В ад с «Великой Германией» - Ганс Рефельд

17 января 1945 г. Мы проходим мимо монастыря, откуда начинали свое наступление, и идем всю ночь, пока перед нами не появляется местечко Плонявы. Здесь находим более или менее подготовленные позиции. Моя огневая — в самой деревне, легкие пехотные пушки на ее окраине. Несколько грузовых автомобилей уже подготовлены для нашей эвакуации. Мой наблюдательный пункт в маленькой землянке у березовой рощи. Мы только приготовились занять оборону, пристреляться и начать вести заградительный огонь, как противник начал атаку справа перед нами. Раздалась массированная стрельба из винтовок и автоматов. Я вижу минимум 150–200 вражеских солдат примерно в трехстах-четырехстах метрах от нас, которые со страшными криками «ура!» несутся в направлении деревни. Я сам со своими минометчиками не могу стрелять, так как не получал еще никакого приказа. Но мой унтер-офицер, не дожидаясь, стреляет самостоятельно! Я тоже стреляю из своего пистолета-пулемета. В то время как я опустошил почти два магазина, иваны приблизились к нам. Мои минометчики и поддерживающие их легкие пушки открыли стрельбу по нападавшим. Таким образом, впереди нас образуется некое свободное пространство. Теперь мы можем и отступить! Так я, во всяком случае, думаю. Я собираю часть своей команды, а остальные мои минометчики при поддержке двух легких пушек уже оборудуют новые позиции. Затем обе пушки возвращаются к нам на новые позиции, и мы пытаемся задержать противника. Но пока толку мало. Русские всей своей массой нажимают на нас изо всех сил. Поэтому нам приходится отступить еще дальше. В деревне мы находим большой земляной бункер, укрытый толстыми стволами деревьев. Мы только собрались отдохнуть в бункере, как убедились, что он заполнен народом. Многочисленные гражданские лица стремились найти здесь убежище. Иван обстреливает деревню «черной свиньей» (15,2-см). Грохот стоит страшный! Бункер и земля вокруг него дрожат, что вызывает настоящую панику. Так как бункер заполнен до краев, мы пытаемся найти укрытие в другом месте. Спускаемся в старый подвал полуразрушенного дома. Удивительно, но здесь очень чисто! Однако и этот подвал полон сельских жителей. Мы недолго отдохнули здесь, а затем отправились оборудовать новую позицию, обдумывая создавшееся положение. Оно в настоящее время очень «затруднительно». Русские, кажется, прибывают полукругом с северо-востока, востока, юго-востока, юга и юго-запада. Я пытаюсь установить для себя, где, собственно, проходит линия фронта? Командиры рот обсуждают положение с командиром батальона. Мы уже почти попали в котел! Прорыв? Но куда? Сельские жители, полные страха, отсиживаются в подвалах. Они спрашивают, что им делать. Однако что мы можем им сказать? Комок застревает в горле. Женщины и дети плачут, хотелось бы как-нибудь им помочь. Но как? Женские слезы терзают душу, а детские тем более! Для нас складывается ужасная ситуация. Между тем до сих пор русские еще не наткнулись на эту деревню. Там мы получаем новый приказ.

18 января 1945 г. Мы отрываемся от врага в 02.00. Общее направление — на север. Там находится город Вилленберг. Мы идем пешком, иногда по лесу, иногда по дороге, по которой в том же направлении передвигаются русские войска и танки. Как командир пополненной теперь минометной батареи иду во главе ее, впереди других командиров рот. Снег хрустит под сапогами, и мы по возможности стараемся идти беззвучно. Пробираясь между деревьями леса, внезапно замечаем красный свет. Приближаемся с осторожностью и убеждаемся, что это горит железнодорожный сигнал на станции. Это линия Найденбург — Вилленберг — Ортельсбург. Сигнал, правда, требует «остановиться», но для русских это ничего не значит! Мы двигаемся далее на север в направлении Ортельсбурга. Пока никаких соприкосновений с противником. Стараемся идти только ночью или же днем в лесу. От Ортельсбурга направляемся на северо-запад к Пассенхайму — озеру Пурден. Положение остается неясным. Куда бы мы ни шли, все время наталкиваемся на русских. Как в сказке про зайца и ежа. Это становится просто зловещим! Вновь возводим линию обороны. Я оборудовал себе хороший наблюдательный пункт и установил телефонную связь с огневой позицией. Пробный звонок оказался неудачным. Вскоре я уже получил сообщение, что наш телефонный провод оборван и примерно 400 м вообще отсутствует. Провод укоротили, так как из-за многочисленных отступлений мы часто не имели времени для демонтажа. Позже, когда устанавливались тяжелые орудия пехоты (15-см), мы позаимствовали на их огневой немного провода для себя.

21–22 января 1945 г. И так почти каждый день — русские атакуют с танками и сидящей на них пехотой. Причем они не идут на нас напрямую, а обходят и вскоре оказываются перед нами или рядом с нами! Снова мы должны уходить. В ротах часто остается всего от 20 до 30 солдат. Во 2-м батальоне лишь половина состава и половина огневой мощи! Где же эти наши товарищи? Убиты, пропали без вести, ранены!

В одной из усадеб на улице Вартенбурга северо-западнее от Гиллау мы заняли хорошие позиции. Мой наблюдательный пункт, на крыше высокого амбара, и я имею хороший обзор окружающей территории. Здесь целесообразно вести круговое наблюдение. Но, на наше счастье, никакого соприкосновения с противником. Далее мы должны двигаться на северо-запад. В вечерние часы, когда я возвращаюсь в усадьбу, русские зажигательными снарядами обстреливают деревню слева перед нами. Зловеще таинственная картина! При попадании осколков появляются ярко-белые вспыхивающие огненные шары, и вскоре большинство домов уже горят. И вновь, и вновь это яркое сверкание! К усадьбе подходят наши грузовики. «Всем в кузова!» Начинается ночная поездка в неизвестность! Холодно, кузов обледенел, но мы радуемся возможности поберечь наши усталые кости на долгое время. Подъезжаем к деревне. «Выйти из машин, занять позиции и выставить охрану!» Таким образом проходят дни. Мы держим свои позиции, иван избегает нас. Нам надо сворачиваться и уходить, чтобы не оказаться в окружении, затем снова занимаем позиции. Игра, таким образом, продолжается!

23 января 1945 г. Нам приходится уходить все дальше на север, и при этом противник всегда оказывается около нас. А мы едем на восток и всегда в передовом отряде. Черт побери! Иван все равно уже повсюду. После одной длительной ночной поездки мы уже надеялись, что оставим противника позади. Тогда появилась хотя бы возможность обрести несколько часов спокойствия. Наконец удалось обустроить хорошие позиции. Я знаю, мы — это все, что осталось от 2-го батальона. Однако вскоре нас опять окружают русские. Мои минометчики имеют теперь шесть исправных минометов калибром 8,00-см. И достаточное количество боеприпасов! Мой грузовик хорошо укрыт за маленьким зданием. Он весь загружен минами. Что имеем, то уж имеем! На крыше жилого дома я оборудовал замечательный наблюдательный пункт с дальним обзором на предполье и в ближний лес. Однако этот лес зловещ, в нем полно русских. Остатки солдат заняли круговую оборону. Батальон хочет выгнать ивана из леса, но несколько атак завершаются неудачей. Ведь в ротах всего от 15 до 20 солдат (при норме — 150). В лесу все время идет перестрелка. Там возлагают большие надежды на нашу «цыганскую артиллерию» (так называют нас, глядя, как минометчик тащит металлическую плиту, двуногу-лафет и трубу на спине — или же трубу несут на плече). Считают, что я или один из моих унтер-офицеров должен отправиться с минометами и пехотой в лес. Однако я решительно отказываюсь. Основание: в лесу я не могу создать наблюдательный пост без радио или проводной связи. Как же в этом случае передавать команды минометчикам? У меня есть другое предложение. Я мог бы устроить «огненный вал» из 8-см мин при атаке нашей пехоты. В этом случае иваны носами уткнулись бы в снег, и при благоприятных обстоятельствах я мог бы громить также их тылы. Боеприпасов в моей батарее достаточно, да плюс те, что остались еще от учебной стрельбы. Я пытался убедить командира батальона, но последующая атака на лес так и не состоялась. Со своего наблюдательного пункта я увидел, как русские с новыми силами вышли из этого леса на север по основной дороге, чтобы занять позиции в необозримой лесной территории Куссель. Таким образом они преграждали нам дорогу на север. Однако с крыши моей высокой метеорологической станции я все-таки не имею достаточного обзора в этом направлении. Поэтому я иду с обер-фельдфебелем Гроссе (командир легких пехотных орудий) по придорожной канаве, покрытой кустами, на север, чтобы найти, где остановились иваны. Мы устанавливаем, что русские заняли позиции по обе стороны дороги и имеют противотанковые орудия. Так что в случае нашего прорыва могут принять надлежащие меры. Мы разрабатываем план, который этим вечером предполагаем осуществить. Мы — это остаток 2-го батальона моторизованной пехоты дивизии «Великая Германия». Наши батальоны предназначались в то время для «затыкания дыр» в тех районах, где «погорело» какое-нибудь наступление. Это случалось довольно часто. Поэтому наименование «пожарная команда» «Великой Германии» вполне нам соответствовало. Мы делаем предложение нашему командиру батальона, и он дает согласие. Я пристреливаюсь с минометчиком по противотанковому орудию на дороге. Затем приказываю другим минометчикам установить прицелы на пристрелянные объекты. Оружейники и минометчики выложили мины аккуратно и укрыли так, чтобы грязь не смогла на них налипнуть. Ведь минометы — это орудия, «заряжающиеся с дульной части». Основной заряд в бумажной гильзе и с капсюлем-воспламенителем вставляется в трубку стабилизатора, дополняется мешочками с порохом. В трубу помещаются подготовленные мины. Однако существует опасность засорения ствола, например, травой, землей и другими инородными телами. Я корректирую огонь таким образом, чтобы мины падали посреди дороги, где стоят вражеские орудия. Осколки мин должны разлетаться по обеим сторонам батареи. Пристрелялся и обер-фельдфебель Гроссе с его орудиями. Однако им недостает боеприпасов. Стемнело, и иваны дерзко стреляют из леса по убитым из винтовок. Эта стрельба отдается у нас в ушах. Всюду видны маленькие беловато-синие отметины на ветвях и стенах домов. Если русским попадется немецкий солдат, они стреляют в него разрывными пулями. Немецкая пехота не делает ничего такого. У нас все подготовлено к выходу из котла. Тягачи и грузовые автомобили готовы отправиться в путь, пехота проинструктирована, мы с нашими легкими пехотными пушками можем сразу же открыть огонь. Все шесть минометов стреляют почти одновременно и беспрерывно. И пехота имеет свои легкие орудия. У моих минометчиков есть еще такие мины, которые разрываются в воздухе. Бьют примерно на 250 м. Иваны пока обогреваются в своих щелях и бункерах и в соответствии с этим ведут себя спокойно. Если что — бросаются лицом в грязь. Никто не решается высоко поднимать голову. Мы начинаем операцию по выходу из окружения. Пехотинцы бегут к грузовикам. Мы тем временем стреляем. На улицах, помимо снарядов противотанковых орудий, беспрерывно разрываются «мои мины». Мы не жалеем боеприпасов. Перед выходом к заграждениям на дороге я переношу огонь минометов к лесу и одновременно веду его по окружающей территории, обеспечивая прорыв к дороге. Одновременно и русские получают свою порцию наших мин. У нас в батарее нет ни одного противотанкового орудия в отличие от русских пушек, которые все еще стоят на дороге. Мы продолжаем вести по ним бешеный огонь. Тридцать мин взорвались почти одновременно в самом тесном пространстве, вокруг батареи. Ни одного русского артиллериста, который мог бы стрелять по нашей колонне, в живых не осталось. Мы также блокировали русских и со стороны леса. Я веду огонь тремя минометами слева по дороге, тремя справа от нее по опушке леса. У меня столько боеприпасов, что я могу стрелять сразу из шести минометов. Мои парни так активно ведут огонь, что я начинаю опасаться, как бы опущенная в трубу мина не взорвалась раньше, чем ее покинет. Я и сам полон злости и возбуждения, тем более что все пока нам удается и идет по плану. Маленькая колонна при подавленных нашим огнем противотанковых орудиях противника всего лишь с небольшим числом стреляющих из винтовок пехотинцев выходит из котла! Сатанинская радость охватывает меня! Я с воодушевлением кричу своим минометчикам: «Огонь! Огонь! Огонь!» До сих пор прорыв проходит удачно. Теперь все зависит от того, чтобы не случилось какого-либо непредвиденного обстоятельства, которое заставило бы нас повернуть назад. Наши легкие орудия также продолжают непрерывно стрелять. Я даю команду вывести из боя четыре миномета и погрузить их на грузовики. Пушки также должны следовать вместе с колонной, выходящей из окружения. При погрузке у меня возникают затруднения с одним из двух последних минометов. При общей эйфории мы и не заметили, что этот миномет вообще не стреляет! Какой-то «неудачник»? Быстро выяснили причину: внизу в трубе неподвижный ударный болт выскочил! Однако демонтаж не так-то прост! Трубы горячие, почти что раскаленные! Если бы удалось наладить огонь обоих минометов, можно было бы найти хорошую позицию на обочине дороги и обеспечить колонне надежную защиту. Я остаюсь с обоими минометами и жду, когда первые мины будут пущены в ход. Собаки часто кусают отставших, и мы можем полагаться только на самих себя. Проходят минуты, которые кажутся вечностью. Русские «ожили» на опушке леса, но я уже слышу выстрелы минометчиков и вижу первые эффективные разрывы. «Собирайте минометы! Грузите! Оставшиеся боеприпасы забирайте с собой! Докладывайте, как идет погрузка». Все происходит очень быстро. Мы уже едем на моем грузовике, который везет наши боеприпасы (русский «Шевроле»), минуя разбитые нами противотанковые орудия. Осматриваем их, довольные нашей работой. За орудиями нет ни одного ивана. Я вижу также осколки от взорванных снарядов к орудиям. В целом русские расположили на дороге четыре орудия в боевой готовности, и теперь они полностью выведены из строя. Противнику нанесен существенный урон. По нашим грузовикам с обеих сторон ведется лишь беспорядочный огонь из винтовок. С минометом, у которого разбит ударный болт, как было сказано, по-прежнему большие проблемы с демонтажом. У мины не сработал взрыватель, и она осталась внизу в трубе. Теперь ее необходимо осторожно вынуть. За четыре года войны у нас было только два внушающих страх разрывов мины в канале ствола. При этом каждый раз минометчики получали ранения. Здесь нам, однако, повезло. Я позволил произвести 125 выстрелов по русским противотанковым орудиям на дороге из этого миномета. Командир батальона был в восторге от моего «огненного колдовства». Таким образом, остатки 2-го батальона легко отделались при своем отступлении.