Невеста рока. Книга первая - Деннис Робинс

С коварной ухмылкой он уселся рядом с миссис Клак и взял ее под руку.

— Тебе не хочется немножко позабавиться со мной, дорогуша? — развязно проговорил он.

Женщина гадко захихикала. Неужели ее безобразное тело способно распалить мужчину? Немногие из них отваживались дотронуться до миссис Клак. Ее одурманенный алкогольными парами убогий умишко пытался задержать в памяти самое главное: как получить законную долю за Фауну, за несчастную девушку, с которой она обошлась так жестоко, предав и продав ее? Однако ей так же страстно хотелось удовлетворить свои инстинкты.

— Гинеи, пожалуй, будут подороже, чем па-ацелуй, — жеманно протянула она. — Но я… я н-не вазражаю, чтобы н-немного паразвлечься… любезный Мигель.

Лопес попытался поцеловать ее в щеку, но даже его, отчаянного развратника, оттолкнул вид жирного лица, и он отпрянул. Мигель держал ее огромную толстую ручищу, в то время как миссис Клак, тяжело дыша, смотрела на него влюбленным взглядом.

— Но сначала… сперва еще выпьем! — произнес он, размахивая пустой кружкой. — Пойдем-ка, дорогуша, в погреб… отыщем там еще бутылочку. У нас же тысяча семьсот гиней, верно? А такой куш стоит отпраздновать, не так ли? Как ты думаешь?

Перед свиными заплывшими глазками миссис Клак все двоилось, и она напрягалась, чтобы сосредоточить взгляд на бледном лице Мигеля. Он вцепился в нее, делая вид, что совершенно пьян, и оба, качаясь из стороны в сторону, побрели в заднюю часть дома. Там, в непроглядной тьме, пахло плесенью и сыростью. Совершенно пьяная миссис Клак чихнула и отпрянула назад.

— Я н-не люб-блю темноты! Эй, мой испанчик… зажги-ка свечу.

— Да не надо тебе н-никакой св-свечи, — икая, проговорил он и подтолкнул ее вперед.

И тут женщина, словно животное, инстинктивно почуяла опасность. Заведение братьев Лопес было погружено в тишину и в этот предрассветный час казалось еще более зловещим. Кроме того, миссис Клак не доверяла братьям, впрочем, как и они ей.

— Давай в-вернемся. Н-не хочу больше п-пить… — пробормотала она.

Но Мигель уже отворил перед ней дверь.

— Давай же, заходи, милая! Тут погреб, полный выпивки. Самой лучшей выпивки в Лондоне! Выбирай, чего хочешь! Погоди-ка, хочешь, я зажгу спичку…

Она робко запротестовала, но голова ее кружилась, разум отступал. Она видела перед собой лишь тьму и слышала легкий плеск воды. «Почему вода? — в ужасе спросила она себя. — Ведь дом стоит не у реки». Тут она услышала звук, словно какое-то животное с всплеском прыгнуло в воду. Миссис Клак вскрикнула от страха и неожиданности и подалась назад, хватаясь за своего приятеля.

— В-вернемся… — бормотала она. — Хочу вернуться…

Мигель рассмеялся. И от этого зловещего, дьявольского смеха кровь застыла в жилах бывшей домоправительницы. Она сделала последнее отчаянное усилие вырваться, ища вход в комнату, из которой они только что вышли. Но было слишком поздно. Она не услышала, как Лопес быстро открыл небольшую дверцу люка, ведущего к стоку нечистот, располагавшемуся под домом. Туда юркнула крыса, ее-то и услышала миссис Клак несколько секунд назад.

Через мгновение безжалостная рука Лопеса с силой ударила в жирное брюхо домоправительницы. Женщина пошатнулась, теряя равновесие. Она издала последний отчаянный вопль, и зловонные воды сомкнулись над ней, унося в бездонную пропасть смерти.

Мигелю показалось, что он услышал эхо жалобного крика миссис Клак, и он вздрогнул. Резко захлопнув дверцу люка, он прикрыл его небольшим ковриком. Затем вернулся в комнату, где под столом валялся его вдребезги пьяный брат, не переставая оглушительно храпеть. Несмотря на холодный мартовский рассвет, Мигель вспотел. Он взял саквояж с золотом и как следует встряхнул его, наслаждаясь манящим звоном золотых гиней.

— Тысяча семьсот гиней! — прошептал он. — И никакой половины для этой свиньи. Она уже труп. Об этом позаботятся крысы. И мы с Хуаном вдвоем распорядимся денежками, которые заработали этой ночью. А по миссис Клак не будет горевать ни одна живая душа. Невелика потеря!

Такова была эпитафия над Дорой Клак. Ее жизненный путь, полный жадности, жестокости и ненасытности, завершился. Она умерла страшной смертью от руки человека, у которого жажда денег оказалась сильнее, чем у ней самой.

И никто на всем белом свете не станет горевать по ней.

Глава 19

Еще двое суток после торгов Фауна пребывала в мире сумрачных теней.

Она двигалась и говорила, но делала это в каком-то полусне, полубессознательно. Девушка то смеялась, то плакала, часто впадала в глубокое забытье. Врач, срочно приехавший в дом Люсьена, поставил именно тот диагноз, который и подозревал маркиз. Девушку сильно отравили опиумом, но, к счастью, эффект снадобья был не слишком велик. Пожалуй, это было даже лучше для нее, ибо она почти не понимала, что происходило с ней в этот период ее жизни.

Маркизу доставляло удовольствие избавлять разум девушки от губительных последствий наркотика, восстанавливать ее силу воли и спокойствие духа. А сознание того, что он имеет дело с существом такой невиданной красоты, еще больше радовало маркиза.

Когда в голове Фауны стало проясняться, она начала понимать, что очутилась в совершенно новом для нее мире, разительно отличавшемся от того, в котором она пребывала у Генриетты Памфри… или от того короткого рая с Гарри Роддни.

Стоял теплый мартовский день. Фауна с трудом приоткрыла налитые свинцом веки и обнаружила, что лежит на диване недалеко от огромного камина из резного камня, в котором весело потрескивают дрова. Медленно, с любопытством и изумлением разглядывая помещение, она изучала каждую деталь окружавшей ее обстановки. Все вокруг сверкало великолепием и роскошью. Три стены огромной комнаты были уставлены книгами в кожаных переплетах. Напротив девушки располагалось окно эркера, обрамленное пурпурными бархатными занавесями, расшитыми золотыми нитями. Из окна Фауна увидела лишь затянутое прозрачными облаками весеннее небо. Однако позднее, когда она встала с дивана и подошла к окну, то смогла разглядеть вдали скалы, нависающие над серым пенистым морем. Возле окна стояли банкетки с подушками, которые маркиз привез в Бастилию. Здесь он любил посидеть с книгой, особенно летом, вдыхая через открытое окно соленый морской воздух, вслушиваясь в шелест прибоя.

Справа виднелись очертания порта. Тут и там сновали яркие, разноцветные рыбачьи суденышки, а над поверхностью воды стремительно пролетали чайки, оглашая окрестности пронзительными криками.

Фауна вернулась к дивану и снова легла. Она старалась собраться с мыслями, которые все еще пребывали в беспорядке. Что это за роскошная комната? Как она попала сюда? Откуда? Девушке было очень тепло и покойно на великолепном широком диване, ее ноги оказались укутанными прекрасной кашемировой шалью ручной работы. Пеньюар на Фауне выглядел намного красивее всех тех, которые ей доводилось надевать прежде, и намного элегантнее, чем у леди Генриетты. Он был сшит из бирюзового бархата, отороченного натуральным мехом, украшавшим также и широкие рукава. Ожерелье на шее состояло из крупного жемчуга, стоившего баснословно дорого.

Она в растерянности разглядывала все эти вещи и вдруг вскрикнула, заметив, что ее локоны, разметавшиеся по бирюзовым атласным подушкам, черного цвета. Черного! Она была озадачена еще больше. Фауна села и бросила взгляд на свои руки. Они были хорошо ухожены, с отполированными ногтями, запястья охватывали браслеты, украшенные бриллиантами. На пальцах сверкали восхитительные кольца.

И вдруг она расхохоталась. Наверное, она сошла с ума или умерла и оказалась в каком-то удивительном райском месте. Но почему ее волосы черные, когда они всегда были золотисто-рыжими? Она снова легла на подушки, вздохнула и вытянулась, приняв чувственную позу. Она заметила и другие предметы, находившиеся в комнате: бесценные гобелены, толстый ворсистый ковер, покрывающий пол медового оттенка из-за струившихся на него потоков солнечного света. У окна стояла великолепная ваза с цветами. На каминной доске — позолоченные часы, привезенные из Франции. Внезапно они пробили три раза — так Фауна узнала, который час. Ее взгляд упал на бюро стиля «буль»[36] с расставленными на нем изящными поделками из слоновой кости. Возле бюро стояли клавикорды. Фауна изумленно смотрела по сторонам. Еще ни разу в жизни она не видела такого количества всевозможных чудес, какое собрано в этой комнате. Она стала ощупывать бархат, меха и драгоценности, пожимая плечами, пытаясь собраться с мыслями.

Фауна чувствовала себя так, будто только что пробудилась от долгого необыкновенного сна, перемежающегося странными видениями: то чувственными и красивыми, то зловещими и беспредельно страшными. Но большинство этих снов — все же кошмары, сказала она себе. Перед ее мысленным взором промчалось множество лиц, она слышала разные голоса — и чужие, и знакомые… Но плохо помнила их. Словно напуганные птицы, в ее голове кружились воспоминания. Ужасное лицо миссис Клак… да, это она хорошо помнила. Она помнила угрозы, мучения, горькие слезы и жестокое разочарование. Затем перед ее взором появилось лицо мужчины с зелеными сверкающими глазами. И оно тоже пронеслось как бы сквозь ее разум — это было самое доброе воспоминание. Она ощущала прикосновения сильных молодых рук, слышала нежный тихий голос, зовущий ее: