Невеста рока. Книга первая - Деннис Робинс

Он посмотрел на угрюмого Обри, по-прежнему стоящего подле стола.

— Можешь идти, — произнес маркиз.

Молодой человек, не глядя на Елену, поклонился и покинул кабинет.

Она хлестнула кнутом по сапогу и нахмурилась.

— Обри становится все более неприятным. Он дуется, как школьник, у которого отняли конфету.

Люсьен поцокал языком.

— Неужели тебе совсем не жаль его? Он так влюблен в тебя!

— Знаю, — спокойно ответила девушка. — Когда он подает мне листок бумаги или бокал с вином, его руки дрожат от волнения. Он мне нравился больше, когда был совершенно равнодушен ко мне.

— Он никогда не был к тебе равнодушен. Я наблюдал за ним с того момента, как ты появилась здесь.

Она пожала плечами.

— Что ж, значит, он скрывал это. А теперь открыто обожает меня, что крайне утомительно и неприятно, ибо он даже шутить разучился. Ему надо побороть свои чувства.

— Разве не сказано где-то, что человек способен обуздать свою страсть только двумя способами: удовлетворить ее или уйти от объекта своего вожделения?

— Значит, Обри должен уйти!

— Прошу прощения, дорогая, однако он слишком полезен для меня в качестве секретаря, чтобы я вот так взял да и расстался с ним. Он очень редко ошибается. Посему я буду держать его у себя. По правде говоря, это я должен рассердиться на тебя, ибо ты разрушила то, что когда-то было отличным гармоническим умом, без всяких там эмоциональных сложностей.

Теперь улыбнулась Елена, ее огромные черные глаза весело смотрели в проницательные глаза маркиза.

— О ля-ля! — воскликнула она. — Тогда вам придется укорять меня за то, чем я являюсь… за то, что я женщина, желанная для мужчин.

— Ты просто кокетка! — холодно проговорил он. — А теперь слушай меня очень внимательно. Обри принес мне копию Билля, который на этой неделе был проведен в парламенте Гренвиллом и Хауиком. Билль прошел, наконец Уилберфорс добился своего. То есть полнейшей отмены работорговли. Все, занимающиеся такой торговлей, должны будут освободить тех, чьи руки и ноги пока что скованы кандалами.

Елена замерла. Она побледнела, каждый мускул ее прекрасного лица напрягся. Ее рот исказился при воспоминании о том, как мучился и скончался человек, которого она называла дедушкой. Сейчас это казалось таким далеким, словно случилось в какой-то другой жизни. Она взяла документ и развернула его.

— Я рада, — коротко произнесла она. — Я досконально изучу Билль, когда останусь одна.

Маркиз, разбирая бумаги на столе, отложил в сторону еще один документ.

— Полагаю, имя человека, который продал тебя Памфри, было Руфус Панджоу.

Она глубоко вздохнула.

— Да, — ответила она холодно. Ее пальцы продолжали крепко сжимать хлыст.

— Обри проследил за ним. Год назад Панджоу переехал из Бристоля в Плимут. Он по-прежнему занимается позорной, отвратительной торговлей. Однако теперь, вне всякого сомнения, это занятие станет совершенно незаконным даже в колониях, и Панджоу будет вынужден сократить свое дело. Когда-то он безжалостно избил тебя, верно?

— Да.

— Теперь изобьют его, — с издевательской мягкостью произнес маркиз. — Я об этом позабочусь. Прикажу доставить его в Бастилию сразу после нашей свадьбы. А его дом спалят, как сожгли краали твоего деда. Его закуют в цепи, как заковывали тебя. Для меня это устроить очень просто… но, разумеется, все произойдет втайне.

Она наклонила голову.

— Итак, еще одно имя, интересное для тебя, — продолжал маркиз. — Это некий О’Салливан, который был добр к тебе. К несчастью, он умер и год тому назад похоронен в Ирландии.

— Мне очень жаль, — проговорила Елена, и впервые ее взгляд смягчился. — Мне хотелось бы вознаградить его.

Она вспомнила сильные грубые руки, которые поднимали ее; вспомнилось могучее плечо, в которое она с плачем утыкалась лицом; она вспоминала первого помощника капитана, по-своему жалевшего ее.

— Капитан Хамблби тоже мертв… он умер от чумы, — продолжал маркиз. — Видишь, Обри оказался незаменимым в нашем расследовании. Он весьма деловой человек… Так. Эта женщина, миссис Клак, исчезла. Полагаю, она убита братьями Лопес, поскольку ее не видели именно с того дня. Я имею в виду день твоего аукциона.

Елена продолжала пребывать в холодном молчании. Она знала, что Люсьен украдкой наблюдает за ней, читая документы. Но она научилась не выдавать своих чувств. Никто не смог бы обнаружить и тени отвращения и страха, испытываемых ею при упоминании имен, которых она не слышала уже в течение многих лет. Наконец она сказала:

— Почему вы рассказываете мне все это в день нашего венчания? Вам не кажется, что вы выбрали для этого не очень удачное время?

— Ты должна бы уже знать, что я часто делаю то, чего менее всего ожидают от меня, — ответил маркиз. — И я считаю, что именно сейчас самый подходящий момент нанести, скажем, coup de grace[44] по твоему прошлому. Ибо сегодня вечером твоему прошлому придет конец, отныне ты будешь жить под именем мадам маркиза де Шартелье.

Она подошла к нему и положила руку ему на плечо.

— Вы знаете, Люсьен, что я всегда буду благодарна вам за ту честь, которую вы оказываете мне.

Он взял ее нежную, украшенную кольцами руку и приложил к своим сухим губам.

— Это ты мне оказываешь честь, моя прекрасная Елена.

— Тем не менее вы женитесь на Фауне, квартеронке, — проговорила она.

Люсьен пришел в восхищение, ибо понимал, чего ей стоило произнести эти слова. Его восхищала ее способность, дающаяся с немалым трудом, относиться к себе так же безжалостно, как к другим.

— О Фауне надо забыть, — промолвил он. — Теперь все, кто познакомится с Еленой, запомнят ее как маркизу де Шартелье.

— Тем не менее… благодарность остается за мной, — с улыбкой сказала она.

— Не будем препираться. Тем более что к сегодняшней церемонии уже все готово. У меня разыгрался сильнейший кашель, так что, полагаю, целесообразно остаться здесь до апреля, как советует славный доктор Суренн. А потом, когда ты уже будешь моей женой, я займусь первостепенными делами в нашем лондонском доме.

Фауна улыбнулась.

Она знала, что в этом браке не будет телесной любви, ибо этот человек годился ей в отцы и страсти в нем угасли навсегда. Но перспектива ее будущего замужества не могла не наводить ее на мысли о любви. Фауна находилась в преддверии своего триумфа, и было бы неестественно, если бы она не жаждала любви.

Четыре года Люсьен готовил ее к этому часу. Ей казалось, эти годы протекали очень медленно, хотя они изобиловали учебой, когда каждый день ее пытливый ум делал для себя новые открытия. Она радовалась времени, проводимому за книгами. И ее если и не чувственно, то все же глубоко волновал этот человек, дающий ей так много, не требуя ничего взамен.

Иногда в ней возникало какое-то смутное чувство неловкости при мысли, что она вместе с Люсьеном выйдет из своего убежища и появится в обществе, которое когда-то с презрением отвергало и унижало ее, видя в ней только игрушку Генриетты Памфри.

Как это произойдет? Как? Она знала, что Люсьен жаждет этой мести… и с цинизмом и издевкой ждет ситуации, когда представит ее свету в качестве своей жены. И удовольствие от этого будет для него высшей наградой за все те хлопоты и беспокойство, которые он взял на себя, чтобы создать ей достойную репутацию. Она готовилась к этому, и все же… У нее перехватило дыхание при упоминании того имени, которое она не позволяла себе вспоминать.

— Гарри Роддни в столице, — произнес маркиз.

Ее огромные глаза совершенно спокойно встретили его сардонический вопрошающий взгляд.

— Меня это вовсе не интересует, — промолвила она.

Он вздохнул будто бы с облегчением и продолжал:

— Похоже, сейчас ты не совсем искренна со мной. Ладно, не будем об этом. У меня здесь список имен тех, кому Обри готовит наше приглашение на прием в Лондоне. В этом списке стоят лорд и леди Хамптон.

— Хамптон? — нахмурившись, переспросила она.

— Генриетта Памфри, вдова Джорджа, вышла замуж за некоего Эдварда Хамптона. И у нее двое детей от него.

— Неужели? — проговорила Елена, и ее глаза прищурились от некоторого любопытства. — Двое детей у нее от Памфри… значит, всего их у нее четверо. Да, теперь я припоминаю… Эдвард Хамптон, болван, который весьма любит посплетничать и к тому же, говорят, у жены под каблуком.

— Она будет очень горько сожалеть о том, что вытворяла с тобой в прошлом.

— А я буду наслаждаться ее унижением, — задумчиво сказала Елена.

— Приглашены и Растинторпы.

— Похоже, вам известно все, — проговорила девушка. — Обри — великолепный шпион. А что сталось с гнусным карликом Зоббо?

— О дорогая, случилось так, что он умер при весьма плачевных обстоятельствах. Заигрывая с одной посудомойкой, он спрятался в дубовый сундук для белья, а крышка, к несчастью, захлопнулась. Его вопли о помощи не были слышны из-за толщины стенок сундука, и, когда его обнаружили, он уже отдал Богу душу. Леди Кларисса организовала похороны в миниатюре, так сказать: гробик, катафалк, который тянули пони черного цвета… Похороны превратились в развлечение, и, похоже, леди Генриетта тогда крайне завидовала подружке.