Прошедшие войны - Канта Ибрагимов

— Ты давай вставай, а то тут змей полно.

— Да, одна из них — ты, — серьезно сказал он.

Кесирт резко вскочила. На фоне темно-синего неба четко обозначилась ее фигура. Она злобно взмахнула рукой.

— Ты опять решил меня оскорбить? Убирайся отсюда, бессовестный.

Эти слова привели окончательно Цанка в сознание, он тоже быстро встал, машинально хотел схватить девушку, но та ловко вывернулась и быстро соскочила с берега к роднику, оттуда донеслось жалобное "ой“.

— Что с тобой? — крикнул Цанка, бросаясь вслепую вниз. Кесирт сидела на корточках, сжимая руками ногу.

— Что с тобой? — повторил он, опускаясь рядом.

Их головы соприкоснулись, они дышали одновременно, часто и глубоко.

— Ничего не случилось, — сухо ответила Кесирт и, высоко задрав платье, перешла осторожно родник, села на свою любимую лавочку, нагнувшись стала растирать ушибленную ногу.

Цанка разулся, съежившись, следом полез в бурлящий темный поток. Холодная вода по колено охватила ноги юноши, потянула за собой влагу. Он быстро перешел ручей, бросив небрежно чувяки, подошел к Кесирт.

— Больно? — с состраданием в голосе спросил он.

— Это ничего. Вот язык у тебя — как жало, — ответила она. Некоторое время молчали. Наконец Цанка не выдержал:

— Можно, я сяду рядом? Мне поговорить надо с тобой.

— Не о чем нам с тобой говорить, — злобно ответила она, хотя и подвернулась немного на скамейке.

Цанка сел. Почувствовал сразу рядом ее женское тело, и как ему показалось приятный запах ее волос, кожи.

Снова долго молчали. Слушали успокаивающую мелодию родника.

— Кесирт, — тихим, жалобным голосом сказал Цанка, — я должен поговорить с тобой, я хочу поговорить.

Она молчала.

— Кесирт, я люблю тебя! Ты мне нужна! Будь моей женой! — страстно заговорил Цанка, глядя в ее профиль.

— Почему ты молчишь? — взмолился он.

— А что мне делать, танцевать от радости? — серьезно ответила она.

— Ну дай мне ответ, — вскрикнул Цанка, — почему ты мучаешь меня.

Он вскочил, встал перед ней, свесив бессильно руки.

Она тоже встала. Снизу посмотрела на очертания его лица. — Так, слушай Цанка. Во-первых, я тебя не мучаю, это ты меня мучаешь, преследуешь и издеваешься. А, во-вторых, и это главное, я твоей женой не стану. Потому что мал ты еще… Точнее для меня мал. Молод ты — пойми! — строго, сухо и четко говорила она. — А теперь уходи.

— Не уйду, — упрямо буркнул он.

— Тогда я пойду, — сказала она и медленно повернулась. Цанка бросился к ней, обеими руками схватил ее мягкую руку.

— Не уходи. Я прошу тебя. Посиди немного со мной. Я очень прошу, — взмолился он.

Она застыла в этой позе, сделала паузу.

— Хорошо, только при условии, что ты будешь вести себя достойно, — властно сказала она.

— Да, да. Непременно. Только так, — ответил он жалостливой скороговоркой.

Они снова сели рядом, смотрели прямо перед собой, долго молчали.

— А знаешь, Цанка, — перешла на иронический тон Кесирт, — я нашла тебе невесту. Красавица писанная, как картина, зовут Ларча, из Агишти, дочь Гани. Вот она должна стать твоей женой, — говорила весело она, наклоняясь к его плечу, губами чуть ли не его уха.

От близости любимой Цанка невольно стал терять самообладание. Вновь страсть и бешенное влечение овладели им. Не в силах сдержать себя, он накрыл своей большой костлявой ладонью ее пухленькую кисть, почувствовал ее тепло, шелковистость кожи маленькой руки.

— Так что, познакомить тебя с Ларчой? — продолжала шутить Кесирт, не сопротивляясь его грубым поглаживаниям руки.

— Не нужна мне твоя Ларча, — шипел Цанка, дыхание у него участилось, сердце забилось в неровном, ускоренном ритме.

— А что у тебя рука такая холодная? — в том же тоне продолжала она.

— Кесирт, Кесирт, я не могу без тебя, — вскричал Цанка, прижимая невольно ее руку к своей пояснице.

Тыльной стороной кисти, через толстые штаны, она почувствовала каменный жар молодой неистовой страсти. В испуге, выдергивая руку, она вскочила. Однако Цанка уже потерял рассудок, он что-то невнятно бормотал, лихорадочно пытался обхватить ее в темноте за талию руками. Кесирт попятилась назад и в испуге, с силой толкнула его кулаками в грудь. Теряя равновесие, Арачаев попытался сохранить равновесие, на мокром глинистом грунте его ноги беспомощно скользили, разошлись. Резкими движениями он хотел что-то предпринять, однако это оказалось еще хуже, по наклонной он стремительно полетел в родник, махая беспомощно длинными руками. Быстрое течение подхватило его, перевернуло, понесло вниз. Однако он сумел в темноте наощупь ухватиться за огромный валун и выползти на берег. Весь промокший, обиженный, он сел на корточки, растирая рукой ушибленное колено, глядя вслед исчезнувшей девушке.

Кесирт тем временем схватила свою простыню-полотенце, быстро взбежала по высокому берегу во двор. Над горой появился бледный полумесяц. Из долины доносилась бешенная барабанная дробь лезгинки. Где-то шла вечеринка. Из Дуц-Хоте слышались крики первых петухов. Хазин черный кот, мурлыча, терся о голые ноги девушки. В лесу раздался жалобный, звонкий голос галки "кья-кья".

Она еще долго стояла, о чем-то думала, потом подняла голову вверх, посмотрела в бесконечное звездное небо и шепотом сказала:

— Бог, прости меня. Салах, прости и пойми меня… Не могу я больше. Не могу… Сил моих нет… влюбилась я в него… Хочу его. Очень хочу… Как ты Салах, он молод, — вспоминала она своего первого мужа, — простите меня… Тяжело мне… Страсть сжигает меня…

После этих слов она еще постояла немного уже с опущенной головой, с обвислыми плечами, как бы ожидая гнева господня и ничего не дождавшись, медленно, на крепких ногах, безвольно махая руками, подошла к роднику, торжественно спустилась и, как монумент, встала перед сидящим на корточках молодым человеком.

Цанка видел, как она безжизненно шла, испугался, смотрел снизу вверх на ее невидимое лицо. Заметил, как блеснули ее глаза. Не знал, что делать, как реагировать. А она все еще стояла рядом, прямая, безмолвная, с поднятой головой.

— Кесирт, Кесирт, — тихо прошептал он, подползая к ней на четвереньках.

Она ничего не сказала, с места не сдвинулась, даже не шелохнулась.

Он подполз к ней вплотную, на фоне лунного неба был ясно виден контур ее стройного тела. Больше не думая ни о чем, он с силой обхватил ее бедра, стоя на коленях, головой прижался к ее теплому животу, потом поднял вверх лицо и почувствовал как две соленые большие капли упали на его влажное лицо. Цанка вскочил, большими ладонями обхватил ее голову, придвинул к глазам — она плакала. Порывистым, нежным движением он обнял ее за плечи. Сквозь мокрую одежду чувствовал частое, слабое сердцебиение, как у пойманного в кулак воробья.

Он слизал ее следы, поцеловал осторожно закрытые глаза, щеки, плотно сжатые губы. Она отстранилась.

— Ты ушибся? — тихо спросила она.

Он молча обнимал ее.

— Ты весь промок… Ты простудишься… Сними рубашку, выжми, оботрись полотенцем, — продолжала она нежным голосом. Цанка отпустил ее. Она на бесчувственных, дрожащих ногах вернулась к скамейке, только села, протянула в темноту самодельное грубое полотенце.

Он быстро через голову снял рубаху, не глядя кинул ее наземь, резкими движениями стащил с себя штаны и остался голым, тонким, напряженный в возбуждении.

Стыдясь и закрывая ладонями поясницу, он подошел на цыпочках по-кошачьи к Кесирт и упал перед ней на колени. Обхватил ее упругие бедра, сквозь тонкое платье стал целовать ее колени, ноги, живот, груди. Потом коснулся голой шеи и жадно впился в ее губы. Это был первый поцелуй в двадцать два года.

Кесирт не сопротивлялась, просто расслабилась, отдалась. Цанка был неумел, груб, скор.

Он так ничего толком и не понял. Все длилось минуты.

Ему было стыдно, неловко, жалко самого себя.

Хотелось и уйти, и остаться. Он повернулся к ней спиной, поднял с земли свои мокрые одежки, дрожал от одной мысли, что надо их сырыми одеть.

В это время тихо подошла к нему Кесирт, обняла его сзади, поцеловала в спину. Через ткань он вновь ощутил новизну ее упругой груди, бедер. С сожалением подумал, что даже не сообразил и не успел снять с нее платье.

— Ты возьми полотенце, поднимись на свое прежнее место и жди, в этой одежде ты не сможешь идти домой, — ласково сказала она ему на ухо.

Цанка так и сделал. Сверху наблюдал за Кесирт.

А она через голову спокойно сняла платье, зашла в родник, легла в воду. Лунный свет играл вокруг ее тела.

Потом долго полоскала одежду Цанка, подносила к лицу, нюхала, не зная, что он наблюдает за ней. Выжав, поднялась на противоположный берег, где лежал юноша, повесила штаны и рубаху на кусты и голая опустилась рядом с любимым.

Оба были стыдливыми, ненасытными, обходительными, нежными.