Рассказы о лорде Питере - Дороти Сэйерс

— Нет, нет, моя дорогая, ты поняла не так. Позволь мне рассказать. Когда Джо Гринч — дьячок, вы знаете, он должен приходить первым, чтобы звонить в колокол, — так вот, когда он пришел, то увидел, что южная дверь широко раскрыта, а в приделе, у гроба, никого нет. Он, конечно, очень удивился, но потом решил, что Хаббарду и Ролинсону стало скучно и они ушли домой. Он направился к ризнице, чтобы переодеться и все приготовить, но, к своему удивлению, услышал, что оттуда доносятся голоса, взывающие о помощи. Он был просто потрясен и даже забыл, где находится, но потом все-таки пошел и открыл дверь.

— Своим ключом? — перебил Уимзи.

— Ключ был в двери. Обычно он висит на гвоздике под занавесом около органа, но тогда он был в замке: там, где он не должен быть. В ризнице он нашел миссис Хэнкок и ее дочь, полумертвых от страха и чрезвычайно раздосадованных.

— О великий Вальтер Скотт!

— Действительно похоже. Они рассказали поразительную историю. В два часа ночи они сменили другую пару и преклонили колена около гроба в приделе Божьей матери — все, как было решено заранее. Они пробыли там, по их словам, не больше десяти минут, как вдруг услышали какой-то шум у главного алтаря. Мисс Хэнкок очень решительная девушка: она встала с колен и пошла в темноте между рядами, миссис Хэнкок следовала за ней и умоляла ее быть осторожнее. Когда они подошли к алтарной перегородке, миссис Хэнкок громко спросила: «Кто там?» В ответ они услышали сначала какой-то шелест, потом, как им показалось, что-то опрокинулось. Мисс Хэнкок решительно сорвала один из жезлов — он прикреплен сбоку к скамье — и бросилась вперед, думая, как она сказала, что кто-то хочет украсть алтарные украшения. Там есть прекрасный крест пятнадцатого столетия...

— Не волнуйся, Том, его ведь не украли.

— Да, не украли, но она-то этого не знала... Как только она оказалась у алтаря, кто-то, по-видимому, выскочил с хоров, схватил ее за руки и за ноги — это ее собственное выражение — и втолкнул в ризницу. И не успела она закричать, как вслед за ней втолкнули миссис Хэнкок, и дверь захлопнулась.

— Боже милостивый! Ваша деревня переживает волнующий момент!

— Понятно, они ужасно испугались, — продолжал Фробишер-Пим. — Вдруг эти негодяи вернутся и убьют их, и, уж конечно, они не сомневались, что церковь ограблена. Окна в ризнице узкие и забраны решетками, так что им ничего не оставалось, как только ждать. Они надеялись, что те, кто должен их сменить, может быть придут пораньше и застанут воров на месте преступления. Так они ждали и ждали... Сначала часы пробили четыре удара, потом пять, но никто не приходил.

— А что случилось с этим, как его, с Ролинсоном? — спросил лорд Питер, но мистер Фробишер-Пим не заметил вопроса.

— Вместе с Гринчем они тщательно осмотрели всю церковь: по-видимому, ничего не было взято, во всяком случае, никакого беспорядка они не заметили. Как раз в это время пришел викарий, и они обо всем ему рассказали. Естественно, тот был просто потрясен, но когда он убедился, что украшения целы и кружка для пожертвований на месте, то сразу подумал, что кто-то из кенситистов[52] украл облатки из... как это называется?

— Дарохранительница — высказал предположение Уимзи.

— Вот именно, так он и сказал. Он очень забеспокоился, открыл ее и заглянул внутрь, но и с облатками все было в порядке, ведь ключ от дарохранительницы только один и висит у него на цепочке от часов, значит, никто не мог заменить освященные облатки неосвященными или позволить себе какую-нибудь грубую шутку в этом роде. Он отослал домой миссис и мисс Хэнкок и стал обходить церковь снаружи, и первое, что он увидел, это мотоцикл Ролинсона — он лежал в кустах недалеко от южного входа.

— Ого!

— Тогда он решил поискать Ролинсона и Хабборда. Долго искать их не пришлось. Когда он дошел до котельной — она находится в правом углу двора, — то услышал доносившийся оттуда ужасный шум, крики и удары в дверь. Он позвал Гринча, и через маленькое окошко они заглянули внутрь, а там, представьте себе, были Хаббард и молодой Ролинсон, они орали во все горло, употребляя самые ужасные слова. Оказывается, с ними обошлись точно так же, как с миссис и мисс Хэнкок, только еще до того, как они вошли в церковь.

Как я понимаю, Ролинсон все время был с Хаббордом, перед дорогой они немного поспали в задней комнате бара, чтобы не беспокоить никого из домашних, — по крайней мере, так они сказали, хотя я полагаю, если правда когда-нибудь выйдет наружу, что они просто выпивали. Словом, они отправились в церковь около четырех утра, Ролинсон вез Хабборда на багажнике своего мотоцикла. Они должны были въехать через южные ворота, которые были открыты, но, когда Ролинсон свернул на тропинку, из деревьев выскочили двое или трое неизвестных — точно они не знают сколько — и набросились на них. Началась потасовка, но от неожиданности, да еще с мотоциклом, они не могли толком сопротивляться. И те люди набросили им на голову одеяло или что-то такое. Подробностей я не знаю. В конце концов их затолкали в котельную и заперли. Возможно, они и до сих пор там, потому что ключа еще не нашли. Где-то был запасной ключ. За ним приходили сегодня утром, но я его уже давно не видел.

— А в замке его на этот раз не оставили?

— Нет, не оставили. Пришлось послать за кузнецом. Я как раз собирался пойти туда и проследить, чтобы все было сделано, как надо. Не хотите ли пройтись, если вы уже позавтракали?

Уимзи охотно согласился. Ему всегда хотелось докопаться до сути всего, что происходит.

— Между прочим, вы вернулись вчера довольно поздно, — шутливо сказал мистер Фробишер-Пим, когда они вышли из дому. — Вспоминали былые времена, я полагаю?

— Вот именно.

— Надеюсь, старушка не подкачала? Пустынная дорога, не так ли? И вы никого там не встретили?

— Только полицейского, — уклонился от истины Уимзи: он еще не пришел ни к какому определенному выводу о карете-призраке, хотя, без сомнения, Планкетту стало бы гораздо легче, знай он, что кому-то еще было «знамение». Но что же все-таки это было: действительно карета-призрак или только галлюцинация, порожденная выпитым под воспоминания виски? В холодном свете дня Уизми ни в чем не был уверен.

Подойдя к церкви, мировой судья и его гость увидели небольшую толпу, в которой заметно выделялся викарий в сутане и биретте[53], сильно жестикулирующий, и местный полицейский в косо застегнутом мундире. У него в ногах путалась деревенская малышня, что явно ущемляло его чувство собственного достоинства. Он как раз заканчивал снимать показания с двух потерпевших, освобожденных из котельной. Младший из них, молодой человек лет двадцати пяти, с самонадеянным, дерзким выражением лица, уже заводил свой мотоцикл. Он вежливо поздоровался с мистером Фробишер-Пимом:

— Боюсь, мы выглядим довольно глупо. Я вам не нужен? Тогда я отправляюсь в Херритинг. Мистеру Грэхему не понравится, если я опоздаю в контору. Думаю, это шутки каких-то деревенских весельчаков.

Он усмехнулся, выжал полную скорость и исчез в большом облаке едкого дыма, что заставило чихнуть мистера Фробишер-Пима.

Его товарищ по несчастью, большой, толстый мужчина, по виду — беспутный завсегдатай баров, чем он и был на самом деле, неуверенно улыбнулся судье.

— Ну, Хаббард, — сказал последний, — надеюсь, это происшествие пришлось вам по вкусу. Должен заметить, я удивлен: как человек вашей комплекции позволил запихнуть себя в угольную дыру, словно нашкодивший мальчишка.

— Я и сам удивляюсь, сэр, — сказал не без юмора сборщик налогов. — Когда это одеяло оказалось у меня на голове, я был самым удивленным человеком во всем графстве. Хотя, мне помнится, я все-таки дал ему раз-другой по ногам, — добавил он с довольным смешком.

— А сколько же все-таки их было? — спросил Уимзи.

— Мне кажется, трое или четверо, сэр. Но видеть я их не видел и могу судить только по их разговорам. Двое моего возраста, я в этом почти уверен, хотя молодой Ролинсон думает, что там был один парень его возраста, но на редкость сильный.

— Нужно во что бы то ни стало узнать, кто это сделал! — взволнованно сказал викарий. — Ах, мистер Фробишер-Пим, вы только взгляните, что они натворили. Я считаю, это — антикатолический выпад.

Он открыл шествие. Кто-то зажег в темном мрачном алтаре два или три висячих светильника. При их свете Уимзи удалось рассмотреть, что на аналое в форме орла красовался огромный красно-бело-голубой бант и лежал большой рекламный плакат, украденный, очевидно, из редакции местной газеты: «Ватикан запрещает нескромную одежду». На хорах на каждом сиденье восседал плюшевый медвежонок, толстый и дружелюбный, погруженный в чтение перевернутого вверх ногами молитвенника, а на подставке перед ним лежал аккуратно разложенный номер газеты «Краснобай». На переднюю лапу медвежонка, застывшего в позе проповедника, была надета, как в пантомиме, голова осла, облаченная в пеньюар и украшенная изящным нимбом из золотой бумаги.