Похититель звезд - Валерия Вербинина

Рудольф досадливо выдохнул сквозь зубы. Он уже знал все о мадам Легран, единственный недостаток которой заключался в том, что она была втайне влюблена в доктора Гийоме, а также об Эдит Лоуренс, которая устроилась в санаторий под чужим именем, о Мэтью Уилмингтоне, который вчера потерял невесту, Натали Емельяновой, шевалье де Вермоне, поэте Нередине… И, разумеется, знал о баронессе Амалии Корф.

– Хватит, – сказал он. – Все это мне уже известно.

– Боюсь, не все, – бархатно-вкрадчивым голосом ввернул Эстергази. – К примеру, настоящая Эдит Лоуренс…

– Живет в Лондоне, – нетерпеливо кивнул Рудольф. – А в санатории находится ее кузина Диана.

Эстергази усмехнулся:

– Вам баронесса сообщила? И она пыталась вас убедить, что отошла от дел? Нет, Рудольф, я не хочу навязывать вам свое мнение, но… вам не кажется, что вы чересчур легковерны?

Граф словно повторял сомнения самого Рудольфа, в которых тот сам себе не желал признаваться, и немец разозлился. Он терпеть не мог, когда кто-то пытался воздействовать на него, да еще таким способом. А Эстергази глядел на него, и глаза его смеялись.

– Я всего лишь логичен, – упрямо поджал губы Рудольф. – Агентша успела послать Селени телеграмму, что письмо у нее. Значит, она украла его со стола в комнате шевалье. А поскольку почту в тот день по чистой случайности разносила баронесса, значит, она действительно положила письмо на стол и забыла о нем. Если бы ей была известна ценность письма, она бы точно не стала оставлять его на столе.

Эстергази усмехнулся, а затем признался:

– Я не слишком доверяю логике, когда речь идет о людях.

– Ну, с такой женой, как у вас, трудно ждать другого, – возразил фон Лихтенштейн с добродушной улыбкой.

Это был удар под дых – конечно, словесный, но оттого не менее сильный. И немец с удовольствием убедился, что его собеседник изменился в лице.

– И вы забываете, что агентша Селени вполне могла украсть письмо не из комнаты шевалье, а у вашей… родственницы, – дополнил Эстергази после паузы.

– Не могла, – твердо ответил Рудольф.

– Почему? – удивился граф.

– Потому, – коротко ответил немец, не желая вдаваться в объяснения. С его точки зрения, было бы глупо даже предполагать, чтобы баронесса Корф дала обвести себя вокруг пальца столь вульгарным образом. Слишком уж хорошо он ее знал.

– Кроме того, – продолжал граф, – меня беспокоит исчезновение Селени. Братья Хофнер нигде не могут его отыскать.

– Наверное, он до сих пор не может слезть с дерева, – предположил Рудольф.

Граф Эстергази нахмурился.

– С какого дерева?

– На которое залез, чтобы наблюдать за баронессой Корф, – ухмыльнулся. – Я же прекрасно помню это животное, его методы всегда оставляли желать лучшего.

Граф Эстергази не зря считался самым сдержанным придворным Европы, но сейчас его терпение все же истощилось. Он попытался испепелить нахала взглядом, но с таким же успехом можно было пытаться поджечь Средиземное море, которое лениво перекатывало свои волны в нескольких сотнях метров от собеседников.

– Ну что ж, – промолвил Эстергази после затяжного молчания, – думайте что вам угодно, сударь, и даже то, будто госпожа баронесса и впрямь не имеет к происшедшему отношения. Но тогда остается открытым вопрос: кто же все-таки взял письмо?

– Тот же, кто украл черновики поэта, думая, что они представляют ценность, – сказал Рудольф.

Эстергази озадаченно взглянул на собеседника.

– Простите?

– Все очень просто, – принялся объяснять фон Лихтенштейн. – Тот, кто охотился за письмом, наверняка знал о прошлом баронессы. Неожиданно в санатории появляется ее соотечественник, с которым она много общается и говорит по-русски. Считается, что он поэт, но как это проверить? А что, если на самом деле он ее сообщник? И тогда наш вор крадет его наброски. Госпожа баронесса решила, что перестарался кто-то из слуг, но у меня другое мнение. Затем куз… Амалия разносит почту, включая то самое письмо, но мадам Карнавале, хрупкая старая дама, о которой никто бы никогда не подумал, что она выполняет чье-то задание, опережает нашего недруга. Впрочем, он поправляет ситуацию, столкнув ее со скалы. Затем ночью обыскивает ее комнату и находит письмо. В тот момент его видит священник Маркези. Либо Маркези что-то заметил, когда погибла мадам Карнавале. Впрочем, неважно. И нежелательный свидетель был убит. Таким образом, письмо находится в чужих руках, а вы по-прежнему не хотите сказать мне ничего о том, кому оно может пригодиться!

Эстергази молчал.

– Если кто-то захочет его продать нашим врагам, – добавил Рудольф, – или, скажем, опубликовать в прессе…

– Это будет катастрофа, – мрачно произнес граф. – Ни в коем случае нельзя допустить огласки содержания письма.

Он оглянулся на дом, входная дверь которого внезапно отворилась. Появившийся на пороге рыжеватый молодой человек махнул рукой, подавая хозяину какой-то сигнал.

– Это Альберт Хофнер, – пояснил граф. – Значит, виконт де Шатогерен уже уезжает… Отойдем за угол, герр фон Лихтенштейн. Вы же не хотите, чтобы виконт вас видел? Мало ли кому он может о встрече с вами здесь проговориться…

Досадуя на себя, Рудольф вслед за графом двинулся по дорожке и скрылся за углом дома, чтобы не столкнуться с помощником доктора Гийоме. К несчастью, он не заметил коляску, которая неслась по дороге так, словно кучер уже тогда предвидел знаменитые гонки в расположенном неподалеку Монако и задался целью их посрамить. В облаке пыли коляска остановилась возле виллы, и тотчас на землю спрыгнул светловолосый господин с голубыми глазами. Он подал руку изящной даме в платье цвета слоновой кости и помог ей выйти.

У ворот путь им преградил привратник, подозрительно похожий на господина Альберта Хофнера, стоявшего у дверей дома.

– Сожалею, – сухо сказал привратник, – но вы не можете сюда войти. Я…

Он собирался еще что-то сказать, но поэт (а спутником приехавшей только что баронессы был именно Нередин) толкнул его в грудь с такой силой, что молодой человек отлетел к решетке ворот.

– Посторонись, холоп, – презрительно бросил Алексей по-русски.

– Мне нужен только доктор Шатогерен! – крикнула Амалия, проходя мимо двойника Альберта Хофнера.

Судя по ошеломленному лицу привратника, его никогда в жизни не осмеливались не то что толкнуть, но даже непочтительно схватить за руку. Он отлепился от решетки и тоскливо оглянулся в поисках помощи.

– Господин граф! – взвыл рыжеволосый в отчаянии. – Альберт! На помощь!

Но Амалия в сопровождении поэта уже поднималась по ступеням, не обращая никакого внимания на суету лакеев. Навстречу ей шел Шатогерен, за которым следовала темноволосая статная дама в черном платье, похожем на траурное. В роскошных тяжелых волосах сверкали бриллиантовые заколки в виде бабочек. За темноволосой угадывалась другая дама – постарше и попроще одетая, с сурово поджатым ртом.

– И не забывайте капли по три раза каждый день, госпожа графиня, – закончил фразу Шатогерен, обращаясь к темноволосой.

Он повернул голову, заметил Амалию с Нерединым и озадаченно нахмурился.

– Господин виконт, – начала Амалия, волнуясь, – мы приехали за вами, потому что нужна ваша помощь. Дело в том, что доктор Гийоме…

Тут она бросила взгляд на статную даму с заколками в волосах – и осеклась. Затем восклинула:

– Ваше величество!

Нередин был уверен, что после событий последних дней его уже ничто не удивит. Но сейчас он так поразился, что даже причина, из-за которой они с баронессой столь спешно поехали искать Шатогерена, вылетела у него из головы.

Тут же как по мановению волшебной палочки из-за угла дома выскочил багровый господин, чем-то до странности похожий на бульдога. Но еще более странным было то, что за ним следовал кузен баранессы, тот самый деревянный немец. Завидев Амалию, он, впрочем, слегка убавил прыть и последние метры преодолел степенным шагом, почему-то глядя в землю.

– Это недоразумение, – объявил багроволицый, граф Эстергази, широко улыбаясь и поворачиваясь поочередно ко всем свидетелям маленькой сцены. – Право же, недоразумение! Сударыня! Прошу вас, вернитесь в дом!

Вид у него был одновременно умоляющий и жалкий. Дама с заколками оглянулась на Шатогерена, который, казалось, был смущен больше прочих, неожиданно улыбнулась поэту, который, забыв о приличиях, смотрел на нее во все глаза, и раскрыла веер, украшенный все теми же изображениями бабочек.

– Не вижу смысла отрицать очевидное, граф, – с восхитительным спокойствием промолвила она. – Да, я Елизавета, королева Богемии. И теперь, когда вы знаете, кто я, что вы намерены предпринять?

Глава 27

– Ваше величество! – умоляюще простонал Эстергази. Он молитвенно сложил руки, но тотчас же опомнился и убрал их.

«Все оказалось до странности просто, – подумала Амалия, – но совсем не так, как я предполагала». Действительно, дело было вовсе не в сумасшедшей жене графа, а в королеве Богемии, которая захотела инкогнито, без лишней огласки, посоветоваться с врачом из другой страны по поводу своего здоровья. Отсюда и нежелание приезжать в санаторий, и двойная плата доктору за визит на дом, и удаленная вилла на самой окраине города – конечно же, для того, чтобы кто-нибудь любопытный ненароком не узнал королеву и не стал распускать слухи. И, разумеется, граф Эстергази, личность достаточно известная, идеально подходил на роль заботливого супруга, потому что хоть кто-нибудь обязательно сообщил бы Гийоме о странностях графини. Таким образом, все получило бы свое объяснение, и врач не стал бы задавать лишних вопросов… вопросов, которые в данной ситуации совершенно никому не были нужны.