Рассказы о лорде Питере - Дороти Сэйерс

Миновав развилку, он на мгновение задумался. Ехать ли по тропе через выгон или так и держаться шоссе? Немного поразмыслив, он решил объехать выгон: не из-за его зловещей репутации, а из-за выбоин и кроличьих нор. Он тряхнул поводьями, сказал лошади несколько вдохновляющих слов и продолжал скакать по дороге, держа по правую руку выгон, а по левую поля, разделенные живыми изгородями, которые давали некоторое укрытие от дождя.

Он поднялся на холм и уже миновал то место, где верховая тропа снова подходит к шоссе, когда некоторая заминка в беге и легкий толчок заставили его обратить внимание на Полли Флиндерс.

— Держись, кобылка! — укоризненно сказал он.

Полли тряхнула головой и двинулась вперед, стараясь выровнять ход.

— Вот тебе раз, — сказал обеспокоенный Уимзи.

Он остановил лошадь.

— Передняя левая захромала, — сказал он, слезая с лошади. — Если ты, моя хорошая, что-то сломала или растянула в четырех милях от дома, боюсь, твой хозяин будет не очень доволен.

Он впервые заметил, какой, на удивление пустынной, была дорога. Ни одной машины, ни одного экипажа. Как будто он находился в дебрях Африки. Уимзи поднял лошадиную ногу и стал осторожно ощупывать ее, светя фонариком. Полли стояла спокойно, не пытаясь уклониться и не вздрагивая. Уимзи был озабочен.

— В добрые старые времена я бы подумал, что она подхватила камень, — произнес он.

Он внимательно осмотрел лошадиную ногу — диагноз оказался правильным. Металлическая гайка, оброненная, очевидно, проехавшей телегой, застряла между подковой и копытом. Ворча, он полез за своим ножом. К счастью, в этом великолепном старинном ноже, кроме лезвий и открывалок для пробок, было еще хитроумное приспособление для извлечения из лошадиных копыт посторонних предметов.

Лошадь мягко торкнулась в него, когда он занялся ее ногой. Работать было довольно неудобно. Одной рукой он держал копыто, зажимая при этом под мышкой фонарик, а другой — орудие труда. Тихонько проклиная все эти трудности, он случайно взглянул на дорогу и ему показалось, что он видит слабый перемещающийся свет. Рассмотреть что-либо подробнее не удавалось: именно в этом месте дорога, укрытая с обеих сторон высокими деревьями, круто уходила вниз и терялась где-то у края выгона. Это не могла быть машина: свет был слишком слабый. Возможно, какой-нибудь фургон с тусклым фонарем. Однако для фургона свет перемещался вроде бы слишком быстро. Какое-то мгновение он размышлял над этим, потом снова склонился над копытом.

Металлический кругляш никак не поддавался его усилиям, и, когда он прикоснулся к чувствительному месту, лошадь потянула в сторону, стараясь поставить ногу на землю. Приговаривая ласковые слова, он потрепал ее по шее. При этом фонарик выскользнул у него из-под руки. Он недовольно выругался, поставил копыто на землю и подобрал фонарик, закатившийся в траву. А когда он выпрямился и взглянул на дорогу, то увидел это.

Оно появилось из пропитанной сыростью гущи деревьев, отсвечивая призрачным лунным блеском. Не было слышно ни звука копыт, ни громыхания колес, ни позвякивания уздечки. Он увидел белые, гладкие, сверкающие плечи и воротник, лежащий на них, — бледное огненное кольцо, внутри которого ничего не было. Он увидел светящиеся вожжи, их обрезанные концы плавно двигались взад и вперед. Стремительно, не касаясь земли, бежали ноги — бесшумные копыта, несущие светлый, как дым, корпус. Возница наклонился вперед, угрожающе размахивая кнутом. У него не было ни лица, ни головы, но вся его напряженная поза говорила об отчаянной спешке. Карета была едва видна сквозь завесу проливного дождя, но Уимзи все-таки рассмотрел тускло светящиеся колеса и успел заметить в окне что-то белое, застывшее в полной оцепенелости. Бесшумная карета, лошади без головы и такой же возница — все стремительно пронеслось мимо, оставив после себя легкое дуновение и едва различимый звук — даже не звук, просто вибрация воздуха. И сразу же сорвался ветер и повисла огромная пелена дождя, принесенная с юга.

— Боже милостивый! — сказал Уимзи. — Сколько же мы выпили?

Он повернулся, напряженно всматриваясь в темноту. Затем вдруг вспомнил о лошади и, не думая больше о фонарике, поднял ее ногу и продолжал работать наощупь. Металлический кругляш перестал наконец сопротивляться и упал ему в ладонь. Полли Флиндерс облегченно вздохнула и с благодарностью подула ему в ухо.

Уимзи провел ее несколько шагов вперед. Она ставила ноги твердо и уверенно. Видимо, кругляш не причинил ей вреда. Уимзи уселся на лошадь, тронул поводья и неожиданно повернул ее обратно.

— Все же я должен выяснить, что это было, — решительно сказал он. — Ну-ка, лошадка, вперед! Не позволим никаким безголовым лошадям обгонять нас. Это же просто неприлично — разъезжать без головы. Ну, давай, старушка. Прямо через выгон. Мы догоним их у развилки.

И нимало не раздумывая больше ни о хозяине, ни о его собственности, он направил лошадь в сторону верховой тропы и заставил ее перейти в галоп.

Сначала ему показалось, что он различает впереди какое-то слабое, неровное свечение. Вскоре, однако, шоссе и верховая тропа разошлись, и он потерял из виду этот мерцающий свет. Но он знал, что боковой дороги нет. И потому, если бы не несчастный случай с лошадью, он непременно нагнал бы это перед развилкой.

Полли Флиндерс, охотно отвечая на прикосновение его каблуков, легко и плавно бежала по неровной дороге, словно чувствуя естественное сродство с ней. И менее чем через десять минут ее копыта уже стучали по гудронному шоссе. Уимзи слегка придержал лошадь, развернул ее в сторону Литтл Доддеринга и поскакал вперед. Но так ничего и не увидел: то ли он значительно опередил карету, то ли она уже промчалась на невероятной скорости, а может быть...

Он подождал. Дождь приутих, и сквозь тучи снова пробилась луна. Дорога казалась совершенно пустынной. Он посмотрел через плечо. Невысоко от земли передвигался небольшой пучок света: он поворачивал, вспыхивая то зеленым огнем, то красным, то белым, и постепенно приближался к нему. Вскоре Уимзи сообразил, что это был полицейский на велосипеде.

— Неважная ночка, сэр, — вежливо сказал тот, но в голосе его прозвучала вопросительная нотка.

— Отвратительная, — согласился Уимзи.

— Хорошо бы залатать дыру в небе, все б стало повеселее, — добавил полицейский.

Уимзи спросил его сочувственно:

— Вы здесь давно?

— Самое большое — минут с двадцать.

— Вы не заметили, из Литтл Доддеринга по этой дороге ничего не проходило?

— Пока я был тут — ничего. А что вы имеете в виду, сэр?

— Мне показалось, что я видел... — Уимзи заколебался. Впрочем, его мало беспокоило, что о нем думают. — ... Карету, запряженную четверкой... — сказал он нерешительно. — Она пронеслась мимо меня меньше четверти часа тому назад — вниз, на другой конец выгона. Я...я... вернулся, чтобы посмотреть. Она показалась мне необычной... — Он начал сознавать, что его рассказ звучит не очень убедительно.

Полицейский ответил быстро и довольно резко:

— Ничего здесь не проходило.

— Вы уверены?

— Да, сэр; и не примите за обиду, сэр, что я это говорю, но лучше б вам ехать домой. Дорога здесь очень безлюдная.

— В самом деле? — сказал Уимзи. — Ну что ж, спокойной ночи, сержант.

И он снова развернул лошадь в сторону Литтл Доддеринга, передвигаясь на этот раз очень медленно и тихо. И опять ничего не увидел и не услышал, никто не проехал мимо. Ночь стала светлее, и он еще раз убедился в полном отсутствии боковых дорог. Значит, то, что он увидел — что бы это ни было, — не проходило ни по шоссе, ни по какой другой дороге.

Уимзи спустился к завтраку довольно поздно и нашел своих хозяев в состоянии некоторого возбуждения.

— Произошло нечто совершенно удивительное, — сказала миссис Фробишер-Пим.

— Возмутительное! — добавил ее супруг. — А ведь я предупреждал Хэнкока. Он не может сказать, что я его не предупреждал. Должен заметить, и прежние его выходки заслуживали осуждения, но тому, как он вел себя в этот раз, просто нет оправдания. Что же касается этих парней — кто бы они там ни были, — дайте мне только добраться до них...

— А что случилось? — спросил Уимзи, стоя у буфета и накладывая себе жареных почек.

— Невероятное, скандальное дело, — сказала миссис Фробишер-Пим. — Викарий, конечно, сразу пришел к Тому, — надеюсь, мы не побеспокоили вас всей этой кутерьмой? Оказалось, когда мистер Хэнкок пришел служить раннюю мессу...

— Нет, нет, моя дорогая, ты поняла не так. Позволь мне рассказать. Когда Джо Гринч — дьячок, вы знаете, он должен приходить первым, чтобы звонить в колокол, — так вот, когда он пришел, то увидел, что южная дверь широко раскрыта, а в приделе, у гроба, никого нет. Он, конечно, очень удивился, но потом решил, что Хаббарду и Ролинсону стало скучно и они ушли домой. Он направился к ризнице, чтобы переодеться и все приготовить, но, к своему удивлению, услышал, что оттуда доносятся голоса, взывающие о помощи. Он был просто потрясен и даже забыл, где находится, но потом все-таки пошел и открыл дверь.