, что поместье окружали внушительные оборонительные рвы. Эти огромные, безобидные на вид траншеи, глубоко прорезанные в холмах, сделают атаку чудовищно сложной даже для самых лучших штурмовых отрядов.

Страйкер сам штурмовал и защищал подобные смертоносные рвы и прекрасно мог представить, как отчаянные защитники обрушат ливень артиллерийского и мушкетного огня на копошащуюся массу круглоголовых, застрявших на дне этих канав. Если силам сторонников парламента и удастся пробить бреши в стенах Паулета артиллерийским огнем, то потом им придется бросить людей в пролом, и тут уже роялисты приведут в действие свое оружие, чтобы вбить атакующих в земляные укрепления, где те окажутся в положении крыс в бочонке. Возможно, Басингу и удастся выдержать осаду.

Бросив последний взгляд на север, где безмятежно стояла деревня, быстро несла свои воды река и безмолвствовал лес, Страйкер повернулся к ступенькам, ведущим на слякотный двор. Пытаясь согреться, он спускался через две ступеньки и, достигнув земли, побрел назад к казармам.

Он быстро пересек двор, стараясь не увязнуть в грязи, но внезапно его внимание привлекли раздававшиеся неподалеку взволнованные голоса, звучавшие сердито, как крики ссорящихся грачей.

Слева от него небольшая толпа мужчин и женщин окружила невидимую фигуру в центре, яростно ее толкая и в чем-то обличая. Страйкер подошел ближе. Среди гомона толпы ясно и громко прозвучал чем-то знакомый женский голос.

- Ordure! Ordure! [18]

Странно, подумалось Страйкеру, услышать здесь французскую речь. В английских городах и деревнях к французам не питали особых симпатий. Парламенту удалось поставить в вину королю национальность королевы и тем самым разжечь недоверие и мятеж.

Страйкер привстал на цыпочки, вытянув шею, чтобы определить источник этой суматохи.

- Оставь меня в покое, скотина! - прокричала женщина, на этот раз на английском. Страйкер было решил, что ослышался, но голос был ясным, и он прекрасно помнил этот акцент.

- Дай-ка мне эту лягушатницу! - прохрипел толстяк, пытаясь схватить льняную материю, которую женщина крепко прижимала к груди.

Женщина увернулась, одной рукой сжав ткань, а второй выхватив нож.

- Я прирежу тебя, сучий выродок. Богом клянусь, так и сделаю.

Страйкер протиснулся сквозь толпу, расталкивая людей в стороны. И тут увидел ее. Позже он понял, что она едва ли нуждалась в его помощи, потому что никогда еще клинок не сжимала столь искусная рука. Со скоростью змеи он обнажил свой, но не было никакой необходимости его использовать. Толпа быстро рассеялась, заметив выражение его глаза.

Высокий смуглый солдат и стройная светловолосая девушка остались наедине. Она спрятала дирк в складки своего плаща. Клинок Страйкера вернулся в ножны.

Женщина зажмурилась, а потом, ее синие как Средиземное море глаза округлились подобно луне.

- Здравствуй, любовь моя, - прошептала она.

- Здравствуй, Лизетт, - дрогнувшим голосом ответил Страйкер.

За высокими стенами находилась полоска травы, служившая плацем. А за ней расположилась небольшая рощица, густая и непроходимая, и среди ее ветвей стояли мужчина с женщиной, не сводившие друг с друга пристальных взглядов.

Лизетт подчинилась порыву Страйкера, потащившего ее через высокие ворота к стоящей поодаль рощице. Он не знал, почему выбрал именно это место, просто оно было уединенным, вдали от посторонних глаз и ушей. Они находились достаточно близко к плацу, где-то в ста шагах, и слышали команды инструктора.

- Кто ты? - наконец произнес Страйкер, непроизвольно перейдя на шепот, словно потрясение сдавило ему горло. Он жадно пожирал глазом свою стройную спутницу, не упуская ни малейших деталей ее внешности. Золотистые волосы, ярко сверкающие на фоне осенней листвы, широкие глаза, маленький шрам, пересекающий щеку, изгиб бровей, когда она хмурилась или улыбалась. Она, должно быть, либо плод его воображения, либо привидение. Настоящая женщина из плоти и крови давно погребена в глубинах его памяти.

Лизетт всё еще прижимая к груди кипу ткани, рассматривала Страйкера.

- Прекрасно выглядишь, - наконец произнесла она.