Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647 - Сесили Вероника Веджвуд

и Манассии? Так утверждалось в одном из памфлетов, но не разделявшие такие братские настроения голландцы с большим удовольствием наблюдали за затянувшейся войной в Англии, поскольку она мешала англичанам конкурировать с ними в торговле с Индией.

Доброжелательное отношение Соединенных провинций было чрезвычайно важно и для короля, и для парламента. Их морские силы играли первостепенную роль в Канале и в Северном море. С их помощью король мог бы надеяться свести к нулю тот факт, что парламент захватил его военный флот. Без их помощи он не смог бы получить оружие из Европы и даже едва ли смог бы снова увидеть свою жену. И королева, и парламент обхаживали амстердамских банкиров и старались с помощью голландцев купить оружие и нанять опытных профессиональных солдат из их армий.

А в это время три отдельных правительства трех королевств короля Карла – Англии, Шотландии и Ирландии – являли собой чрезвычайно запутанную конституционную картину. В Англии король объявил, что парламент оказался под контролем меньшинства, которое управляет им с помощью запугивания. В то же время парламент со своей стороны объявил, что король порабощен «зловредной фракцией» и не в состоянии осуществлять свою суверенную власть.

Таким образом, каждая из сторон претендовала на то, что именно она является единственным подлинным и законным правительством. В качестве регалий и инструментов гражданской власти у короля в Оксфорде имелась большая печать, но его приказ о переводе судов из Вестминстера не был исполнен, и парламент не признавал нового лорда – главного судью Роберта Хита, назначенного королем вместо робкого Джона Брамстона. Чтобы подчеркнуть свои неопровержимые и неотъемлемые права, король приказал собрать доказательства, подтверждающие вину Эссекса в государственной измене, и по такому же обвинению судил и приговорил захваченного кавалерами Джона Лилберна.

Мастер монетного двора прибыл к королю с подлинной матрицей для чеканки монет, и большая часть слитков из Тауэра плюс те, которые Томас Бушелл привез из Шрусбери, служили ему еще несколько месяцев. Кроме того, к большому удовольствию Карла, с ним по-прежнему были медальеры Томас Роулингс и Николас Бриот, оба мастера своего дела, поэтому все, что выпускалось монетным двором в Оксфорде, соответствовало самому взыскательному вкусу.

Что касается управления Англией, то король выпускал прокламации, как делал это во времена своего единовластия, а парламент выпускал ордонансы. Действия короля соответствовали традиции, поскольку в интервалах между сессиями парламента монарх всегда осуществлял управление таким способом. Парламент выступал новатором. Но подчинение людей зависело не от законности процедуры, а от того, чьи войска оккупировали данный регион и на чьей стороне были симпатии мировых судей.

В Шотландии Совет, назначенный королем годом раньше, отказал ему в какой бы то ни было помощи, но продолжал заявлять о своей готовности помирить противоборствующие стороны и настаивал, чтобы на всех Британских островах управление церковью велось по пресвитерианскому образцу. В ноябре он получил от английского парламента письмо, обвинявшее короля в поддержке папистов и «испанской фракции», а также в том, что он планировал использовать наемные иностранные войска против своих собственных подданных. В течение шести недель Совет никак не реагировал на это письмо, потом прибыл младший брат Гамильтона с посланием от короля, в котором тот протестовал против предъявленных ему «скандальных» обвинений. Совет, уступая давлению Гамильтонов, опубликовал возражения короля и не стал предавать огласке обвинения парламента.

Однако, как ни старались братья Гамильтон, результат для Карла оказался катастрофическим. «Письмо короля пробудило тех, кто спал», – писал агент парламента из Эдинбурга. Ковенантеры пожелали узнать, в чем состоят обвинения, выдвинутые против короля, если он вынужден защищаться таким способом, и Совет, чтобы удовлетворить их желание, обнародовал содержание письма парламента.

«Теперь здешним углям нужен только ветер из Англии, и это королевство запылает», – писал парламентский агент. В Эдинбурге поднялся шум, отчасти спонтанный, отчасти инспирированный, в пользу более тесной дружбы с парламентом и совместных усилий по спасению одурманенного короля от его вредоносных папистских советников. Шотландские роялисты, не имевшие лидера, были сбиты с толку. Хантли («этот жалкий женоподобный атеист», как его презрительно называли ковенантеры) держался особняком у себя на Севере. Монтроз вызывал слишком большие подозрения, чтобы позволить себе какое-то публичное действие. Граф Хоум спонсировал довольно мягкую петицию, авторство которой сторонники Гамильтона позднее приписывали ему. Петиция призывала к сдержанности с учетом сложной ситуации его величества. Но эта так называемая «встречная петиция», идущая наперекор политике ковенантеров, подверглась осуждению со стороны Комитета церковной ассамблеи и порицанию с церковных кафедр Эдинбурга.

Гамильтон, под тем предлогом, что неотложные дела не позволяют ему присутствовать в Совете, глушил свои тревоги на теннисном корте, а Совет, контролируемый Аргайлом и Лоудуном, тем временем написал своему венценосному господину, убеждая его вернуться к любящему его парламенту, и отправил своих уполномоченных к нему в Оксфорд.

Если в Шотландии правительство, назначенное самим королем, предало его, то в Ирландии правительство, которое он отказался признать, действовало от его имени и демонстрировало свою преданность. Осенью ирландские повстанцы собрали свой собственный парламент в Киленни и официально провозгласили создание нового государства – Ирландской Католической Конфедерации. Конституцию новой Ирландии написал способный юрист Патрик Дарси, имевший опыт члена парламента. Ему помогали лорды, дворяне, католические епископы и аббаты, которым в дальнейшем предстояло стать национальными лидерами. Генеральная ассамблея, как был назван ирландский парламент, состояла из представителей лордов, духовенства и общин, сидевших вместе в одном помещении. Правительственная власть была сосредоточена в руках Высшего совета из 24 членов, избранных Ассамблеей, что было во многом похоже на шотландский Комитет сословий, избиравшийся шотландском парламентом. Термин «конфедерация» был выбран, чтобы подчеркнуть, что это не объединение отдельных провинций, а союз между «старыми ирландцами» и англо-ирландскими католиками по большей части нормандского происхождения, объединившимися, чтобы бороться против пуританского парламента в Вестминстере и агрессивных английских и шотландских поселенцев последних двух поколений.

Несмотря на то что духовенство занимало в Ассамблее видное место и по меньшей мере в течение шести месяцев тесно сотрудничало с ирландскими и англо-ирландскими лордами и дворянами, конституция Патрика Дарси отражала скорее политические и законодательные, чем религиозные устремления ирландцев. Она устанавливала юридическую и политическую независимость Ирландии, которая была в равной степени желанна и для старых ирландцев, и для англо-ирландцев, и для духовенства, и для мирян. Вскоре выяснилось, что если англо-ирландцам было достаточно независимости, то желания старых ирландцев и духовенства этим не ограничивались. Но осенью разногласия между двумя фракциями на время затихли, и казалось, эта возрождающаяся Ирландия с разумной конституцией, растущей армией и умным руководством может стать автономной нацией.

Восстание было направлено против английского парламента, а не против короля, которого ирландцы