Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647 - Сесили Вероника Веджвуд

и сдержанным, а горечь разочарования обострила его врожденную стремительность. Однако при венском дворе после освобождения принц поразил венецианского посла «благородством своих мыслей». Это замечание было справедливым и глубоким, поскольку среди множества амбициозных и легкомысленных людей, окружавших короля, принц выделялся своим возвышенным и искренним духом, свободным от лживости и эгоизма. Руперт хотел быть моряком и больше интересовался технической стороной своей профессии – артиллерией, фортификациями и осадными механизмами, чем кавалерийским боем, благодаря которому он так быстро завоевал репутацию. Быстрота, с которой он принимал решения и действовал на поле боя, и нетерпение, с которым он слушал более взрослых и медлительных королевских советников на заседаниях Совета, отражали и быстроту его интеллекта, поскольку он умел быть спокойным и терпеливым, когда этого требовали обстоятельства, как, например, во время занятий со своими людьми. (Позднее он овладел мастерством гравировки – искусством, требующим бесконечного терпения и сосредоточенности.) При таких многочисленных достоинствах ему недоставало простых светских навыков, и он был склонен прятать свою неловкость в общении с придворными и политиками за сардоническим остроумием и презрительными манерами. Но в тех, кто знал его лучше, он пробуждал долгую и глубокую привязанность. Принц с легкостью завоевал и сохранял любовь и уважение своих солдат, поскольку был вынослив в тяжелых ситуациях, бесстрашен при встрече с опасностью, быстро признавал достоинства в людях и, будучи равнодушен к похвале в свой адрес, был щедр на похвалу другим.

Однако он слишком мало считался с мнением своих коллег и, как все молодые люди, слишком легко и открыто шел на поводу своих симпатий и антипатий. С самого начала Руперт невзлюбил генерального комиссара кавалерии хитрого и амбициозного Уилмота и был в плохих отношениях с Джорджем Дигби, которого он, сам того не желая, оттеснил с позиции главного королевского фаворита. Вместе с тем он приобрел полезного друга в лице герцога Ричмонда, сдерживающее влияние которого несколько смягчило неблагоприятное впечатление от его резкого необщительного характера.

В делах военных принц Руперт был очень уверен в своем мнении. Он советовал королю укреплять местные города и, таким образом, изматывать мятежников в осадах. Используя эти укрепленные пункты, чтобы сковать значительные силы противника, королевская кавалерия могла стремительными атаками обстреливать их с флангов, отрезать обозы и устраивать рейды по оставшейся без защиты сельской местности. Недостатком этого плана, который с успехом использовался голландцами в войне против испанцев, являлись большие затраты на фортификации. Руперт был невысокого мнения о любительских земляных сооружениях, построенных в Рединге. Если ресурсы короля не позволяли такого обширного строительства, то главной надеждой Руперта было численное укрепление сил пехоты. Возможно, он даже пытался убедить принца Оранского отпустить четыре английских пехотных полка, находившиеся у него на службе. Хорошо экипированная профессиональная инфантерия была жизненно необходима, поскольку ни одна война не может быть выиграна одной только кавалерией.

Руперт обращал слишком мало внимания на политические проблемы. Если бы английских солдат, находившихся на голландской службе, отпустили, они, весьма вероятно, предпочли бы сражаться на стороне парламента. Наибольшее число профессиональных военных, предложивших свои услуги королю, принадлежали в значительной степени к противоположному лагерю – католикам, служившим во Фландрии у испанцев. В Брюсселе сэр Генри Гейдж, старый английский военачальник с длинным списком выдающихся достижений, старался убедить своих освободившихся со службы соплеменников присоединяться к силам короля. Таким образом, в этой войне Карл неизбежно оказался и на суше, и на море связан (как был связан в мирное время) с испанско-фламандско-австрийским альянсом в Европе. Его старший племянник курфюрст Палатин, преследуя свои интересы как протестантского принца, посчитал полезным публично осудить своих братьев Руперта и Морица за то, что они встали на сторону короля, и заставил свою мать, королеву Богемии, сделать то же самое.

На море за последний год дюнкеркские приватиры[19], действовавшие под защитой испанцев, перевозили оружие и людей для ирландских повстанцев и свободно использовали свои порты и базы, чтобы охотиться на голландские и английские суда. Теперь Ирландская Конфедерация в Килкенни официально назначила одного из этих пиратов своим вице-адмиралом, и на ближайшие семь лет Вексфорд стал основной базой ирландско-дюнкеркского флота из почти 90 кораблей. Кроме этого, вопреки желанию правительства Франции, они пользовались бретонскими портами и перекрывали все западные подступы к Каналу для судов, направлявшихся в Лондон или в порты Голландии. Ирландско-дюнкеркские пираты не выступали открыто союзниками короля, но не нападали на его корабли, а моряки и капитаны из лагеря роялистов считали их своими друзьями, поскольку у них был общий враг.

К этому времени роялисты начали бросать вызов контролю парламента на море. Лоялисты с запада страны предоставили свои корабли в распоряжение короля, губернаторы Гернси и Джерси, являясь его сторонниками, удерживали крепости на своих островах, а их порты были, вопреки мнению жителей, открыто на его стороне. Остров Ланди, острова Силли, остров Мен, родина лорда Дигби, – все они предоставляли укрытие или устанавливали орудия для защиты кораблей роялистов. Суссекские кавалеры захватили и недолгое время удерживали Чичестер, и, хотя к концу декабря их оттуда выбили, опасность повторного нападения присутствовала постоянно. Роялисты не могли вступать в столкновения на море, но смогли сделать крайне небезопасным для всех судов путь в порты, контролируемые парламентом. Лондонские купцы требовали более надежную защиту, но граф Уорик и военный флот парламента были слишком загружены патрулированием Северного моря и Канала с целью не пропускать корабли, везущие оружие королю, в Ньюкасл или на побережье Корнуолла.

IV

В Лондоне росло недовольство и страх. Раздавались возмущенные жалобы на повышение налогов. Король объявил, что любой, кто заплатит не санкционированные им таможенные сборы, будет обвинен в измене. Запрет испугал фермеров, и в начале января они объявили, что больше не могут давать парламенту денег в кредит. Горожане, которые под давлением или в порыве преходящего энтузиазма подписались летом на предоставление займа, теперь приуныли от перспективы затягивания конфликта.

В палате общин преобладало мрачное настроение. Дензил Холлес, раненый и расстроенный поражением своих людей в Эджхилле и Брентфорде, инициировал требование начать мирные переговоры и был поддержан юристами Мейнардом, Уайтлоком и Джонном Глинном. Против этих обеспокоенных людей выступил ряд экстремистов: суровый молодой Вейн, несгибаемый республиканец Гарри Мартен, Александр Ригби – депутат-пуританин от Вигана, возмущенный выходками лорда Дерби в Ланкашире, и другие им подобные. Среди тех 200 членов, которые оставались в палате общин, не было единства, и только лидерство Пима удерживало палату от раскола и анархии, вызванных разногласиями депутатов, принадлежавших к разным фракциям. В Комитете безопасности царил такой же разлад, как и в палате в целом, и ожесточенные высказывания