Невеста рока. Книга первая - Деннис Робинс

Тут она повернулась и посмотрела на него тем печально-меланхоличным взглядом, который производил на него столь сильное впечатление.

— Не думаю, что буду бояться вас, — сказала она. — А если вы станете учить меня таким удивительным вещам, то клянусь, что во мне вы найдете самую послушную и прилежную ученицу.

— Интересно, как мне вести себя с тобой… — задумчиво произнес он.

— Мне не нужны драгоценности, — вдруг простодушно сказала она.

Он от души рассмеялся.

— Значит, у тебя будут книги, а драгоценности все равно не снимай, потому что мне очень нравится видеть их на тебе.

— Как вам будет угодно, — проговорила она.

— Да, с этой минуты все пойдет так, как я хочу, — кивнул он. — Но мне важно знать, сколько нужно времени, чтобы исполнились твои желания? Я принимаюсь за твое обучение не без некоторого опасения. Ведь бывает иногда так, что ученик затмевает… даже обманывает своего учителя. Известно и такое. Но я поступлю по-своему… и этого не случится. Я… женюсь на тебе.

Фауна охнула.

— Сэр… милорд, вы, верно, разыгрываете меня?!

Он поднялся, отошел от нее и взглянул в окно на бушующее море.

— Нет, — сказал он, и его глаза сверкнули каким-то дьявольским блеском. — Когда ты достигнешь того интеллектуального уровня, которого я ожидаю от тебя, да еще вкупе с твоей красотой, ты вполне можешь стать второй маркизой де Шартелье.

Она произнесла испуганно:

— Но моя негритянская кровь…

— Забудем о ней, дорогая. Я запрещаю тебе говорить на эту тему, ибо вижу, что она сильно огорчает тебя, завладевая твоими мыслями. А я получу огромное удовлетворение, введя тебя в общество. Я познакомлю тебя с высшим светом и буду наблюдать за теми, кто в свое время несправедливо обходился с тобой. О, с какой радостью я посмотрю, как эти люди, расталкивая друг друга, будут стараться познакомиться с тобой или мечтать о том, чтобы быть представленными тебе! Тебе, супруге Люсьена де Шартелье!

Фауна не произносила ни слова. Перспектива, открывающаяся перед ней, была слишком фантастической и непостижимой. Расстояние, разделявшее настоящее и будущее, было столь велико, что она даже в мыслях не смогла бы одолеть его. Она по-прежнему лежала на диване с бешено колотящимся от волнения сердцем, чувствуя, как мурашки бегают по ее телу от внезапно нахлынувшей радости. Наверное, этот странный французский маркиз безумец, однако такого рода безумие она могла только приветствовать. Она даже вообразить себе не могла ничего чудеснее, чем жить здесь, в этом удивительном огромном доме в качестве его ученицы и учиться всему, чему он собирался научить ее; позволить ему вылепить ее по образцу, созданному его фантазией. Она еще не знала, был ли маркиз добр или зол, однако сердцем чувствовала, что может довериться ему во всем. Впервые в жизни она ощутила свою красоту скорее как ценное качество, нежели как источник опасности. И внезапно ощущение благополучия, заново обретенной надежды вкупе с жаждой жизни охватило ее, умиротворяя мятежный дух. А перспектива наконец перестать быть невольницей и приобрести более высокое положение, душевное спокойствие и прекрасную жизнь, на которую намекнул ей маркиз… Она почти смеялась. Да это просто невозможно! Этого не будет никогда! Она тронула нитку бус, украшавших ее шею, с болью в душе вспомнила о жемчуге, подаренном ей Гарри, оставленном ею в том доме, где разбились ее мечты и надежды.

Люсьен остановился подле девушки. Он пристально изучал выражение ее лица. Начинающий уже понимать чувства Фауны, он нежно погладил ее руку и жестко сказал:

— Я запрещаю тебе думать о Гарри Роддни. Мне говорили, что ты поешь. Сейчас я сяду за клавикорды, начну играть, а ты позволь-ка мне услышать твой голос.

— Да, сэр, — сглотнув слюну, прошептала девушка.

— Зови меня Люсьен.

Он сердито поджал губы и, сложив ладони вместе, рассматривал ее холодным проницательным взглядом.

— Нет, — задумчиво произнес наконец маркиз. — Имя Фауна тебе не подходит. Впредь с теперешней минуты ты будешь называться Еленой. Ты когда-нибудь слышала о Елене Троянской, дитя мое?

Она отрицательно покачала головой.

— Значит, ты должна будешь узнать о ней, — сказал он. — Мы будем изучать с тобой историю Греции. — И маркиз улыбнулся.

— А кто… кто это — Елена Троянская? — шепотом спросила она.

— Королева красоты… богиня. Мужчины воевали за обладание ею и тысячами гибли. Парис одарил ее золотым яблоком, как царицу всех красавиц. По-гречески имя «Елена» означает факел[37]. «Она двигается, как богиня, и выглядит, как королева», — писал Гомер. Это имя вышло из греческого корня, из которого вытекают слова Селена, означающее «луна», и Гелиос, что значит «солнце». У тебя тело этой лунной богини. И жаль, что у тебя черные волосы, ибо…

— Но это не так, — возразила Фауна неожиданно для самой себя. — Мои волосы перекрашены, чтобы люди, которые разыскивают меня по всему Лондону, не узнали. О, уверяю вас, они отнюдь не черные! Мои волосы цвета Солнца.

Из уст маркиза вырвался радостный возглас, глаза его заблестели. Он нагнулся, взял увеличительное стекло и стал внимательно рассматривать корни волос девушки. И увидел золотисто-рыжее сверкание, исходящее от них.

— Parbleu![38] Верно! Значит, моя Елена будет безукоризненной! С этими волосами цвета солнца ты действительно представляешь собой самую прекрасную из всех Елен! Я немедленно пошлю за твоей служанкой. Это единственная женщина, не считая тебя, которая когда-либо жила под крышей моего дома. Я предпочитаю слуг-мужчин. Тебе нужно немедленно отмыть волосы! Ты достаточно хорошо себя чувствуешь?

Фауна с робкой улыбкой кивнула. Он увидел ее улыбку. В выражении ее лица маркиз отметил легкую тень кокетства, что весьма позабавило его. Значит… это дитя еще не настолько повергнуто жизнью и разбитой любовью, тщетность которой острым ножом поразила ее сердце… Значит, не все потеряно. Ведь ей хотелось, чтобы он увидел ее золотисто-рыжие волосы. «Силы небесные, на это стоит посмотреть!» — подумал он. За это новое, поразительное сокровище, с такими волосами и глазами, которое только что пополнило его музей, он заплатил бы и намного большую цену.

Маркиз дернул за шнурок сонетки. В комнату вошла женщина средних лет, одетая в плотное платье из черного шелка, в переднике и в чепце. Посмотрев на маркиза мягким взглядом ирландки, она присела в реверансе. Слугами в этом огромном доме ведал Обри Беркетт, он и привез эту прислугу из Лондона с отменными рекомендациями. Будучи совершенно одинокой, не обремененной семейными узами, женщина согласилась на условия, предложенные маркизом. А они состояли в том, что фактически она станет узницей в замке и никогда не покинет пределов его земель, не считая тех случаев, когда будет сопровождать хозяина вместе с его свитой при поездках в лондонский дом. Уже много лет она жила в этом добровольном затворничестве и в душе признавалась себе, что охотно принимает такую монашескую жизнь. С тех пор как она потеряла родных и близких, ее совершенно не интересовал суетный внешний мир. Таким образом, она намеревалась прожить до преклонного возраста.

Она повернулась к Фауне и снова присела в реверансе, на этот раз перед девушкой, которая с радостью прочитала в глазах женщины искреннюю доброту. Фауна ведь так привыкла к другому…

— Вот, дорогая, — произнес маркиз. — Это Хэтти, твоя личная служанка. Хэтти, проводите леди Елену в ее спальню. И помогите ей как можно тщательнее вымыть и высушить волосы.

— Да, милорд. — Служанка подошла и протянула лежавшей на диване девушке руку. Она ничего не знала о Фауне, как и все домочадцы Бастилии никогда ничего не знали о личных делах маркиза. Никто не осмеливался подвергать сомнению его полную власть надо всем и всеми. Слегка дрожа от волнения, Фауна оперлась о руку женщины и вместе с ней двинулась через комнату. Спустя секунду она обернулась и увидела, как маркиз щелкнул каблуками и отвесил ей поклон.

— Буду с нетерпением ожидать вашего возвращения, дорогая, — проговорил он.

Фауна, как во сне, вышла из комнаты. Когда она проходила в огромные двери, двое лакеев в пышных напудренных париках и в униформах с вышитыми на них гербами рода Шартелье низко поклонились ей.

Оставшемуся в библиотеке Люсьену еще некоторое время вспоминались изящество и грациозность восхитительной фигуры Фауны. Ему не терпелось увидеть естественный цвет ее волос. И он подумал: «Леди Елена. Да… это ей подходит. Полагаю, что последующие годы моей жизни будут наполнены глубоким смыслом. Да, долой скуку! Наконец-то Люсьен де Шартелье обрел свежий elan[39] своего существования! И обрел его в тебе, моя Прекрасная Елена!»