Малыш - Жюль Верн

Ужасное предчувствие заставило сжаться его сердце! Не шел ли он на ферму и не взята ли эта полиция, чтобы арестовать Мюрдока?

Малыш отверг эту ужасную мысль. Как только люди прошли, он выскочил из засады и побежал, как мог быстрее, в Трали, куда и прибыл в половине девятого.

Прежде всего он отправился в аптеку, где дождался лекарства, прописанного доктором, отдав в уплату свою золотую монету, — все свое достояние. Так как лекарство оказалось очень дорогим, он получил сдачи лишь около пятнадцати шиллингов. Не торговаться же ему было, в самом деле?..

Малыш даже и не подумал об этом, раз дело касалось бабушки; но зато он решил сэкономить на своем завтраке. Вместо сыра и пива он обошелся большим ломтем хлеба и кусочком льда для утоления жажды. Около десяти часов он покинул Трали и направился обратно к Керуанской ферме.

При других обстоятельствах по дороге было бы заметно оживление. Чувствовалась хотя бы жизнь торговли. Но этот несчастный год заставил выселиться жителей, которым нечем было кормиться! Даже в обычное время сотни тысяч ирландцев переселяются в Новый Свет, в Австралию или Южную Африку, где они надеются не умереть с голоду. Да, наконец, существуют специальные эмиграционные общества, которые за два фунта стерлингов доставляют переселенцев даже на побережья Южной Америки.

В этом же году при неимоверном количестве переселенцев вся западная часть Ирландии походила на пустыню или, что еще печальнее, на опустевшую страну.

Малыш продолжал идти скорым шагом. Он не хотел замечать усталости и выказывал удивительную энергию. Нечего и говорить, что он не мог догнать людей, прошедших тогда мимо него, но по следам их, видневшимся на снегу, мог заметить, что они шли по направлению к Керуапской ферме. Это была достаточно побудительная причина, чтобы заставить торопиться Малыша, хотя ноги его начинали ныть от слишком продолжительной ходьбы. Однако он не позволил себе ни разу отдохнуть и продолжал идти вперед. Около двух часов дня он находился в двух милях от Керуана. Через полчаса показались строения среди необъятной белизны.

Что сразу поразило Малыша, это отсутствие дыма из трубы, а между тем он знал, что в очаге было еще достаточно топлива.

К тому же, казалось, какая-то странная тишина и пустота исходили из этого места.

Малыш еще более заторопился и, напрягая последние силы, пустился бежать. Падая и снова вставая, он наконец достиг ворот двора…

Что за зрелище! Ворота были сломаны, двор весь истоптан. От строений, хлева, амбаров торчали лишь одни стены… Крыши были сорваны, не оставалось также ни одного окна, ни одной двери. Не хотели ли сделать этот дом негодным для обитания и тем лишить семью их последнего крова? Добровольно ли сделали это сами хозяева или это насильственная работа враждебных рук?..

Малыш застыл от изумления. Его охватил ужас. Он не решался войти во двор, не смел заглянуть в дом…

Он все же решился наконец. Если фермер или кто-нибудь из семьи еще оставался в доме, то надо было узнать…

Малыш подошел к двери, позвал… Но никто не ответил.

Тогда он сел у порога и расплакался.

Вот что произошло в его отсутствие. В Ирландии не редки эти ужасные сцены изгнания, после которых пустуют не только фермы, но и целые деревни. Но несчастные, выгнанные из жилища, в котором они родились и в котором надеялись умереть, могут ведь вздумать вернуться, не найдя себе нигде другого убежища. Помешать им существует весьма простой способ. Надо сделать дом негодным для жизни. Для этого устанавливается перед домом огромное бревно, висящее на цепи между тремя столбами. Перед таким тараном ничто не может устоять. Крыша отлетает, труба отламывается, очаг разбивается. Ломаются двери и окна, оставляя лишь одни голые стены. И когда дом приведен в такое состояние, когда он открыт для бурь и снега, тогда лендлорд и его агенты могут быть спокойны: семья в него больше не вернется.

Что же удивительного, что после подобного отношения сердце ирландца переполнено ненавистью к его поработителям?..

А здесь, в Керуане, это изгнание сопровождалось еще большей жестокостью, вызванной жаждой мести со стороны Герберта. Желая отплатить Мюрдоку, он пришел на ферму не с одними только помощниками своими по поводу аренды; он донес на фермера, как на мятежника, которого и приказано было арестовать.

Прежде всего Мартена с женой и детьми выгнали из дома, где начали производить обыск. Не пощадили даже старой бабушки. Сорвав ее с постели, ее сволокли на двор, где у нее, однако, хватило сил приподняться, чтобы проклясть в лице своих убийц убийц Ирландии; после этого она упала мертвой…

В эту минуту Мюрдок бросился на негодяев. Обезумев от гнева, он поднял топор… Его отец и брат хотели последовать его примеру, защищая своих… Но противников было больше, и сила закона взяла верх, если можно так назвать это издевательство над справедливостью.

Вооруженное сопротивление полиции было занесено в протокол, и не только Мюрдока, но и Мартена и Сима арестовали. С 1870 года ни один фермер не мог быть изгнан без известного вознаграждения, но Мартен утратил теперь это право.

Нельзя было похоронить бабушку на ферме, ее надо было отнести на кладбище; положив на носилки, ее понесли оба внука, сопровождаемые Мартеном, Мартиной и Китти с ребенком на руках, окруженными со всех сторон полицейскими.

Печальное шествие направилось в Лимерик. Можно ли себе представить что— нибудь печальнее этого зрелища несчастных, окруженных полицией людей, сопровождавших прах бедной старушки?..

Малыш, пришедший наконец в себя, обегал весь пустой дом, тщетно зовя всех по именам… Но все кругом оставалось безмолвно.

Вот в каком виде он нашел дом, в котором провел счастливейшие годы своей жизни, дом, с которым он был связан столькими воспоминаниями!..

Он вспомнил тогда о своих камешках, означавших число дней, проведенных им на ферме, и отыскал глиняный горшок, который оказался в целости.

Ах, эти камешки! Малыш, сев на пол у дверей, начал пересчитывать: их было тысяча пятьсот сорок.

Это означало четыре года и восемьдесят дней — с 20 октября 1877 года до 7 января 1882-го, — прожитые им на ферме.

И теперь надо было покинуть ее, надо было разыскать семью, ставшую ему родной!..

Прежде чем уйти, Малыш связал в узелок свое белье, оставшееся в разбитом ящике. Вернувшись во двор, он вырыл яму под елью, посаженной им в день рождения его крестницы, и закопал в нее свой горшок с камешками.

Бросив последний взгляд на разрушенный дом, он вышел на дорогу, уже черневшую в вечерних сумерках…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ