Белые медведи - Анатолий Крысов

В июле многие из белых медведей, которые странствовали с дрейфующими льдами, перебираются на побережье материков и островов. На суше им приходится становиться вегетарианцами, лакомиться злаками, осокой, лишайниками, мхами и ягодами. Когда ягод много, белый медведь неделями не употребляет никакой иной пищи, наедаясь ими до отвала, до того, что его морда и зад синеют от черники. Однако чем дольше он голодает, вынужденный раньше времени перебираться на сушу с тающих в результате потепления льдов, тем чаще он отправляется в поисках съестного к людям, активно осваивающим Арктику в последние годы.

На вопрос, опасна ли для человека встреча с белым медведем, трудно ответить однозначно. Иногда белые медведи нападали на людей из любопытства, быстро поняв, что перед ними легкая добыча. Но чаще всего трагические инциденты случаются в кемпингах, куда медведей влечет запах пищи. Обычно белый медведь идет сразу на запах, сокрушая все на своем пути. Ситуация осложняется тем, что животное в поисках еды рвет на части и пробует на вкус любое, подвернувшееся ему на пути, в том числе и людей.

Следует отметить, что у медведей, в отличие от волков, тигров и прочих опасных хищников, практически отсутствует мимическая мускулатура. Они никогда не предупреждают о предстоящей агрессии. Кстати, цирковые дрессировщики утверждают, что из-за этой особенности опаснее всего работать именно с белыми медведями: почти невозможно предугадать, что от них следует ожидать в следующий момент. Они рвут на части без лишних эмоций, этакие идеально-хладнокровные убийцы.

Сейчас, благодаря стараниям общественной организации Greenpeace, белых медведей, забредающих в город в поисках пищи, стараются не убивать, прибегая к помощи временно усыпляющих выстрелов из специального ружья. Спящее животное взвешивают, измеряют и регистрируют. На внутреннюю сторону губы зверя наносится цветная татуировка (номер, который остается на всю медвежью жизнь). Самки, кроме того, получают в подарок от зоологов ошейник с миниатюрным радиомаячком. Потом усыпленных медведей перевозят на вертолете обратно на лед, чтобы они смогли продолжить полноценную жизнь в естественной среде обитания. Причем самок с детенышами это касается в первую очередь.

Самки белых медведей производят потомство каждые три года. Благодаря естественному отбору, процесс беременности удивительным образом синхронизировался с периодом зимней спячки. В октябре или ноябре беременные медведицы уходят с морского льда и направляются на ближайшую сушу в поисках места для берлоги, где они растят свое потомство во время долгой полярной ночи. Достигнув суши, медведица долго ищет подходящее место, пока не выберет углубление или пещеру в сугробе старого снега. Постепенно метели заметают берлогу и заносят следы, выдающие ее местонахождение. Через несколько месяцев внутри снежной берлоги появляются крошечные медвежата размером не больше крысы. Новорожденные белые мишки, зарывшись в мех матери, сразу же ищут соски и начинают сосать. Когти медвежонка-младенца изогнуты и остры - это помогает ему держаться за мягкий мех на брюхе медведицы.

Тем временем, самка голодает, и ее вес падает почти в два раза, но отправиться на охоту она сможет только когда ее дети подрастут и наберутся сил. Медвежатам нужно время, чтобы привыкнуть к арктической температуре после нескольких месяцев жизни в теплой от материнского тела берлоге. Через два-три месяца вес медвежат увеличивается в четыре-пять раз, и семья начинает совершать короткие прогулки в непосредственной близости от жилища. Медведица знакомит свое потомство с новой для них окружающей средой, учит навыкам охоты и проявляет удивительное терпение к резвым играм и любопытству медвежат. Заботы медведицы о детенышах не прекращаются до тех пор, пока они не станут действительно сильными.

Отцы, как это нередко бывает в дикой природе, не принимают ни малейшего участия в судьбе потомства, перекладывая все заботы о пропитании медвежат на плечи медведицы. Однако еда - не единственная проблема, встающая перед самкой с детенышами. Настоящая угроза исходит от взрослых самцов, которые конкурируют между собой за обладание самкой. Если представится шанс, большой самец может легко убить ее медвежат. Тогда у самки снова начнется течка, и он сможет с ней спариться, чтобы гарантировать, что следующее поколение унаследует именно его гены. Поэтому самки очень бдительны и не отпускают детенышей далеко от себя.

Поголовье белых медведей, оказавшееся на грани вымирания в 60-е годы, постепенно восстанавливается, благодаря работе обществ по охране живой природы. И сейчас в полярной области бродит около 20 000 особей этого уникального вида, подлинных хозяев снежных полей и арктических льдов.

Об этом я когда-то узнал из книги «Медведи. Мир животных», выпущенной издательством «Белфакс» в 1995 году. Ее я читал от нечего делать, мучаясь в утренней постели от очередного похмелья.

А белые медведи - это, конечно, метафора. И я такой же, как они, стремительно несущийся вниз.

32

Просыпаюсь оттого, что продрог до нитки, а в горле появилась неприятная колющая боль вперемешку с комком гноя. Открыв глаза, я понимаю, что лежу на холодной земле, то есть ночью я каким-то образом вывалился из машины и теперь имею все шансы слечь с воспалением легких плюсом к остальным бедам. Щека чуть примерзла к ледяной поверхности мелкой лужицы, так что процесс поднятия головы (да и всего остального тела) причиняет боль. Не скажу, что искры летят из глаз, но поморщиться я вынужден.

Помню, что было договорено с Никифорычем созвониться, поэтому достаю из кармана мобильник, но аппарат разбит на две части. Видимо, причиной тому удар, случившийся в момент, когда я ночью выпадал из машины. Я спешу подняться домой, чтобы позвонить Никифорычу, одновременно представляя, что он сейчас думает обо мне и обо всем остальном. Ненавижу это состояние с утра, когда проспал что-то важное или забыл: бегаешь потерянным от телефона к телефону, а жизнь, кажется, пролетает мимо. В душе появляется неприятное чувство, знаменующее собой начала паранойи. Похмелье, остатки кокаина в крови, общее духовное состояние, фантом слов Маши Кокаинщицы, зарождающиеся ангина и гайморит - все это только способствует волнению, резко набирающему обороты.

Следствием этого являются:

а) трясущиеся руки;

б) сухость в горле;

в) мысли о самоубийстве;

г) спонтанная жажда деятельности;

д) чешущаяся грудь.

Я вальсирую без оркестра около телефона, из динамика которого раздаются длинные гудки - это Никифорыч не желает брать трубку. Звук громкой связи выдает ритм сонного метронома, играя на тоненьких струнах моих нервов. Таким образом, я выхожу скрипкой, если не арфой или, быть может, банджо. Но Никифорыч не отвечает даже по мобильнику, его просто нигде нет: жил, был, пропал.

Мне бы стоило заволноваться (особенно в свете событий, приключившихся с остальными участниками кровавого побоища на ночной дороге), но я решительно отгоняю дурные мысли подальше и еду в компьютерный клуб, ведь нельзя исключать той возможности, что Никифорыч может уже находиться там. Машина никак не собирается заводиться, и я ловлю попутку. На этот раз мне попадается милый старичок с красивыми седыми усами поверх изъеденного жизненными неурядицами лица. Он утвердительно пыхтит, когда слышит пункт назначения вкупе с предполагаемым вознаграждением.

- Садись, - говорит и добавляет: только дверь посильнее захлопывай.

И мы проносимся от точки А в точку Б так, что я даже не успеваю в очередной раз ужаснуться положению вещей с дневным автомобильным трафиком и бесчестию встреченных светофоров. Мысли заняты совсем другим, а именно - приведением в порядок причинно-следственных связей. Внутри такая пустота, что кажется бессмыслицей все от начала и до конца, даже мое пребывание на этой долбаной планете. Я не могу найти причин жить, стимулов дышать, но вскоре успокаиваюсь, так как считаю свое состояние абсолютно нормальным (по умолчанию).

Компьютерный клуб, который я ищу, располагается в глубине дворов новенького спального района, где днем можно встретить блестяще-серых (серая одежда и блестящая косметика) работниц бюджетной сферы, плывущих за своими чадами в детсад, а по ночам на узких улочках, разделяющих джунгли неотличимых друг от друга высоток, сбиваются в стаи представители местной молодежи от тринадцати до двадцати лет. С некоторой натяжкой позволяю назвать то место, куда я только что приехал, типичным российским гетто, и, расплатившись, выхожу.

А ведь здесь совсем другой воздух, думаю я, когда вытираю ноги от снега при помощи дряхлого коврика, развалившегося прямо перед дверью в компьютерный клуб. В данном случае, слово «гетто» имеет значение не «прибежище бедных и убогих, преступников и жертв, клоака», а «место, где время затормозило давным-давно». В таких районах никогда ничего не меняется, замороженные люди ходят от автобусной остановки до парикмахерской, а после, заскочив в хлебный магазин, быстренько бегут домой. У них нет лиц, жизни типичны до безобразия, вот в чем я уверен. Возможно, причиной тому цветовое решение домов, оградивших этих бедолаг от внешнего мира, а может быть, великое наследие спальных районов, от которого не так-то просто отречься. Я захожу в плохо прогретое помещение, где туда-сюда снуют молодые отщепенцы, прогуливающие занятия в школе ради нескольких часов игры на компьютере. Это микромир, понятный лишь его обитателям, с определенными законами и обязательствами для каждого, ступившего на дорогу цифровых, интерактивных, глобально-игровых развлечений. Одним словом, секта, и мне это чертовски противно. Сейчас я отрицаю мир высоких технологий и перехожу сразу к делу, то есть приближаюсь к системному администратору, который восседает а-ля Цезарь за неким подобием reception desk.