В ад с «Великой Германией» - Ганс Рефельд

Формирование нашего корпуса и Бранденбургской дивизии, проводимое «по особому распоряжению», проходит очень медленно. Части «мобилизованных жителей Бранденбурга» только на подходе, и окончательное укомплектование вряд ли будет закончено до середины января 1945 года. В Польше, на Висле, в предмостном укреплении Баранов, ожидается крупное сосредоточение вражеских войск. В связи с вероятным наступлением русских мы получаем приказ, как и все пехотинцы «Великой Германии», на марш к югу. Однако предварительно должен состояться большой показ всего войскового соединения откомандированному к нам генералу.

С 1 по 11 января 1945 г. Мы покинули предмостное укрепление Мемель, были направлены в порт и потом, начиная с 26 ноября 1944 года, перевезены различными транспортными судами по Балтийскому морю через залив Пиллау в Кенигсберг. Там нас погрузили в вагоны и отправили в предусмотренные планом командования базы. Наш 8-й батальон мотопехотинцев поселили в крестьянских домах поселка Визенау в Восточной Пруссии. Новый командир полка полковник Хёземан разместил свой штаб в Лаксдойене (округ Растенбург). У нас было несколько недель отдыха. Не занимались даже военной подготовкой, так как молодое пополнение еще не прибыло. Мы отлично отпраздновали Рождество и Новый год. Оставался большой вопрос: что с нами собираются делать дальше? Общее положение было далеко не ободряющим. Мы здесь скорее всего собраны, чтобы объединиться с другими испытанными в боях частями и войти в новый танковый корпус «Великой Германии». К нему уже присоединилась дивизия егерей «Бранденбург». Говорили, что запланирована переброска из Восточной Пруссии на Русский фронт. Предполагалась атака на Нарев с целью отвоевать у русских плацдарм и путем наступления с юго-запада создать большой котел — как в старые времена, — а в дальнейшем уничтожить врага.

11 января 1945 г. Получили приказ для выступления! Направление — на Прашниц. Там мы останавливаемся в деревне и упражняемся в военном деле. Лежит снег, очень холодно! Ночь на 1 января 1945 года (новогоднюю) мы отмечали стрельбой из минометов (8,14-см). Чтобы не причинить никаких бед населению, проинформировали всех заранее, показав на карте расположение батареи. Следовательно, мины должны упасть в болото. Однако на следующее утро несколько польских крестьян являются к нам и с волнением сообщают, что их обстреляли партизаны. Мы отрицали свое участие в этом деле, пока не узнали, что это болото давно осушено и заселено. Мы обещали, что прогоним «злых партизан». Когда в другой раз были запланированы учения в стрельбе, то мы рассчитали, что теперь наши мины упадут в замерзшую часть болот. Но для этого стрелять надо было очень точно. Генерал вновь образованного танкового корпуса Заукен самолично прибыл для ревизии учений. Пехотинцы с криками «ура» инсценировали атаку. Затем пошли в ход легкие и крупнокалиберные пулеметы и наши минометы «флюппен». Было произведено несколько выстрелов, хотя нам приказали стрелять, не жалея мин. Дело в том, что обычно в настоящем бою на миномет приходится ограниченное число боеприпасов и мы не расходуем их много, а приберегаем для будущих, более важных целей. Когда в конце учений мы сообщили о числе израсходованных мин, генерал нанес нам визит и сказал: «Выпустить такое количество мин, как вы указали в сводке, просто невозможно. В лучшем случае вы израсходовали половину. Я приказываю предоставить мне более точную сводку!» — «Слушаюсь, господин генерал», — мужественно ответил я ему, обдумывая, как лучше объяснить генералу причину неправильных сведений. По долгу службы следующим утром инспекторы ищут в замерзшем болоте неразорвавшиеся мины. Но там их не находят! Однако наша «хитрая сводка о минах» в дальнейшем помогла нам, так как сэкономленные боеприпасы очень пригодились! К моему счастью, намеченный вызов меня к начальству для объяснения так и не состоялся, так как мы срочно сменили место дислокации. Нас перебросили в бывшую польскую казарму, вероятно, в Прашниц. Затем наступило 12 января 1945 года.

12 января 1945 г. Нас расселяют в находящемся поблизости монастыре. Одну ночь мы проводим в нем, где позже разместился штаб какого-то полка. О сне не пришлось и думать. Все мы находились в каком-то напряжении, так как предполагали, что ясной морозной ночью отправимся занимать исходные позиции. А затем начнется атака! Я всегда ощущаю какое-то странное чувство опасности, когда «Великая Германия» предполагает начать какую-нибудь частную атаку!

13 января 1945 г. От противника стало известно, что русский генерал Рокоссовский из предмостного укрепления Пултуск-Розан выступил к северо-западу в направлении на Элблонг, а своим правым крылом на Прашниц-Ортельсбург с целью выхода к Балтийскому морю. В этом случае группа армий «Север» была бы отрезана! Мы должны были предотвратить форсирование противником реки Ожиц.

14 января 1945 г. Мы подходим к местечку Плонявы близ реки Ожиц. Мы должны двинуться на восток-северо-восток на встречу с атакующими фузилерами танкистами. Кажется, что стреляют здесь повсюду. Иван буйствует.

15 января 1945 г. Наш 2-й батальон во главе с капитаном Зоммером получил, как первую цель наступления, местечки Голёневы и Гасево. Даже если поддержка нашей артиллерии запоздает, мы все равно должны быстро занять Голёневы. Но иван, как кажется, здесь очень силен! Один из молодых офицеров, который прибыл к нам совсем недавно и командовал взводом крупнокалиберных пулеметов, был убит. В полдень мы двигаемся дальше на Борове. Наш старый рубака обер-фельдфебель Эрнст Баервальд один останавливает нападение русских танков в решительной контратаке. При этом он бежит, нагруженный ручными гранатами, прямо на противника до тех пор, пока своими гранатами не выводит один танк из строя, пробив ему бак. Хорошо, что он при этом кричит «ура» и его далеко слышно. Мы сразу же бросаемся ему на помощь, и наша атака приносит результат. За нами следует обоз. Дома деревни расположены в низине. Иван стреляет из «катюш», но мы продолжаем рваться вперед. Проходим ущельем и прыгаем прямо в русские окопы. При новом огненном залпе «катюш» я забегаю в один из русских бункеров, который закопан в землю более или менее глубоко. Мой связной обер-ефрейтор Гюнтер Лоренц (убит в марте 1945 г.) бежит за мной так быстро, что мы с ним буквально влетаем в бункер. Ракеты «катюши» детонируют о железо. Раздается жуткий барабанный стук! Наконец буйство ракет прекращается, и на несколько бесконечно длинных минут наступает тишина. Я снова встаю и поднимаю при этом лежащего на земле солдата. Страх охватывает меня, когда я слышу какие-то крики и стоны. Кто здесь, около бункера? Я хватаю пистолет-пулемет и снимаю его с предохранителя. «Гюнтер! Ты там один?» Он отвечает: «Да, больше никого здесь нет!» Я инстинктивно опираюсь спиной о стену. «Кто его знает, кто еще там может быть, в этом окопе?» В этот момент вспыхивает карманный фонарь Гюнтера. Ну, на здоровье. Теперь можно и закусить! Однако при свете фонарика мы видим еще лежащих на деревянных нарах у стены от шести до восьми русских! Один из них, в разорванной форменной одежде, перевязанный окровавленными бинтами, стонет. Судя по форме, это комиссар. Я кричу: «Руки вверх! Оружие на землю!» Эти парни могли бы уложить нас запросто, если бы заметили снаружи. Набравшись мужества, мы наблюдаем теперь за иванами, которые снимают с себя оружие и бросают на пол. У них огромное количество боеприпасов в сумках и мешках с хлебом. Мы срываем с двери бункера мешковину, чтобы дать больше света. Теперь я ясно вижу комиссара, лежащего передо мной. Это молодой парень примерно нашего возраста. Он нравится мне, однако я его никогда не смогу понять. В ожидании помощи я осматриваю других русских. Один из них жестом показывает на комиссара и шепчет: «Он застрелится». Я еще переспрашиваю его. Да, комиссар собирается покончить с собой. У него страшная открытая рана, из нее прерывисто течет кровь. Мы с Гюнтером смотрим на него вопросительно. Тут что-то покатилось в бункер. Ручная граната! Она взрывается со страшным шумом. У меня, оглушенного взрывом, в голове только одна мысль: «Наружу! И как можно скорее!» Нам обоим повезло, мы живы! В бункере раздается пистолетный выстрел. Тем не менее мы не возвращаемся туда. «Эти свиньи стреляют!» — кричит Гюнтер. Наши пистолеты-пулеметы тарахтят, посылая пули в бункер. Теперь там действительно становится тихо. А наша атака продолжается! Мы обосновываемся в занятых русских позициях, у закопанной установки «катюши». Быстро стемнело. Все русские позиции заняты до наступления ночи. Но дальше еще много вражеских землянок и бункеров. Поэтому я выдвигаю на передовые позиции наблюдателя и двух минометчиков. Теперь они продвинуты уже дальше, к Кюссельвальдхену. Мы укрепляем окопы и натягиваем от них до наблюдательного пункта колючую проволоку. Ночь безоблачная и звездная. Холодно. На небе все время появляются с ворчанием русские самолеты-бомбардировщики. Слева и справа от меня — также землянки и бункеры. Невдалеке от нас, справа, деревня Борове, туда направляется взвод с крупнокалиберными пулеметами фельдфебеля Вальтера Пфайля (из Хагена). До сих пор он был связным-мотоциклистом и вырос в конце концов до командира обоза 8-й роты. Из Борове всю ночь слышится сильная стрельба. Мы узнаем сегодня, что наш командир роты капитан Зоммер убит. Его заменит старший лейтенант Макерт. Пытаемся уснуть. Время от времени я выхожу проверить посты. Рассветает. Невыспавшийся, дрожа от холода, я еще раз хочу проверить огневые позиции, пытаясь дозвониться по полевому телефону. Но уже при первом повороте рукоятки понимаю, что линия прервана. Телефон мертв. Я посылаю связиста искать разрыв. Едва он вышел, как сверкнула молния во вражеских окопах и раздался выстрел за выстрелом! И затем разрывы. Все ревет и громыхает! Осколки снарядов ложатся дьявольски плотно, и за чадом и дымом почти ничего не видно. Артподготовка продолжается почти четверть часа. Я снова кручу ручку телефона. Все тихо. Посылаю второго связиста соединить разорванный провод, дойти до огневой позиции и сказать унтер-офицеру, что он должен самостоятельно вести заградительный огонь, если не в состоянии связаться со мной. Едва бедный парень вылезает наружу, как снова начинает стрелять артиллерия. Теперь снаряды разрываются как у нас, так и позади, там, где расположены огневые позиции. Иван стреляет здоровыми болванками калибром 15,2 сантиметра (которые мы называем «черными свиньями», так как их осколки черного цвета). Мы сидим на корточках, опираясь на переднюю стенку бункера, и чувствуем, как железо детонирует за нашими спинами. Я волнуюсь за свои огневые позиции. Обстрел становится все сильнее, самый настоящий ураганный огонь!