Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647 - Сесили Вероника Веджвуд

И снова Джон Пим, благодаря своему спокойствию и хитрости, сумел обойти эту опасность. В отличие от Вейна и Мартена он не был готов идти на любые крайние меры против короля. Он искренне верил в те слова, которые парламентская комиссия направила графу Эссексу, и хотел, чтобы король вернулся к своему верному парламенту и правил под присмотром такой гвардии, которую парламентарии сочтут приемлемой для этой цели. Но он ясно видел то, что отказывались понимать Холлес и другие: что на данный момент мирные переговоры не приведут к желаемому результату. Король должен быть разбит на поле боя, только тогда он может согласиться на такое ограничение своей власти, которого хотел Пим. (Пим не мог знать, что даже поражение на поле боя не изменит отношения короля, изложенного им 2 декабря того же года в одном личном письме – полушутливом и в то же время совершенно серьезном, – где он писал, что будет либо «увенчанным славой королем, либо терпеливым мучеником», и никакая другая роль его не устроит.) Но для Пима, который, вполне естественно, предполагал, что король смирится с логичными последствиями военного поражения, проблема состояла в том, чтобы сражаться и победить в войне против него.

Но войну невозможно вести, если парламент расколот, а самым верным способом расколоть парламент было дать партии войны волю блокировать любые возможные попытки договориться с королем. Такая непреклонность оттолкнула бы лордов, напугала растерянных и неуверенных в том, стоит ли им примкнуть к партии мира или вообще уйти из парламента. Кроме того, она и вызвала бы опасения среди сомневающихся или нейтральных обитателей Сити, чьи деньги и поддержка были совершенно необходимы. Партия войны, предоставленная сама себе, шла бы вразрез с их общей целью. Снова, как и год назад, Пим понимал, что может заставить большинство принять те меры, которые действительно необходимы, только если обнадежит и сохранит контроль над сомневающимися членами палаты, людьми, которых пугают крайности. С хладнокровной ловкостью он всю зиму поддерживал требования партии мира о переговорах, но одновременно с этим любыми способами стимулировал поддержку партии войны во всем, что касалось реального развития конфликта: в голосовании о выделении денег, в формировании военных сил, в поддержании хороших отношений с Шотландией.

Он был совершенно убежден, что король в его нынешнем положении не предложит и не примет никаких приемлемых для парламента условий. В то же время лондонский Сити уже слишком предан делу парламента, чтобы отказать ему в помощи, когда снова дойдет до войны. В результате Пим убедил своих друзей в Сити просить заключения договора с королем, но только для вида, а не для того, чтобы предложить ему мир по существу.

Традиционное презрение двора к Сити под действием войны меньше не стало. И когда делегация лондонских олдерменов в холле Крайст-Черч стала убеждать короля, что они желают лишь того, чтобы он гарантировал свободы своих подданных и вернулся в Лондон, окружавшие его придворные разразились издевательским хохотом. Сам король вежливо ответил: «Я не знаю, как заставить вас доверять мне, но было бы лучше, чтобы вы верили тем, кто меньше лжет». После такой оценки правдивости парламентариев он отпустил делегацию, пообещав в свое время дать письменный ответ. Покидая город, они попытались отблагодарить часового на мосту Магдален, но тот отказался, сказав, что ничего не возьмет у «круглоголовых». Позднее король наградил его за это проявление лояльности.

V

Визит делегации Сити совпал с новым поворотом в политике Карла. Джордж Дигби, который по-прежнему доминировал в его политической – но не военной – стратегии, предложил публиковать роялистский новостной листок, что стало бы ответом на официальные и неофициальные бюллетени, бурным потоком лившиеся из Лондона, нанося урон делу короля своими рассказами о его зверствах и сообщениями о его поражениях. В январе 1643 г. появился первый новостной листок кавалеров Mercurius Aulicus. В дальнейшем он стал выходить в Оксфорде еженедельно по цене в один пенни и регулярно переправлялся в Лондон. По-видимому, этим занимались женщины, которые бродили по дорогам под видом нищенок. Они забирали в условном месте пакеты с запрещенными оксфордскими памфлетами и передавали дальше. Чтобы удовлетворить спрос, который не покрывали оксфордские издатели, лондонские роялисты тайно печатали свои листки, не всегда полностью совпадавшие с оксфордскими прототипами, и продавали сочувствующим аж за 18 пенсов. Обычно Aulicus стоил этих денег. Издателем был Джон Биркенхед, молодой член совета колледжа Всех Душ, живое и нелестное описание которого дал Джон Обри: «Он был очень уверенным, остроумным, не питал большой благодарности к своим благодетелям и умел чертовски врать. Роста он был среднего, с большими выпуклыми глазами и выглядел не слишком приятно». Джордж Дигби следил за тем, чтобы его снабжали информацией, но Биркенхед очень скоро превратил свой новостной листок в нечто большее, чем просто календарь событий. Он свободно владел искусством высмеивать и быстро поднял на смех парламентских борзописцев: «Сэр Джейкоб Астли, недавно убитый в Глостере, желает знать, как его убили, из мушкета или из пушки». Но не он, а его лондонский подражатель утверждал, что недавно один проповедник воззвал к Всевышнему: «О Боже, когда же ты возьмешь стул и сядешь в палате среди пэров и когда, о Боже, когда, спрашиваю я, ты будешь голосовать в палате общин?»

Насмешки кавалеров потекли рекой. В сотнях издевательских баллад они пародировали торжественный стиль своих оппонентов.

Роялисты с удовольствием взяли себе некогда оскорбительное прозвище «кавалеры». Сам король дал добро на его использование. «Доблесть кавалеров прославила это имя… – сказал он, – оно означает всего-навсего джентльмена, который несет службу своему королю на коне».

В ответ парламентские авторы попытались изменить слово «круглоголовые» на «здравомыслящие»[20] и, если непременно нужно упомянуть голову, то называть роялистов Rattlepates (пустоголовые) или еще каким-то унизительным именем, не подразумевающим никакого благородства. «Пусть мы круглоголовые, но мы не бессердечные», – утверждал один памфлетист. Однако их пропаганда и даже рассказы о зверствах были чрезвычайно скучными: жуткие истории об изнасилованных девицах и зажаренных младенцах, о сделках с дьяволом и небесном правосудии, а иногда о кавалере, который заживо сгорел, потому что пламя из его пистолета подожгло его локоны, и это показало, что думает Господь о таких неподобающих прическах.

Естественно, лучшими сочинителями баллад были роялисты. Популярный сочинитель дурацких стишков Тейлор и самый известный автор песенок на злобу дня Мартин Паркер были убежденными сторонниками короля, и вскоре Паркер преподнес своей нетерпеливой публике балладу, которая, будучи положена на знакомую мелодию, стала неофициальным гимном кавалеров: «Когда