Рассказы о лорде Питере - Дороти Сэйерс

— Это похоже на правду, — сказал Планкетт. — Ее часто видят в этих местах, когда кто-нибудь из Бердоков уходит на тот свет. И все равно: увидеть ее — ужасное несчастье.

Однако мысль о похоронах, казалось, немного приободрила Планкетта. Визитеры еще раз попросили его не думать о случившемся и удалились.

— Удивительно, что делает воображение с этими людьми, — сказал мистер Фробишер-Пим. — И к тому же они так упрямы... Можно спорить с ними до потери сознания.

— Да, пожалуй. Но послушайте, не пройтись ли нам к церкви? — предложил Уимзи. — Интересно, что можно увидеть с того места, где он стоял.

Приходская церковь в Литтл Додцеринге, как и многие сельские церкви, находится несколько в стороне от деревни. Основная дорога из Херритинга, Эбботс Болтон и Фримптона проходит мимо западных ворот церковного двора, где располагается большое кладбище, огороженное древними камнями. С южной стороны вьется узкая темная тропа, густо укрытая свисающими ветвями старых вязов. Она отделяет церковь от руин древнего доддерингского монастыря. На основной дороге, недалеко от того места, где начинается старая монастырская тропа, стоит военный мемориал, и отсюда дорога ведет прямо в Литтл Доддеринг. Вокруг двух оставшихся сторон церковного двора проходит еще одна узкая тропинка, называемая в деревне Черной тропой. Приблизительно в ста ярдах севернее церкви Черная тропа ответвляется от дороги, ведущей в Херритинг, и соединяется с дальним концом старой монастырской тропы и далее, извиваясь и петляя, направляется в сторону Шутеринга, Андервуда, Хэмси, Трипси и Бика.

— Что бы там ни привиделось Планкетту, оно двигалось, по-видимому, из Шутеринга, — сказал мистер Фробишер-Пим. — Черная тропа ведет только к нескольким полям и одному-двум коттеджам. Так что кто бы ни спешил сюда из Фримптона, пеший или конный, он, разумеется, выбрал бы шоссе: из-за этих дождей тропа находится в ужасном состоянии. А на современном шоссе даже с вашими дедуктивными способностями, мой дорогой Уимзи, следы колес, боюсь, обнаружить не удастся.

— Пожалуй, это верно. Особенно если речь идет о волшебной колеснице, которая передвигается не касаясь земли. Так что ваши доводы в высшей степени разумны, сэр.

— Вероятно, это была пара застигнутых темнотой повозок, которые ехали на рынок, — продолжал развивать свою мысль мистер Фробишер-Пим, — а все остальное — предрассудки и, боюсь, местное пиво. С такого расстояния Планкетт просто не смог бы так подробно рассмотреть и возницу, и хомут, и колеса... А если то, что двигалось, не производило шума, то как он вообще обратил на это внимание? Уверяю вас: он услышал звук колес и домыслил все остальное.

— Возможно, — согласился Уимзи.

— Конечно, — продолжал его хозяин, — если повозка действительно шла без огней, ему пришлось всматриваться, чтобы ее рассмотреть. Современный транспорт — чрезвычайно опасная вещь, я уже давно говорю об этом самым серьезным образом. Вот только на днях мне пришлось оштрафовать одного фермера... Ну, раз уж мы здесь, не хотите ли заодно осмотреть и церковь?

Зная, что в сельских краях осмотр церкви считается поступком весьма достойным, лорд Питер горячо поддержал предложение мистера Фробишер-Пима.

— Наш викарий[49] считает, — говорил мировой судья, направляясь к западному входу, — что двери церкви должны быть открыты и днем и ночью: вдруг кто-нибудь захочет помолиться. В городе это, возможно, и случается. Но здесь люди весь день заняты на полях, к тому же они сочли бы неуважением идти в церковь в рабочей одежде и грязной обуви. Не говоря уже о том, что у них есть и другие заботы. Учтите также, сказал я ему, что кто-нибудь может воспользоваться этим и будет вести себя в церкви неподобающим образом. Но он еще молодой человек и должен узнать все на собственном опыте.

Мистер Фробишер-Пим распахнул дверь. И сразу на них обрушилась странная смесь запахов: спертого воздуха, застоявшегося ладана, сырости и кухни — своеобразный экстракт англиканской церкви. Два алтаря, украшенные цветами и сверкающие позолотой, выделялись ослепительно-яркими пятнами среди густых теней и мрачной архитектуры этого небольшого норманского строения. Теплота и человечность, исходившие от них, казались здесь чужеродными и создавали резкий контраст с холодом и неприветливостью, которые будто навсегда сроднились с этим местом и этими людьми.

— Придел Девы Марии, как называет его Хэнкок, в южном нефе, как видите, подновлен, — сказал мистер Фробишер-Пим. — Это встретило сильное противодействие, но наш епископ снисходителен к руководству «высокой церкви»[50] некоторые думают, даже слишком снисходителен, хотя в конце концов, какое это имеет значение? У двух престолов[51] я могу возносить молитвы так же хорошо, как и у одного. И должен сказать в защиту Хэнкока — он умеет обращаться с молодежью. В наши дни, в эпоху мотоциклов, хоть немного заинтересовать ее религией — что-нибудь да значит. А это, я думаю, катафалк для гроба старого Бердока. О! А вот и викарий.

В дверях за высоким алтарем появился худой человек в сутане и быстро пошел им навстречу, держа в руке высокий дубовый канделябр. В его улыбке, когда он здоровался с ними, был оттенок некой профессиональной доброжелательности. Уимзи тут же констатировал, что это человек серьезный, нервный и не очень умный.

— Я боялся, что не успеют принести канделябры, — сказал он после завершения обычной церемонии знакомства. — Но теперь все в порядке.

Он расставил канделябры вокруг катафалка и стал украшать их бронзовые головки длинными свечами из белого воска, которые он доставал из пакета, лежащего на ближайшей скамье.

Мистер Фробишер-Пим ничего не ответил. Уимзи почувствовал, что он просто обязан поддержать разговор, и он его поддержал.

— Приятно видеть, что у людей начинает пробуждаться истинный интерес к своей церкви, — сказал вдохновленный этим Хэнкок. — Мне удалось почти без труда найти желающих нести бдение у гроба сегодня ночью. Всего восемь человек, как раз по двое, с десяти вечера — а до этого времени у гроба буду я сам — до шести утра, когда я приду служить мессу. Мужчины останутся до двух часов ночи, потом их сменят моя жена и дочь, а Хаббард и молодой Ролинсон любезно согласились дежурить с четырех до шести утра.

— Это какой Ролинсон? — спросил мистер Фробишер-Пим.

— Клерк мистера Грэхема из Херритинга. Он, правда, не из этого прихода, но здесь он родился и был так любезен, что пожелал принять участие в бдении у гроба. Он приедет на мотоцикле. В конце концов Грэхем много лет вел семейные дела Бердоков и, вполне естественно, они хотели каким-то образом выразить свое уважение.

— Что ж, возможно. Надеюсь только, что шатание по ночам не помешает ему вовремя проснуться и приняться утром за работу, — резко сказал мистер Фробишер-Пим. — Что же касается Хаббарда, то это его личное дело, хотя, должен заметить, что для сборщика налогов такое занятие кажется весьма странным. Впрочем, если обоих вас это устраивает, то не о чем больше и говорить.

— У вас очень красивая старинная церковь, — сказал Уимзи, пытаясь предотвратить нежелательную дискуссию.

— Действительно, очень красивая, — согласился викарий. — Вы обратили внимание на эту апсиду? Такая великолепная норманская апсида большая редкость в сельской церкви. Может быть, вы хотите взглянуть на нее изнутри? (Когда они проходили мимо висевшей у входа в нишу лампады, он преклонил колена.) Видите ли, нам разрешили...

Он что-то оживленно говорил, водя их по алтарю и время от времени отклоняясь от темы, чтобы обратить их внимание то на изящные, украшенные текстами из псалмов сиденья («Сразу видно, настоящая монастырская церковь»), то на великолепной формы умывальницу («На редкость хорошо сохранилась»). Затем Уимзи помог ему вынести из ризницы остальные канделябры и, когда они были расставлены, присоединился к мистеру Фробишер-Пиму, стоявшему у дверей.

— Вы, кажется, говорили, что обедаете сегодня у Ламсденов, — сказал мировой судья, когда они сидели, покуривая после ланча. — Как вы хотите ехать? На машине?

— Я предпочел бы одолжить у вас одну из верховых лошадей, — сказал Уимзи. — В городе у меня почти нет возможности ездить верхом.

— Пожалуйста, дружище. Возьмите Полли Флиндерс — немного тренировки ей не повредит. Боюсь только, будет довольно сыро. Вы уверены, что хотите ехать верхом? А экипировка у вас с собой?

— Да, я прихватил сюда старые бриджи, и в этом дождевике можно ничего не бояться. Они ведь не рассчитывают, что я буду во фраке. Между прочим, как далеко отсюда до Фримптона?

— Девять миль по шоссе, сплошное гудроновое покрытие, но, к сожалению, по обеим сторонам дороги довольно широкие полосы травы. Вы, конечно, можете срезать милю или около того, если поедете через общинный выгон. Когда вы хотите выехать?