Пушкин в 1937 году - Юрий Молок

Все эти примеры из литературы и графики второго и третьего сорта ставили памятник в реальное пространство, снимая с него классическую тогу.

В собственно футуристических текстах можно вычитать не только парафразы из Пушкина, но и полупародийные стихи на пушкинские скульптурные темы, прежде всего на «Медный всадник». Это и «Последняя петербургская сказка» В. Маяковского, и поэма В. Хлебникова «Памятник», хотя она и посвящена памятнику Александру Шработы П. Трубецкого. Вопреки своим постулатам, поэты-футуристы, продолжая собственно пушкинскую, а затем и символистскую традицию, по-своему утверждали концепцию «ожившей статуи» (определение Р. Якобсона). И одновременно скульптурное обличье поэта позволяло им переводить стрелы своей полемики на нерукотворный образ в буквальном смысле этого слова. Заключая свою статью «Статуя в поэтической мифологии Пушкина» примерами из того же Хлебникова и того же Маяковского, Р. Якобсон приводит эпиграмму Маяковского на В. Брюсова в связи с его работой над «Египетскими ночами»: «Что / против — Пушкина иметь? / Его кулак / навек закован / В спокойную к обиде медь». Здесь образ Пушкина отождествлен с памятником Петру.

Собственно скульптура интересовала футуристов не со стороны искусства ваяния, а как — о чем мы уже говорили — скульптурная цитата, материальный символ канона, статуарный двойник, «знак знака» (по Р. Якобсону). Поэтому они не могли пройти мимо московского памятника поэту работы А. Опекушина, который до сих пор остается главным пушкинским памятником, к тому же имеющим особый характер.

Особенность опекушинского памятника заключалась еще и в том, что в сознании современников (да и не только современников) он был как бы авторизован самим поэтом. Такой мемориальный характер ему придавали высеченные на памятнике стихи: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» Надпись, как мы не раз говорили, воспринимали буквально.

В. С. Барт. Рисунок к стихотворению А. С. Пушкина «Вишня».

(Выставка «Ослиный хвост», Москва, 1913).

«Пушкин по-футуристически».

Рисунок Ф. И. Шаляпина. 1922.

Уже не Пушкин, а «Памятник-Пушкина», в одно слово, как у Марины Цветаевой, становился литературным образом, который органически врос в жизнь Москвы, стал своего рода восклицательным знаком в тексте города. Много позднее В. Фаворский объяснял этот факт следующим образом: «Памятник не только выражает определенную идею, дает характеристику своего героя, но и образует вместе с ним некое „силовое поле“ вокруг себя. Это ведь не только скульптура, но произведение, ритмически влияющее иногда на очень большое пространство… Не все памятники обладают этим удивительным свойством»[57]. Фаворский считал, что такое «силовое поле» есть у памятника Пушкина в Москве.

В создании этого поля немалую роль играла та историко-литературная аура, которая создалась вокруг памятника. Тверской бульвар и для футуристов был территорией литературной. Достаточно вспомнить, что манифест «Пощечина общественному вкусу» сочинялся в общежитии «Романовка», которое находилось у Никитских ворот. И, как знать, не имел ли в виду футуристический постулат «сбросить Пушкина с парохода современности» памятник, мимо которого футуристы ежедневно проходили. Вспомним также, что греческое кафе, где Маяковский впервые встретился с Пастернаком, было расположено тоже на Тверском бульваре, недалеко от памятника.

Если распространить на поэзию футуристов заключительную формулу статьи Якобсона: «Статуи пушкинских стихов нельзя найти ни в какой глиптотеке», то нас не должны удивлять и стихи Бурлюка «Мне нравится беременный мужчина…». «Примером крайнего контраста» назовет их И. Терентьев[58]. Тут и футуристическая риторика, и футуристический эпатаж, и попытка резкого снижения образа. Все это производило оглушающее впечатление на современников. Но по существу в этом не было ничего оскорбительного. Нарушить спокойную к обиде медь, оживить имя поэта, увидеть его своим современником — вот цели, которые они преследовали. Точнее всего смысл их идей выразил В. Хлебников, написав в 1915 году: «Будетлянин — это Пушкин… в плаще нового столетия, учащий… смеяться над Пушкиным 19 века. Бросал Пушкина „с парохода современности“ Пушкин же, но за маской нового столетия»[59].

Главным способом «оживления» памятника был для футуристов диалог. И с памятником, и с поэтом. В такой диалог, разделяя, однако, Пушкина и памятник, обращаясь к ним то в первом, то в третьем лице, вступил Хлебников: «Мы ехали мимо Вашего памятника. Там Вы стояли, — сказал мне кто-то насмешливо. <…> Я не раз проходил мимо этого черного, кудрявого чугунного господина с шляпой в руке. И всегда поднимал на него глаза. Кто он?»[60] (Существует предположение, что Хлебниковым была написана поэма «Памятник Пушкину»[61].) Традицию подобного диалога, только более пространного и злободневного, продолжит в 1924 году Маяковский в известном стихотворении «Юбилейное», которое в афише его устных выступлений будет прямо именоваться «Разговор с А. С. Пушкиным». Памятник присутствует (или, точнее, «отодвинут») и в полемичных Маяковскому словах автора по поводу А. Крученых: «Встреча Крученыха с Пушкиным произойдет не у монумента на Страстной, а в уже близком признании массами нашего заумника…»[62]

Памятник Пушкину.

Рисунок П. В. Митурича. 1936.

В. Хлебников у памятника Пушкину.

Рисунов В. Е. Татлина. 1939.

(В. Хлебников. Неизданные произведения. М., 1940. Фронтиспис).

В постфутуристическое время, когда футуризм уже сошел со сцены, постепенно сходит на нет и полемика вокруг Пушкина. Еще в 1928 году лефовцы, полагая себя преемниками футуристов и выступая против «разборки лесов вокруг Хлебникова», утверждали, что «отделение Хлебникова от футуризма — теоретически реакционная работа <…> именно так всегда делают классиков и именно так стремятся окончить литературную группировку»[63].

В конце 30-х годов не без влияния официальной канонизации Маяковского была предпринята попытка канонизировать и Хлебникова. Канонизировать с участием памятника Пушкину. Попытка эта была закреплена рисунком Владимира Татлина на фронтисписе к «Неизданным произведениям» В. Хлебникова (1940), книги, составленной Н. Харджиевым и Т. Грицем. Татлин нарисовал романтического, несколько идеализированного молодого поэта, сидящего на скамейке Тверского бульвара возле памятника Пушкину. По словам Н. Берковского, «на портрете, который рисовал Митурич (тут ошибка, речь идет о рисунке Татлина. — Ю. М.), за Велимиром Хлебниковым видна легковейная тень Пушкина, и Хлебников имел право быть напутственным этой тенью»[64].

Самая мысль нарисовать Хлебникова возле пушкинского памятника принадлежала Харджиеву[65], а не была, как полагают некоторые исследователи, просто «уверенной художественной догадкой»[66] автора рисунка. Желая как-то легализовать имя поэта, который не получил истинного признания и которого еще долго будут именовать «поэтом для эстетов»[67], Харджиев подал художнику эту идею.

Памятник Гоголю.

Карикатура М. В. Добужинского. 1909.

Так, чтобы ввести поэта в историю русской литературы, понадобилось прислонить его к Пушкину. К памятнику Пушкина. Тем самым в графике была по-своему реализована идея лекции Бурлюка, прочитанной в 1913 году, «Пушкин и Хлебников». Реализована без всякого многоточия. В конечном счете прав здесь оказался Юрий Тынянов, заметивший по другому поводу: «Любое литературное поколение либо борется с Пушкиным, либо зачисляет его в свои ряды… либо, наконец, пройдя вначале первый этап, кончает последним…»[68] Футуристы в этом смысле не были исключением.

БУРЛЮКИ

Пушкин (с пьедестала):                                                 От этой красоты воняет грязной    Я памятник себе воздвиг неруко-                                                              свалкой;                                  творный                                       Ее кумир — помойка и навоз.Гоголь (с Пречистенского бульвара):                            Стремясь достигнуть славы жалкой,   Любезный Пушкин, брось! Теперь                               Бурлюк высоко понял нос.                                  не в моде ты.                            Пушкин (задумчиво):   Теперь пошел арап нахальный,                                    Какие странные поэты…                                  наглый, черный                            Но где ж высокие заветы,   Служитель новой красоты.                                           Где идеала светлый храм?Гоголь (махнув рукой):                                               Бурлюк (сердито):   Мой друг, назло былым мечтам                                   Сиди и не ори, а там хоть прова —   Явилась новая фаланга                                                                                лись!   Кубистых рыцарей и дам,                                            Хочу о Пушкине сказать я,   А в светлом храме пляшут танго                                  Чтоб дать вам верное понятье   И рукоплещут бурлюкам.                                             Об этом старичке, который,Пушкин (с любопытством):                                                                           черт возьми,   Хотел бы я взглянуть на новых                                      Зачислен в гении людьми!                                  корифеев!                                    Для футуристов Пушкин — мощи,Гоголь (мрачно):                                                            Его поэзия гнусна,   Охота слушать дураков!                                               Стихи бездарны, рифмы тощи,   Но, если хочешь ты попасть на суд                               Вредит нам эта старина,                                  лакеев,                                        Долой прилизанных поэтов!   Пойдем в собранье бурлюков!                                     Нас, символических творцов,   (Закрывают лица плащами и                                     Тошнит от сладких их сюжетов.   отправляются на лекцию Бурлюка.)                           Читайте только бурлюков!Пушкин (у дверей):                                                         Как свиньи, роемся в грязи мы;   Позвольте нам билет!                                                   Носами тычемся в навоз,Бурлюк (подозрительно):                                               Творим навозные стихи мы,   Я где-то видел ваши лица,                                            Но грязь и вонь нам слаще роз!   Вы не сотрудники ль газет?                                           Идите смело вслед за нами,   Тогда ступайте вон! Довольно вам                                В отхожей яме жизни суть.                                  глумиться.                                    Вы попадете с бурдюкамиПушкин (скромно):                                                          На самый новый верный путь!   Нет, он прозаик, я поэт!..                                          Публика (аплодируя):Бурлюк (снисходительно):                                              Вот это ловко! Браво, браво!   Ага, из старичков! По рожам                                     Пушкин (Гоголю):                                  видно разом.                                 Пойдем отсюда, Гоголь, друг!   Ну что же, лезьте вверх! Учитесь,                                Здесь нам с тобой не место, право,                                  как писать!                                    Здесь гордо царствует бурлюк,Пушкин (вздохнув):                                                         Нам эти речи слушать стыдно,   Ах, Гоголь, у меня заходит ум                                      Но, так как жизнь идет стремглав,                                  за разум!                                      Мы устарели, очевидно,   Но делать нечего! Страдать, так                                   От современности отстав.                                  уж страдать!                                 Когда-то, полные стремленья,   (Садятся на заднюю скамейку)                                    Смотрели смело мы вперед.Бурлюк (с эстрады):                                                       Мы ждали мира возрожденья,   Презренная толпа! Хоть ты и                                         Благословляли жизни ход;                                  идиотка;                                       Мы твердо верили, что скоро   Но, к черни относясь безгневисто                                 Все переменится вокруг,                                  и кротко,                                      Но, полный хамства и задора,Тебе я искладу бурлючный символ                                  На смену нам пришел бурлюк.                                  мой,                                             Исчезли наши идеалы…   А ты пошевели бездарною башкой                                Мой друг, я чувствую тоску…   И все сказанное запомни,                                             Пойдем и, встав на пьедесталы,   Не возражая ничего мне!..                                           Дадим дорогу бурлюку!..Публика (ошарашенная):   Однако, черт возьми!.. Прекрасно,                                  браво, бис!

«Пиковая дама» в русской графике