МЕМНОХ-ДЬЯВОЛ - Энн Райс

- Мне кажется, я могу заставить тебя изменить свое решение, - ровным тоном ответил он. - Полагаю, ты все поймешь и будешь на многое смотреть с моей точки зрения.

Я вдруг почувствовал слабость, почти полное бессилие, и меня охватило отчаяние.

Ничего удивительного.

Я перевернулся, уткнулся лицом в согнутую руку и заплакал, как ребенок. Я умирал от изнеможения, чувствовал себя беспомощным и несчастным и единственное, в чем находил удовольствие, - это в плаче. Ни на что иное я был просто неспособен и потому полностью отдался во власть безудержных рыданий. Вскоре, как и любой совершенно измученный горем человек, я ощутил глубочайшее облегчение. Мне было все равно, кто видел или слышал меня в тот момент. Я плакал не переставая.

Знаете, у меня есть собственное мнение относительно плача. Мне кажется, некоторым людям стоит научиться этому трюку. Но уж если вы умеете плакать по-настоящему, то с этим умением не может сравниться ничто. Мне жаль тех, кто до сих пор не освоил эту нехитрую премудрость. Она сродни свисту или пению.

Как бы то ни было, тогда я был слишком несчастен, чтобы обрести утешение в том кратком миге облегчения, которое подарили мне неудержимые и беспорядочные всхлипывания и соленые кровавые слезы, катившиеся по моим щекам.

Я вспомнил, как много лет назад вошел под своды Нотр-Дам, а мерзкие маленькие вампиришки, Дети Сатаны, укрылись во тьме вокруг собора и поджидали меня. Я вспомнил о своей смертной жизни, о Доре… Я думал об Армане - бессмертном мальчике, стоявшем во главе общины Избранников Сатаны, обитавшей глубоко под склепами парижского кладбища, о мальчике, который возомнил себя темным святым и заставлял своих одетых в лохмотья подданных-кровопийц мучить людей, нести им смерть, сеять среди них страх и, подобно эпидемии, одну за другой уносить их жизни. Я буквально задыхался от рыданий.

- Это неправда, - кажется, твердил я. - Нет ни Бога, ни дьявола. Это неправда!

Он не отвечал. Я вновь перевернулся и сел, вытирая лицо рукавом. Носового платка не было, ведь я отдал его Доре. Я почувствовал слабый запах, исходящий от моей одежды, от груди, к которой девушка прижималась, сладостный аромат ее крови. Мне не следовало оставлять Дору в таком отчаянии. Господи, я обязан был позаботиться о ее покое, о ее душевном равновесии! Черт побери!

Я взглянул на Мемноха.

Он сидел все на том же месте, положив руку на спинку кресла Луи, и молча наблюдал за

мной.

- Ты не собираешься оставить меня в покое, правда? - со вздохом спросил я.

Мой вопрос, казалось, захватил его врасплох. Он рассмеялся, и лицо его при этом выражало скорее дружелюбие, чем полное равнодушие.

- Конечно нет, - негромко произнес он, словно не желая вновь довести меня до срыва. - Послушай, Лестат, я много столетий искал кого-нибудь вроде тебя. Я много веков ждал именно тебя! Нет, боюсь, я не намерен оставлять тебя в покое. Но я не хочу, чтобы ты страдал и мучился. Как мне успокоить тебя? Быть может, я должен совершить какое-либо маленькое чудо? Или подарить тебе что-нибудь? Что сделать, дабы мы могли продвинуться дальше?

- А куда и каким образом мы, черт возьми, можем продвинуться?

- Я тебе все объясню. - Он широко развел руки и слегка пожал плечами. - И тогда ты поймешь, почему я должен выиграть.

- Суть в том… в том, что я могу отказаться от сотрудничества с тобой, не так ли?

- Вот именно! Никто не в состоянии помочь мне, если будет действовать не по собственной воле. А я устал. Я утомлен этой работой. И нуждаюсь в помощи. Когда твоему другу Дэвиду случайно довелось стать свидетелем нашего явления, эту часть разговора он понял совершенно правильно.

- А ваше явление Дэвиду действительно было случайным? Дэвид не должен был видеть тебя и Бога вместе?

- Мне трудно сейчас что-либо тебе объяснить. Практически это невозможно.

- Сделав Дэвида одним из нас, я что, расстроил какие-то твои планы?

- И да, и нет. Суть в том, что Дэвид верно уловил смысл нашей беседы. Моя задача трудна, и я очень устал! Что же касается некоторых других предположений Дэвида, связанных с тем видением… - Он покачал головой. - В общем, ты именно тот, кто мне сейчас нужен, и крайне важно, чтобы ты, прежде чем принять окончательное решение, увидел все собственными глазами.

- Значит, хуже меня на свете не существует? - дрожащими губами прошептал я, чувствуя, что вот-вот разрыдаюсь снова. - Несмотря на все проступки смертных, на те ужасные злодеяния, которые люди обрушивают друг на друга, несмотря на немыслимые страдания женщин и детей всего мира по вине представителей рода человеческого, самым плохим созданием на земле ты считаешь меня? Я тебе нужен! А Дэвид оказался слишком хорошим - так? Вопреки твоим ожиданиям, он не превратился в законченного негодяя? Ты это хочешь сказать?

- Нет, конечно же ты не самый плохой, - утешил он меня и тут же добавил со вздохом: - В этом-то все и дело.

Постепенно я начал яснее видеть все больше и больше деталей его внешнего облика. И не потому, что они стали более отчетливыми, как это было во время моего разговора с призраком Роджера, а просто потому, что сам я постепенно успокаивался. Волосы его были темно-пепельного цвета, мягкие и вьющиеся. А брови - вовсе не черные, как мне показалось вначале, а того же оттенка, что и волосы, - имели красивый изгиб, придавая лицу выражение, напрочь лишенное тщеславия или высокомерия. И естественно, он не производил впечатления существа недалекого и тем более глупого. Одет он был очень непритязательно. Сомневаюсь, что это вообще можно было, назвать настоящей одеждой. Да, вещи казались вполне материальными, однако на пальто отсутствовали пуговицы, а покрой рубашки поражал своей простотой.

- Понимаешь, - продолжал он, - ты всегда умел мыслить здраво. А это именно то, что необходимо в первую очередь, то, что я искал прежде всего: здравомыслие, интеллект, целеустремленность и увлеченность. Бог свидетель, я не мог упустить такого, как ты! К тому же ты как будто сам манил меня к себе.

- Никогда!

- Да ладно тебе. Вспомни, сколько раз ты открыто бросал вызов дьяволу.

- Это были всего лишь стихи… точнее, слабые вирши.

- Неправда. А вспомни, что ты вытворял. Ты пробудил древнейшее существо, Акашу, и едва не отдал в ее власть судьбы человечества. - Он коротко рассмеялся. - Как будто на земле мало чудовищ, созданных эволюцией. А твоя авантюра с Похитителем Тел! Подумать только! Перевоплотиться, обрести такой шанс - и отказаться от него ради того, чтобы вновь стать тем, кем был прежде! Тебе известно, что твоя Гретхен стала в джунглях святой?

- Да. Читал об этом в газетах.

Гретхен! Моя монахиня, моя любовь в тот короткий период, когда я вновь стал смертным… С той самой ночи, когда она убежала от меня в часовню миссии и рухнула на колени перед распятием, Гретхен не произнесла ни слова. Она молилась денно и нощно, почти полностью отказалась от пищи, а по пятницам в маленькое, затерянное в джунглях поселение стекались толпы людей. Дабы собственными глазами увидеть стигматы на ее ладонях и стопах, паломники преодолевали многие мили, продирались сквозь непроходимые заросли; некоторые прилетали даже из Каракаса и Буэнос-Айреса. Таков был конец Гретхен.

«А что, если она действительно пребывает возле Христа?» - неожиданно пришла мне в голову мысль.

- Неправда все это, - холодно произнес я. - Гретхен лишилась рассудка, она постоянно пребывает в истерическом состоянии, и виноват в этом я. А мир получил еще одного мистика, создание, приобщенное к религиозным таинствам, которое, подобно Христу, истекает кровью. Таких, наверное, уже тысячи.

- Не мне об этом судить, - сказал Мемнох. - А если вернуться к теме нашего с тобой разговора, то я хотел сказать, что ты совершил все, что только можно было вообразить, - за исключением прямого призыва Ты бросил вызов всем властям и прошел все испытания. Ты дважды хоронил себя заживо и даже попытался взлететь к самому солнцу в надежде, что оно испепелит тебя. Единственное, что осталось, - это призвать меня напрямую. Разве не так? Всем своим поведением ты словно вопрошал: «Мемнох, скажи, что еще я могу сделать?»

- И ты рассказал об этом Богу? - Тон мой оставался холодным, ибо я не желал быть вовлеченным в его игры и старался подавить собственное любопытство и возбуждение.

- Конечно.

От удивления я не нашелся что сказать.

В голову не приходило ни единой удачной мысли - мелькали только обрывки каких-то заумных теологических идей, провокационные вопросы типа: «А почему Бог сам этого не знал?» - и тому подобная ерунда.

Мне нужно было подумать, сконцентрироваться и понять, что говорит моя собственная интуиция.

- Ты вроде Декарта… - сказал он. - Или Канта…

- Не смей смешивать меня в одну кучу с кем-либо! - перебил я. - Я - Вампир Лестат, единственный и неповторимый в своем роде.

- Нашел кому говорить об этом!