Букет прекрасных дам - Дарья Донцова

— Так тогда бесплатно обучались, — вздохнула Яна, — а теперь вон сколько денег берут, ректору охота заработать, поэтому и напихал в аудитории людей, как селедок в бочку!

— Народ прямо озверел, — засмеялась Лиза, — все рвутся эстрадными певцами и музыкантами стать.

— Дело денежное, — улыбнулся я, — говорят, они бешеные тысячи получают.

— Ой, — отмахнулась Яна, — не верьте. Человек двадцать, не больше, а остальные ведут жуткую жизнь.

Мы еще минут десять поговорили о тяжелой доле артистов и расстались страшно довольные друг другом.

Я спустился в машину и принялся изучать список. Так, Федотова Лариса Сергеевна, Малышева Неля Петровна, Рогозин Анастас Михайлович, Селезнева Инна Константиновна — староста. Вот с нее и начнем. Небось староста все про всех знала.

Глава 25

Без всякой надежды на успех, все-таки прошло столько лет, я набрал номер Селезневой и услыхал дребезжащий старушечий голос.

— Алло.

— Можно Инну Константиновну?

— Инночка на работе, — ответила бабуся.

Я обрадовался. Надо же, как здорово, Селезнева живет на прежнем месте, хотя ничего странного в этом нет. Многие люди, получив квартиру, никогда не меняют местожительство. Мои родители, например, приобрели кооператив в 1963 году, и Николетта до сих пор преспокойненько обитает там.

— Простите, а телефончик не подскажете?

— Куда?

— На работу к Инне Константиновне.

— Что вы, молодой человек, разве на рынке есть телефон!

— Простите, — не понял я, — на каком рынке?

— На «Динамо», — ответила собеседница, — Инночка обувью торгует, место номер две тысячи сто сорок два. Если вам срочно, туда езжайте, она до шести вечера стоит.

Я сунул телефон в карман и поехал искать разворот. Чудны дела твои, господи, дама, закончившая музыкальное училище, предлагает людям сапоги и ботинки.

Николетта никогда не покупает вещи на толкучках. Даже в те годы, когда мы неожиданно стали бедными, прямо-таки нищими, она шла в хорошие магазины. Брала деньги в долг, а потом говорила мне:

— Купила себе платье, верни Коке двести долларов.

Помнится, в первый раз я удивился:

— Где же мне их взять?

Маменька наморщила носик и отрезала:

— Твой отец никогда не задавал подобных вопросов. Женщину совершенно не волнует, где мужчина достает средства.

Представить Николетту прохаживающейся между рядами лотков и примеривающей на грязной картонке туфли просто немыслимо. Но большинство москвичей придерживаются иной точки зрения, поэтому на «Динамо» клубилась толпа.

Я шел в людском потоке, разыскивая нужную торговую точку. Она оказалась большим грузовиком, стоявшим последним в ряду высоких машин. Покупателей тут было мало, и возле стеллажей с ботинками не нашлось никого: ни тех, кто желал купить обувку, ни того, кто ее продавал. Я повертел в руках жуткое изделие неизвестных сапожников и крикнул:

— Хозяйка!

Из грузовика высунулась полная тетка в куртке.

— Подобрали? Берите, останетесь довольны, качество отменное, мех натуральный. Италия делает.

Я с сомнением посмотрел на потеки клея, выступающие между подметкой и верхом кособокого ботинка.

— Уступлю немного, — быстро сказала торговка, — скину, так и быть. Ну, какой вам размерчик нужен?

— Вы Инна Константиновна Селезнева? — спросил я.

— Точно, — улыбнулась тетка. — Откуда вы знаете? Знакомились когда? Не припомню что-то.

— Прочитайте, пожалуйста, — попросил я, протягивая листочек.

Селезнева взяла бумажку, пробежала глазами по строчкам и удивилась.

— Так это же наша группа, из музыкального училища. Где вы это взяли?

— Помните этих людей?

— Конечно, очень хорошо.

— Можете рассказать о них?

— Из милиции, да? — спросила Инна, ловко выбираясь из грузовика. — Ищете кого?

Не дожидаясь ответа, она выхватила из моих рук ботинок и поставила на стеллаж.

— Не берите это говно, месяц только проносите, жуткая дрянь. Если вам и правда зимние ботинки нужны, ступайте в двенадцатый контейнер, там Ленвест продают. Не смущайтесь, что в России шьют, отлично делают, кожа натуральная…

— Где тут поговорить можно? — спросил я, невольно вздрагивая от холода.

Инна заметила это движение.

— В моем грузовике околеем, пошли в кафе.

И, не дожидаясь моего ответа, закричала:

— Ленка!

Из соседнего автомобиля высунулась девчонка.

— Чего?

— Не буду запирать, присмотри за товаром.

— А ты куда?

— Пойду горяченького проглочу.

— Ступай себе, — разрешила Лена, — все равно народ не идет.

Инна провела меня в небольшое кафе и спросила:

— Сосиски будете?

— Нет, спасибо, — быстро сказал я, — просто кофе. Да вы садитесь, сейчас принесу. Что вам взять?

— А все равно, лишь бы горячее, — отмахнулась Инна, — надо же, какой холод стоит!

Я подождал, пока она проглотит две сардельки, густо обмазанные горчицей, и поинтересовался:

— Как же вы на рынок попали? Вроде музыкант.

Селезнева грустно улыбнулась:

— Ну, предположим, Аллы Пугачевой из меня не вышло. Закончила училище и пела в ансамбле «Свежий ветер», слышали про такой?

— Нет, — ответил я и быстро добавил: — Я плохо знаю эстраду.

— Не старайтесь, — ухмыльнулась Инна, — его и специалисты не знали. Мотались по провинции, лабухали в коровниках. Потом вся дрянь с перестройкой завертелась, затем возраст начал подпирать. В тридцать пять уже трудно спать в автобусах и по восемь часов глотку драть. Пошла в музыкальную школу, преподавала пару лет за гроши. До-ре-ми-фа-соль, кошка слопала фасоль. Обнищала совсем, обносилась, а тут подружка предложила на рынок пойти, вот и стою. Да здесь полно людей с образованием, даже кандидаты наук есть, а возле ворот мужик шарфами торгует, так тот вообще профессор.

— У ваших согруппников как дела шли?

Инна опять развернула листок.

— Лара Федотова замуж вышла, дочку родила, на сцене не работала. Да ей незачем, у нее муж крупный бизнесмен, деньги рекой текут. Неля Малышева спилась совсем. Мы в прошлом году собирались вместе, училище юбилей праздновало, ну и пригласили всех. Неля явилась в лохмотьях, прямо бомжиха, лучше бы совсем не приходила. Анастас Рогозин процветает, газета у него очень популярная, тираж большой. Феоктистова Майя и Сергеева Женя давно за границей, уехали в Израиль. Где они сейчас, не знаю. Катя Ярцева в школе преподает…

— А Оля Родионова? — спросил я.

— Олечка давно погибла, — вздохнула Инна, — мы на последнем курсе были, когда она в автомобильную аварию попала. Это была первая смерть среди наших. Все так горевали!

— Говорят, она ждала ребенка?

— Это-то самое ужасное, — отозвалась Селезнева. — Девочка осталась жива, а Олька скончалась.

— Почему?

— Никаких подробностей я не знаю. Мы хоть и учились вместе, но не дружили. Нет, поймите правильно, в коридорах общались, в столовую ходили, на вечера отдыха, но в гостях друг у друга не бывали. Родионова с Женей Сергеевой дружила, с Малышевой и с Ларой Федотовой. Вечно они шушукались, что-то придумывали, занятия прогуливали. А меня не любили.

— Почему?

— Старостой меня назначили за хорошую учебу и дисциплинированное поведение. Приходилось в журнале отмечать отсутствующих. Ларка пару раз подкатывалась и просила так сладенько: «Инночка, не пиши ничего про нас». А как же не писать? Мне потом нагоняй. Вот они и перестали со мной дружить.

— Вы недавно собирались все вместе?

— Да, на юбилей училища.

— Все были?

— Нет, нет. Сергеева и Феоктистова отсутствовали.

— А Малышева с Федотовой?

— Притопали. Одна в рванье, другая в бриллиантах.

— Телефонами, случайно, не обменивались?

— А как же.

— Дайте мне их координаты.

— Что случилось-то? — наконец догадалась поинтересоваться Инна.

— Служебная необходимость, — загадочно ответил я. — Впрочем, если не хотите помочь, уточню по своим каналам.

— Какой же тут секрет, — вздохнула Инна, — книжка у меня в автомобиле лежит.

Мы вернулись к грузовику, и я получил необходимые сведения.

— Ларке можно прямо сейчас звонить, — напутствовала меня Инна, — она ничегочешьки не делает, дома телик глядит, а Неля, наверное, пьяная валяется.

Я вернулся к своей машине и позвонил Федотовой.

— Алло? — пропел девичий голос.

— Можно Ларису?

— Мама, тебя! — заорала девушка.

Через секунду снова послышалось: «Алло», — произнесенное точь-в-точь таким же юным голосом.

— Вы Лариса?

— Да.

— Простите за беспокойство, имя Оли Родионовой вам знакомо? Вы еще учились…

— Я великолепно помню Олю, — перебила меня женщина, — только она давно умерла. А в чем дело?

— Мать Родионовой хочет найти отца Риты.