Похититель звезд - Валерия Вербинина

– Ничего. Если бы я что-то знал, то непременно сказал бы вам. Мне-то никакие тайны уже все равно не пригодятся… А вы по-прежнему думаете, будто в письме было нечто важное? – нерешительно спросил он.

– Не знаю, – сказала Амалия. – Просто все случившееся очень странно.

– Да, – вздохнул Шарль, глядя на распечатанную телеграмму, – странно… Впрочем, в этой жизни меня уже ничто не удивит.

Глава 29

Доктор Гийоме вернулся в санаторий менее чем через шесть часов после того, как его арестовали. Он справился у Шатогерена о состоянии пациентов, пожал плечами, узнав об отъезде троих, и распорядился пустить на их место трех других из числа тех, что ждали очереди.

– Инспектор Ла Балю – болван, – сердито говорил Гийоме, меряя шагами кабинет. – Дядю-кардинала взволновала смерть племянника, и он поднял все свои связи, чтобы найти хоть какого-нибудь виновника. То, что я тут совершенно ни при чем, никого, разумеется, не интересовало. Но зато как потом инспектор извинялся передо мной… Жаль, Рене, что вас там не было, – комедия, чистая комедия! Жизнь, Рене, почище любого театра… Как я понимаю, вам пришлось прибегнуть к помощи графа Эстергази?

Помощник покачал головой:

– Нет, помогла баронесса Корф. Она послала кому-то телеграмму… и, как видите, все очень быстро разрешилось.

– Баронесса Корф? – удивился Гийоме. – Странно… Ла Балю намекнул мне, что за лицо распорядилось меня отпустить. Никогда бы не подумал, что у госпожи баронессы такие высокопоставленные знакомые.

– Ну, это еще не самое удивительное, – заметил Шатогерен. – Угадайте, Пьер, кем на самом деле оказалась графиня Эстергази?

– Неужели богемской королевой? – весело предположил доктор.

Шатогерен озадаченно вскинул брови:

– Позвольте, так вы что, узнали ее?

Гийоме перестал улыбаться.

– Я? Нет, но… Так пациентка что, и в самом деле королева? Бог мой! А я, признаться, краем уха слышал, как служанка назвала ее «Ваше величество», но решил, что та оговорилась или потакает безумию мадам. Поразительно! – И он рассмеялся. – Но, во всяком случае, мы можем успокоить Ее величество. Чахотка ей не грозит, по крайней мере, в ближайшие сто лет, организм в отличном состоянии… исключая нервы. Нельзя недооценивать эмоции, Рене, и не смотрите на человека как на машину. Ведь у нее недавно умер кто-то из близких? Я вроде читал в газетах.

– Сын, – кивнул Шатогерен.

Гийоме кивнул:

– Вот вам и истинная причина ее странного поведения. Возможно, отчасти виновата еще и наследственность. Я правильно помню, она из баварских Виттельсбахов?

– Кажется, да.

Гийоме задумчиво прищурился:

– У-у, мой дорогой, так это не облегчает дело. Постоянные близкородственные браки, а как следствие – у потомков через одного психические расстройства. Одним словом, друг мой, аристократия как класс обречена на вырождение… Только не обижайтесь на меня, – быстро добавил он. – Факты – слишком упрямая вещь, а научные факты – и вовсе непреложная.

– Я не сержусь, – возразил Шатогерен, и по его лицу было заметно, что он и в самом деле не сердится.

– Так что, виконт, если будете жениться, упаси вас бог брать в жены наследницу старинного рода, – добавил доктор, садясь за стол. – Особенно ту, у родственников которой встречаются серьезные отклонения от нормы. Природа – очень коварная особа, и никогда не следует пытаться ее перехитрить… Да, кстати, что с Мэтью Уилмингтоном? Завтра похороны его невесты, и я опасаюсь, как бы он не выкинул чего-нибудь в духе мадемуазель Натали.

– Не беспокойтесь, Пьер, за ним присматривают, – отозвался помощник. – Ему нужно лишь время, чтобы прийти в себя. В конце концов, он знал, что мадемуазель Левассер больна, и знал, что от туберкулеза часто умирают. Просто все получилось чересчур неожиданно.

…А тем временем Мэтью Уилмингтон сидел в своей комнате и гладил фотографию, на которой была запечатлена Катрин. На столе громоздились десятки запечатанных пакетов и писем, но англичанин не обращал на них никакого внимания. Через несколько минут он отложил фотографию, вытащил из кармана поблекшую белую розу и поднес ее к губам.

– Какая несправедливость, какая ужасная несправедливость… – прошептал он. – За что? Если бы я только знал…

Похороны состоялись на следующее утро, и на них явились почти все обитатели санатория. Катрин лежала в гробу во всем белом, как невеста. А вокруг были цветы, цветы, цветы. Море цветов, в котором почти тонуло бледное лицо умершей.

От их аромата и запаха ладана у Амалии немного кружилась голова. Эдит плакала, Мэтью стоял как окаменелый, и, лишь когда стали прощаться, его горе прорвалось, затопило несчастного целиком – англичанина долго не могли отвести от гроба, он все шептал что-то по-английски, и лицо у него было безумное, совершенно потерянное. И Амалии сделалось немного не по себе оттого, что остальные находятся здесь со своим показным, в сущности, сочувствием, в то время как молодой человек горюет по-настоящему, неподдельно. И еще баронесса поймала себя на том, что ей хочется, чтобы все поскорее кончилось.

Но все и впрямь кончилось. Могилу на самом красивом участке кладбища, за который, не скупясь, заплатил Уилмингтон, засыпали землей, и все потянулись обратно в санаторий. Шарль де Вермон подошел к Амалии. Ему казалось, что со вчерашнего дня она общается с ним чуть холоднее, чем прежде, но это было неправдой. Даже при всем желании она не могла заставить себя сердиться на него.

– Что-то я отвык от похорон… – Шевалье старался говорить беззаботно, но лицо у него было бледное, напряженное. – Тело мадам Карнавале забрал ее племянник, Ипполито Маркези тоже увезли хоронить на родину… и только малышка Катрин осталась здесь. Красивое ей досталось место. Скоро где-то поблизости будет и моя могила.

Офицер закашлялся. Амалия взяла его под руку и повела за собой. Она прекрасно понимала его состояние и знала, что никакие слова не смогут ему помочь.

– Странно, что она так выглядела, – внезапно промолвил Шарль, когда кладбище осталось позади.

– Выглядела как? – озадаченно переспросила Амалия.

– Вы ничего не заметили?

Но у нее кружилась голова, и ей было не до того, как выглядела усопшая. Шарль посмотрел на баронессу и улыбнулся.

– Глупости я говорю, – объявил он. – Просто глупости. Уилмингтон шатается от горя, а я почему-то уверен, что через полгода англичанин женится. Природа не терпит пустоты, или что-то вроде того. Если я не умру, то буду одним из самых богатых людей в Ницце, но ведь я же знаю, что умру. Скажите, вы не выйдете за меня замуж?

Вопрос прозвучал так неожиданно, так нелепо, что у Амалии даже перестала болеть голова.

– Шарль, я… Я не могу.

– Почему? По-моему, отличная мысль. Во всяком случае, я недолго буду вас стеснять. Мы даже не успеем хорошенько надоесть друг другу. Идеальный брак, я бы сказал. А после моей смерти вы станете очень богаты. Нет, я знаю, что вы и так богаты, но деньги никогда не бывают лишними. Ну так как?

Шевалье улыбался, бросал на нее влюбленные взгляды, и Амалия растерялась, что бывало с ней нечасто. Однако она попыталась свести все к шутке:

– Шарль, ну право… Во-первых, я уже была замужем.

– И очень хорошо, – объявил офицер. – Не помню, говорил ли я вам, но неопытные девицы всегда внушали мне непреодолимое отвращение.

– Во-вторых, у меня скверный характер.

– У меня еще хуже. Положительно, мы созданы друг для друга.

Амалия остановилась. Все-таки ему удалось ее рассердить.

– Зачем это вам? – спросила она, глядя ему в глаза.

– Затем, что я вас люблю, – ответил офицер. – И затем, что мне хотелось бы, чтобы вы были рядом, когда я буду умирать. В смерти среди чужих людей есть что-то донельзя гадкое. Вот видите, я совершенно с вами откровенен.

Баронесса вздохнула и обратила взор на небо, по которому бежали легкие белые облака.

– Хорошо, – кивнула она, – обещаю, я буду с вами рядом, когда настанет час. Но что касается всего остального… – Амалия покачала головой.

– Понимаю, – вздохнул офицер. – Один неудачный брак отбивает всякую охоту повторять опыт.

Показалось ли ему или его спутница и в самом деле слегка изменилась в лице?

– Мой брак был очень счастливым, – возразила Амалия. – До тех пор, пока не ушла любовь. А я не могу оставаться рядом с человеком, которого больше не люблю. Сколько книг написано про рождение любви, но мало кто говорит о ее смерти. А ведь она вспыхивает в одно мгновение… и умирает тоже в одно мгновение, – добавила баронесса словно про себя. – Идемте, Шарль. Становится слишком ветрено.

В санатории было тихо и пустынно, и только по коридору слонялась давно знакомая Амалии серая кошка. Когда баронесса зашла к себе, кошка вбежала следом за ней, и молодая женщина не стала ее прогонять.

Она села в кресло, достала письма Аннабелл Адамс и вновь просмотрела те, в которых говорилось о ловком убийце. Амалия уже разговаривала с мадам Легран, и та заверила ее, что никто из обитателей санатория не получал наследства ни от какой кузины. Так как слуга Анри подтвердил слова сиделки, получалось, что расследование вновь зашло в тупик.