Букет прекрасных дам - Дарья Донцова

— Мать Родионовой хочет найти отца Риты.

— Ничего не понимаю! — воскликнула Лариса.

Я принялся довольно путано объяснять суть вопроса.

— Ладно, — смилостивилась собеседница, — чего по телефону разговаривать, лучше приезжайте ко мне, пишите адрес.

Примерно через час я входил в подъезд высокого дома из красного кирпича. Элитная постройка, как теперь выражаются. Вот только место для здания, на мой взгляд, выбрано неудачно. Шикарные окна, большие, с зеркальными стеклами, смотрели прямо на шоссе, а в двух шагах от дома шумел огромный рынок. Но подъезд впечатлял, даже пугал. Когда-то подобный эффект использовали зодчие в Испании, во времена инквизиции. Огромные мрачные соборы должны были подавлять человека, пришедшего на службу, лишний раз напоминать о его ничтожности перед богом.

Наверное, архитектор, проектировавший подъезд дома, вовсе не желал достигнуть подобного эффекта, но я почувствовал себя неуютно в почти сорокаметровом пространстве, застеленном коврами, завешанном картинами и заставленном горшками то ли с настоящими, то ли с искусственными цветами.

— Вы к кому? — поинтересовался охранник.

— К Федотовым, в сто двадцатую.

— Присядьте на минуту, — вежливо указал секьюрити на кресло.

Увидав, что я покорно выполнил указание, охранник позвонил в квартиру, выясняя, сказал ли гость правду. Поняв, что Федотова ждет меня, парень без тени улыбки произнес:

— Пятнадцатый этаж.

Не сказав ему «спасибо», я вознесся вверх и увидел, что дверь нужной квартиры открыта, а на пороге стоит стройная девушка. Ожидая, что она сейчас крикнет: «Мам, к тебе пришли», — я шагнул в ее сторону и услышал вопрос.

— Это вы хотели узнать об Оле Родионовой?

— Вы Лариса Федотова? — глупо удивился я.

— Да, — спокойно пояснила девушка, — входите, раздевайтесь и объясните что к чему. Честно говоря, я ничего не поняла из ваших слов, сказанных по телефону.

Я начал стаскивать куртку, затем ботинки. В голове быстро крутились цифры. Дочери моей хозяйки в этом году должно было исполниться сорок. Значит, стоящей передо мной даме примерно столько же, ну на год меньше, предположим. Но как она выглядит!

Правда, когда Лариса проводила меня в гостиную, стало понятно, что ей уже исполнилось тридцать. Легкие морщинки, «гусиные лапки», бежали от уголков глаз к вискам. Но шея была свежая, грудь упругая, а талию я сумел бы обхватить двумя пальцами. Ей можно лишь с натяжкой дать тридцать лет, но сорок — никогда.

— Слушаю, — улыбнулась Лариса и села на стильное кресло.

Я отметил, что она не развалилась на удобном сиденье, а аккуратно скрестила ноги.

— Мать Ольги Родионовой, Элеонора, обеспеченная дама, — начал я подробный рассказ.

Суть его сводилась к одной, очень простой вещи. Нора чувствует себя плохо, находится в больнице, в реанимации. Возраст уже не юный, в голову закрадываются мысли о смерти. Нора боится, что после ее кончины внучка Рита не сумеет справиться с завещанным ей огромным богатством. Поэтому очень хочет отыскать отца девочки. Ему, наверное, около сорока лет, и, если он человек достойный, пусть даже имеет семью и других детей, Элеонора сделает его опекуном.

— Ну а я тут при чем? — спокойно спросила Лариса.

— Ольга дружила с вами.

— Почему вы так решили?

— Мне ваш телефон дала Инна Селезнева.

— А, ябеда, — фыркнула Лариса. — Наша Инночка всегда все про всех знала, только неточно. Отвратительная особа была. Вечно носилась с тетрадкой, всех отмечала, какие-то замечания записывала, наушничала в деканате. Ее терпеть не могли. Все она вам наврала, не дружили мы с Ольгой, так просто общались. Встречались на занятиях. Привет, привет — и разбежались. Если она кому про свою личную жизнь рассказывала, то не мне.

— И вы не знали про беременность?

Лариса рассмеялась:

— Конечно, знала, разве такой живот скроешь! Только никогда не спрашивала, естественно, об отце ребенка. Да и неинтересно было. Я как раз, когда она погибла, замуж собиралась. Жалко, естественно, девушку, даже на похороны сходила.

— А с кем дружила Оля?

— С Женей Сергеевой, — спокойно ответила Лариса.

— Телефончик не подскажете?

— Увы, — покачала головой дама, — Женька очень давно укатила в Израиловку, никаких координат никому не оставила. Впрочем, поговаривали, что она перебралась то ли в Америку, то ли в Германию.

— Жа-аль, — протянул я, — просто очень жаль.

— Не расстраивайтесь, — улыбнулась Лариса, — Родионова очень скрытной была, думаю, что даже лучшей подруге ничего не рассказала. Так что не ищите. А матери Оли просто посоветуйте найти порядочного приятеля в качестве опекуна.

— Ладно, — сказал я, — поеду теперь к Неле.

— К кому? — спросила Лариса.

— К Неле Малышевой.

— Зачем?

— Инна сказала, вроде они были подругами.

— Ой, не верьте, только время потратите. Ничего она не знает.

— Может, оно и так, — вздохнул я, — но проверить не мешает, мне хозяйка деньги за работу платит.

— И где только люди берут таких дисциплинированных служащих? — улыбнулась Федотова. — Если не жаль себя, отправляйтесь. Только имейте в виду, Неля, к глубокому сожалению, давно превратилась в алкоголичку. Веры ее словам нет никакой, за пару сотен рублей такого порасскажет! Волосы зашевелятся!

— Все равно съезжу, — вздохнул я, — последняя зацепка осталась. Честно говоря, я рассчитывал на вас.

— Но я ничего не знаю.

— Поэтому и хочу поболтать с Нелей.

— Уж извините за негостеприимство, — перевела разговор на другую тему Лариса, — кофе, чай, коньяк?

— Спасибо, от спиртного откажусь, я за рулем, а кофе с удовольствием.

— Ксюша, — крикнула Лариса, — будь другом, принеси нам кофеек!

— Сейчас, мама, — ответил нежный голосок, и высокая девушка вошла в комнату, — вам натуральный или растворимый?

Я глянул на дочь Ларисы и вздрогнул. Передо мной стояла девушка, безумно похожая на Риту. Те же волосы, тот же рот, подбородок, только глаза материнские, ярко-голубые, а не карие, как у внучки Норы.

— Можно, через кофеварку пропущу? Неохота с джезвой возиться.

— Как хочешь, дорогая, — ласково ответила мать.

Девушка вышла. Кое-как собрав мозги в кучу, я поинтересовался:

— Вам когда-нибудь говорили, что Рита, дочь Ольги, и ваша девочка, похожи, словно родные сестры?

— Сейчас все восемнадцатилетние выглядят одинаково, — улыбнулась собеседница, — мы в их годы хотели выделиться из массы, а у этих все наоборот. К Ксюше порой приходят подруги, так я вздрагиваю, ну чистые близнецы. Кстати, я никогда не видела Риту.

— Она очень интересная девушка, — пробормотал я.

Даже если смыть косметику с Ксюшиного лица и обрить ее наголо, сходство с Ритой не исчезнет. Потому что в данном случае речь идет не об одинаковой одежде, прическе или макияже. Нет, тут общие черты лица, строение черепа, разрез глаз.

Появилась Ксюша с подносом, и я снова вздрогнул. Словно привидение вошло в комнату. Лариса продолжала светски улыбаться.

— Руки помыть не желаете? Ванная по коридору и налево.

Я посетил роскошное, отделанное шикарным кафелем и никелированными штучками помещение, вымыл руки и вернулся в гостиную.

— Вам с сахаром? — спросила Лариса.

— Один кусочек.

— Прошу.

— Благодарю.

— Конфеты?

— О нет, увольте, я не любитель сладкого.

— Сыр? Рекомендую рокфор, вот крекеры.

— Чудесный аромат, — сказал я, поднимая чашечку, — «Амбассадор»?

— Не люблю его, — поморщилась хозяйка, — кисловат. Это «Лавацца Оро».

— Никогда не пил.

— Попробуйте, и станете употреблять только его.

Я сделал глоток.

— Восхитительно!

— Пейте, пейте, — улыбалась Лариса, — Ксюша еще сварит.

Я опустошил чашечку и почувствовал сердцебиение.

— Однако, крепкий.

— Да, — кивнула Лариса, — настоящий мокко, надеюсь, у вас нет проблем с давлением?

— До сих пор не наблюдалось, — еле выдавил из себя я, ощущая головокружение.

Честно говоря, так плохо, как сейчас, мне еще никогда в жизни не было. В ушах звенело, во рту пересохло, в глазах быстро-быстро мелькали вспышки.

— Что с вами? — обеспокоенно подалась в мою сторону Лариса. — Иван Павлович!

Я хотел сказать, что нет никакого повода для беспокойства, открыл рот, увидел, как бешено вертящиеся стены опрокидываются на меня, попытался увернуться, и наступила темнота.

Глава 26

— Иван Павлович, — донеслось издалека.

— Да, — хотел сказать я, но изо рта вырвалось мычание.

— Иван Павлович, — настаивал голос.

— Вава, очнись, — вплелось сопрано Николетты, — открой глаза.

— Иван Павлович, слышите? — гудел незнакомый дядька. — Ну же…

Я разлепил веки и увидел прямо над собой чудовищный голубой потолок, украшенный золотой лепниной.