В ад с «Великой Германией» - Ганс Рефельд

25 января 1945 г. Мы благополучно «убежали» от ивана, который пытался поставить заграждение поперек дороги, чтобы не выпустить нас. Поехали дальше на северо-запад до деревни, в которой заняли новые позиции. Но мы вынуждены не спускать глаз с окружающей нас местности. Противник уже снова обстреливает нас своей артиллерией. Впрочем, первая ночь прошла спокойно.

26 января 1945 г. Но уже утром появились первые русские бомбардировщики, начали бросать на нас бомбы, обстреливать ракетами и стрелять из пулеметов. А ведь здесь мы рассчитывали несколько часов провести спокойно. А, оказалось, напрасно. Кроме того, уже поступил приказ оставить позиции и ехать дальше в северо-западном направлении, где уже намечена новая линия обороны. По дороге движутся на битком набитых телегах беженцы, которые покинули деревню. Они и не предполагают, как близко от них находятся русские. Их бывший партийный руководитель (местной НСДАП) запретил им бежать! Таким образом, они оставались в деревне до конца! А ведь позднее на дорогах были замечены многочисленные следы от гусениц русских танков! Это ужасно! Население проинформировали плохо. Эта опрометчивость ему дорого стоила. Либо людей не предостерегли вообще, либо слишком поздно. Мы много пережили так же, как французские и английские военнопленные, но они потом повели себя очень порядочно с немецкими крестьянами и землевладельцами (в большинстве случаев женщинами), возвращающимися из эвакуации, помогали им, как могли. Они сами убегали от русских! Некоторые из них погибли вместе с немецкими крестьянами. Это говорит о том, что с военнопленными обращались, когда они работали в немецких семьях, совсем не так плохо! Деревни, которые мы проезжаем, создают впечатление, как будто бы жители покинули их всего несколько часов назад. Все выглядит как после поспешного бегства. Мы подъезжаем к городу Пассенхайм, слезаем с грузовиков и двигаемся пешком по заснеженному лесу к железнодорожной линии Алленштайн — Ортельсбург. К вечеру я с минометами продвигаюсь со стороны железнодорожной насыпи к намеченной позиции. Враг ожидается с северо-востока. Улица города, примерно в 250 м перед нами, идет почти параллельно к дороге. Железнодорожная насыпь круто спускается к улице. Непосредственно за нами густой ельник. После того как минометчики оборудовали для себя надежные позиции, они начинают пристрелку. У нас нет охранения пехотой, и мы должны сами себя защищать. Те, кто не работал на насыпи, собрались в деревянном бункере у дороги, чтобы разогреть что-либо из продуктов. Наша пехота вырыла окопы дальше слева от железнодорожной насыпи и во дворе усадьбы справа от нас. Ночью мы прибываем в относительном спокойствии. По крайней мере, нет необходимости все время следить за противником. Но это спокойствие обманчиво! Внезапно на улице начинается какое-то движение. И сразу же — стрельба. Итак, русские уже снова здесь. Наша стрельба ведется беспорядочно. Однако противник на нее не отвечает. Мои люди готовы пустить в ход минометы. В воздух поднимается несколько сигнальных ракет, освещая все пространство ярко-белым мерцающим светом. Противник открывает справа винтовочный огонь. Русские расположились за рельсами. Но там же только вчера вечером были наши пехотинцы? На нашей позиции уже разрываются мины русских минометов. Мои люди по-прежнему остаются у минометов безо всякой охраны. Обстрел позиции начинается снова, и один из минометчиков, ефрейтор Бадер, падает на землю с раной в ноге. Так как положение здесь совершенно неясно, а кроме того, расположенная справа от нас пехота больше не гарантирует нашей безопасности, я приказываю сменить позицию. При сильном огне с флангов — причем теперь стреляют уже пулеметы вдоль рельсов — удается вывести с позиции всех минометчиков и оружейников, а также вынести боеприпасы, конечно, не без последующих потерь. Однако наша пехота, кажется, овладевает положением. Постепенно становится спокойнее. Я отвожу своих минометчиков примерно на 800 м назад лесом в усадьбу. Там уже расположились наблюдатели тяжелых орудий пехоты (15-см). Мы заходим в усадьбу. Тот, кто еще на это способен, пытается положить шапку под голову и уснуть. Мы так устали, скоро сможем спать на ходу. Ночь проходит без происшествий. Я обдумываю уже диспозицию на следующее утро.

27 января 1945 г. Мы снова осторожно пробираемся лесом до железнодорожной линии. И убеждаемся, что русские здесь очень сильны. Огневые позиции следует оборудовать глубже в лесу. Через 200 м мы находим маленькую поляну, именно такую, в которой можно расположить пять минометов. Для их установки достаточно выкопать лишь небольшие ямки. Мой наблюдательный пункт оборудован на опушке леса. Там я вновь встречаю обер-фельдфебеля Гроссе, который теперь командует ротой. Так как я не имею, к сожалению, ни радио, ни телефонной связи, то должен подавать голосом (по цепочке) свои сообщения с наблюдательного пункта на огневую позицию. Один из моих командиров отделения, которым командует унтер-офицер Визер, ведет пристрелку из миномета. Каждая из его команд на открытие огня разносится по лесу, и затем ее подхватывает один из связных и сообщает мне. Но иван может услышать наши команды! К сожалению, унтер-офицер Визер был убит осколком мины. Если русские ведут пулеметный огонь по лесу, то рикошет от деревьев бьет нам прямо по ушам. Тогда наблюдение уже становится трудной проблемой. Так как железнодорожная насыпь подходит плотно к опушке леса и круто спускается к улице, образуется закрытый «мертвый угол», который для нас весьма нежелателен. Поэтому я вызываю заградительный огонь непосредственно за дорогу и даже до обочины дороги, поэтому осколки мин часто пролетают буквально около моих ушей. Мы смогли бы блокировать улицу нашим огнем, но что делает иван там, где мы так хорошо подготовились и все простреляли? Он атакует не у нас, а проходит стороной, мимо. Короче, противник выбирает участок самого незначительного сопротивления. Мы не имеем здесь никакой «линии фронта».

28 января 1945 г. Мы снова оставляем позиции, садимся в грузовики и высаживаемся в Граскау. Я организую свой командный пункт в одном из домов. Свободные солдаты топят печь так аккуратно, чтобы мы смогли потом быстро разжечь ее. Здесь нам повезло: курица попалась на дороге, и это должно было завершиться пиром! Мое второе отделение может даже отдыхать в деревне, но первое должно оставаться снаружи на позиции, оборудованной на замерзшем озере. Лед сковал его, и они должны постоянно наблюдать, чтобы русские не перешли по льду и не оказались у них за спиной. Отделение унтер-офицера Шпренгапа отправляется на озеро, в то время как отделение унтер-офицера Рамма может быть довольно тем, что остается в доме. Минометчики умываются, чистят оружие, варят и жарят пищу. Занявшие позицию снаружи минометчики сообщают, что отделение Шпренгала слышит шум боя! Скоро уже и я слышу, как мои минометчики посылают выстрел за выстрелом и мины рвутся с коротким, сухим треском. От леса, покрытого глубоким снегом, доносятся приглушенные разрывы. Чтобы у минометчиков осталось достаточно мин, я отправляюсь к отделению Шпренгала на санях, загруженных боеприпасами. Мы едем заснеженным ельником и слышим только храп лошадей и резкий скрип саней. Мы осторожны, как лесные рыси! Едва я возвращаюсь в деревню, как начинается новая мощная русская атака! Откуда иваны появились у нас? У меня были все шансы во время этой поездки на санях попасть прямо им в руки! Мы пытаемся удерживать положение, но русские появляются уже около первых деревенских домов. Во всех углах щелкают выстрелы, но мои минометчики пока не стреляют. Однако первые выстрелы раздаются и на нашей огневой позиции. Это на расстоянии от 50 до 30 м до нас. Там противник ищет участки нашего наименьшего сопротивления. Мои минометчики ведут теперь огонь, но он быстро прекращается. Я слышу ворчание мотора и вижу, как тягач тащит боевое орудие пехоты. Отдельные вояки бегут назад, к деревне. Но что же делают мои люди? Я больше не подходил к огневой позиции, а приготовился отражать нападение русских с пистолетом-пулеметом в руке. Там я вижу первых моих людей, нагруженных плитой и трубой миномета. Они «по кривой» догоняли артиллеристов пехотных орудий. Появился и другой минометчик, скрывшийся за небольшим холмом. Все были живы, как и оружейники с их ящиками. Я стою с несколькими солдатами за домами и стреляю из пистолета-пулемета по врывающимся охриплым криком «ура!» в деревню русским. Теперь нам становится слишком «жарко», и мы отходим за защитивший нас холмик. Следует держаться вместе. Итак, быстро в укрытие! Туда же мчится вояка в зеленом пальто водителя и зимней форменной одежде; он бежит между домами прямо к нам. Однако мы не знаем его. Он забегает за холм, и только я собираюсь его спросить, кто он, как этот человек представляется сам. Это старший лейтенант Хиннерк из Данцига, который должен принять 8-ю роту. К своему несчастью, он добежал до деревни именно в тот момент, когда русские начали внезапную атаку. Теперь время идет быстро. Артиллеристы из пехоты и мои минометчики уже ушли на позиции. Мы договорились о проведении в дальнейшем совместной артиллерийской атаки с последующей пехотной контратакой. Сначала мы обрушиваем огневой вал на деревню, а затем в действие вступают пушки пехоты, которые стреляют прямо по домам. И успех гарантирован. Нападение предпринимается только немногими оружейниками и несколькими водителями. Иван шокирован! Это «чистой воды» план. Он позволяет атаковать также большую массу людей в соседнем лесу, где артиллерия будет валить деревья, а рикошет от снарядов наносить большой урон русским. Это может обеспечить нам покой хотя бы на некоторое время. При этом можно создать несколько новых позиций при минометчиках, которые в любое время могут открыть огонь. Новый командир роты не совсем понимает, какой эффект могут дать минометы, и в этом случае может на деле убедиться в их пользе. Обдумав свой план, я возвращаюсь на свой командный пункт и с радостью убеждаюсь, что на плите все еще жарится моя курица! Русские даже не имели времени съесть уже фактически готовую курицу! Теперь они вообще пока оставляют нас в покое. Ночью мы отправляемся далее на север.