Страшный Тегеран - Мортеза Каземи

— Зажигай лампу, — приказал Мохаммед-Таги. И понес Сиавуша в его караулку. Это было крошечное помещение с земляным полом, вроде деревенской хижины.

Мохаммед-Таги потребовал холодной воды и промыл Сиавушу рану. Рана была легкая, пустяковая, но крови вышло много, и потому Сиавуш потерял сознание.

Мало-помалу ему становилось лучше. Наконец он открыл глаза. Увидев наклонившихся над ним Мохаммед-Таги и привратника, он сначала ничего не понял, а потом ему припомнились все недавние происшествия. Он тихо спросил Мохаммед-Таги:

— Зачем я здесь?

— Нельзя же было так идти в эндерун, надо было сначала нашу рану перевязать, чтобы они там ничего не узнали.

— Это ты хорошо придумал. Ну, а теперь пойдем.

Мохаммед-Таги снова взвалил его на спину и донес до двери эндеруна. Здесь он сказал ему на ухо:

— Вы уж как-нибудь доберитесь до постели. А завтра утром скажете, что у вас на бедре вскочил большой чирей.

Не говоря ни слова, Сиавуш взошел на крыльцо и, держась за стену, поплелся через коридор в комнату.

А Мохаммед-Таги повернулся и пошел к себе домой, тут же по соседству, в двухстах шагах.

Утром Сиавуша начало слегка лихорадить. Отец и мать, которые любили его гораздо больше, чем его сестру, забеспокоились и заволновались. Но Сиавуш-Мирза объявил, что это пустяки: просто у него на ноге открылся веред.

Бедняжка мать крепко верила в искусство бабок и при всяких заболеваниях сейчас же составляла какое-нибудь снадобье ло рецепту Ненэ-Кальсум.

— У мальчика жар, веред вскочил!

И сейчас же велела управительнице принести из лавки атара немного хак-е-шир, смешать со льдом и дать мальчику скушать. Велела также раздобыть несколько штук свежих лимонов.

— Если и это все не поможет, тогда надо будет взять десять мискалей шир-е-хешт. Это уж жар отнимет.

Сиавуш вынужден был молчать. Достали хак-е-шир и лимоны, — принесли откуда-то из оранжереи, — и Сиавуш все это съел. Читатель помнит встречу шахзадэ К... с господином Ф... эс-сальтанэ в клубе, когда он рассказывал, что у сына веред и тот себя плохо чувствует.

Через два дня царапина Сиавуша совсем зажила. И он вновь стал думать о «шалостях». Позвал Мохаммед-Таги и сказал:

— А ведь мы уж давненько там не были! Я по этой Эфет совсем соскучился.

Мохаммед-Таги удивился: «Что у него за барин такой, всего два дня там не были, а он уже говорит «давненько» и как будто совсем позабыл, что, если бы судьба не послала того парня, так ему бы и смерть пришла».

Но так как он давно просил аллаха, чтобы тот углубил глупость барина до таких именно пределов, и так как ему, по существу, нужны были только бариновы деньги, то он ответил, что сегодня же пойдет к Нахид-ханум и условится о времени их нового посещения.

Вечером он докладывал барину:

— Кроме того, что вас ранили, там еще и другие происшествия случились, и, между прочим, Эфет убежала. Как только я вошел, Нахид-ханум схватила меня за воротник:

«Не пущу, — говорит, — скажи, что ты с моей лучшей девушкой сделал, куда увел? Говори, живо. Я ее у Мажур-ханум за семьдесят туманов купила, а ты увел».

Очень я удивился. Она видит, что я действительно удивляюсь, и тут же поняла, что я об этом ничего не знаю. И рассказала мне, что после того, как мы ушли, туда пришел офицер с ажаном и Ризэ увели. Эфет исчезла. И с того самого дня и до сих пор ее нет. «Все соседние дома обошла, и следа, — говорит, — ее нет». А я ей говорю: «Ты что же, воображаешь, значит, что я в этом участвовал? Очень глупо, — говорю, — думаешь. Я этим не занимаюсь и подобных особ у себя дома держать не стану». Ну, она видит, что я верно говорю, и замолчала. А я, чтобы ей понравиться, сказал: «Барин чрезвычайно тем вечером довольны остались, прямо до бесконечности, особенно тем, как вы их принимали, так что желают повторить. Не думай, что если Эфет нет, так барин уж и не придет. Барин, если ему понадобится, и на других может обратить внимание». А она отвечает: «Если эти ему не понравятся, так я займу тут одну у соседок, потому что очень мне ваш барин понравился, мне желательно всегда ему служить». Сиавуш-Мирза рассердился:

— Зачем я туда пойду? Я Эфет хочу, а Эфет там нет.

Мохаммед-Таги сказал:

— Да ведь я уже вам докладывал, что это я только из любезности сказал, а то я знаю, что там теперь ничего такого нет, что было бы вам по вкусу и мне, вашему слуге, по зубам. Но, чтобы ей голову заморочить, я даже ей сказал, что барин, мол, еще сегодня к вам придут.

Сиавуш-Мирза засмеялся, а потом с некоторым разочарованием сказал:

— Так! Значит, все неудачно. Ну, что ж, может быть, ты выищешь другое местечко?

Мохаммед-Таги поклонился.

— Сейчас же, срочно, отправлюсь повидать одну женщину, что с нами по соседству жила.

Вечером Мохаммед-Таги вернулся и повел Сиавуша в один из домов на Хиабане Мухтар эс-сальтанэ. По счастью, там с ним ничего не случилось, и никакой Хасан-Ризэ или Хусэйн-Хордэ его не ранил. И Сиавуш-Мирза с тех пор продолжал эти занятия. Три-четыре раза в неделю ходил он в эти места. Иногда ему приходилось бывать и у доктора на Лалезаре, посещаемого кругом ашрафов. Но он был молод и, пользуясь молодостью, только приговаривал:

— Ничего, молодая сила всякую болезнь переборет.

Это лечение Сиавуша отец его в беседе с Ф... эс-сальтанэ истолковал как «работу над медикаментами и устройством лаборатории ради служения народу». Работа над медикаментами заключалась в применении Сиавушем различных лекарств для внутреннего и наружного употребления, а аппаратура лаборатории заключалась в «ирригаторе», который Сиавуш-Мирза имел у себя дома для всяких промываний. Так как никто, конечно, без серьезной причины не станет возлагать на себя столько хлопот, то со стороны отца было естественно отнести все это на счет служения народу.

В таких занятиях прошло три месяца.

Несколько раз за это время отец вызывал его и заговаривал о женитьбе. И всякий раз Сиавуш старался поскорее удрать и вознаграждал себя за скуку отцовского многословия прогулкой в «хорошие места».

Однажды шахзаде К. сказал:

— Мэин похитили на кумской дороге. Таким образом, все наши планы рушатся. Если Мэин не найдется, значит, свадьбе не бывать, а ее капиталам не перейти в твой карман.

В другой раз отец сказал:

— Слава богу, господь не оставляет нас своей милостью. Мэин нашлась. Но, к сожалению, она заболела. Говорят, она больна оттого, что похитители угрожали ей смертью.

Но Сиавуш был так увлечен прелестницами Хиабана Мухтар эс-сальтанэ, Хиабана Шени и улицы Каджаров, что в его голове не находилось даже самого крошечного местечка для мыслей о Мэин. Поэтому он не выразил удивления и ничего нe сказал, даже не спросил отца, что же это за люди похитили Мэин и с какой целью они это сделали.

Наконец шахзадэ К... потребовал к себе Сиавуша и объявил, что через три дня состоится агд и смотрины.

И даже в этот день Сиавуш отнесся к этому известию без всякого внимания. Только сказал:

— Очень хорошо.

Оставив отца и решив погулять, он не спеша отправился: по Хиабану Дервазэ-Казвин, миновал улицу Больницы, площадь Тупханэ и, повернув на Ала-эд-Довлэ, шажком направился вверх по этой улице.

Дойдя до Хиабана Бордж-Нуш, он вдруг увидел двух девушек-армянок, которые вызвали в нем живейший интерес.

«Не вредно будет за ними пойти», — сказал себе Сиавуш.

Он приблизился и начал произносить им вслед французские слова, которые остались у него в памяти от медрессэ Сан-Луи, куда его насильно посылал отец.

Сиавуш был бесконечно удивлен, что девушки не обращают на него внимания. Он сказал себе:

«Это просто потому, что они не знают моего звания и положения. Иначе, почему они даже не отвечают?»

Сиавуш-Мирза не оставлял преследования до самого конца Бордж-Нуш, то есть почти до перекрестка Казакханэ. Возвращаясь, он разочарованно ворчал: — Какие упрямые армянки... Я полагал, что те, кто ходит с открытым лицом, скорее идут на эти вещи... А оказывается, наоборот: они ни слова мне в ответ не сказали.

Он медленно пошел по Ала-эд-Довлэ. И только что дошел до конца, как мимо него тихо, с опущенной головой, прошел Ферох.

Сиавушу уже давно хотелось видеть Фероха, но за эти три месяца тот ему ни разу не попался, а адреса его Сиавуш не знал. В ту страшную минуту Ферох ему ничего не сказал, да и Сиавуш-Мирза позабыл дать свой адрес.

Увидев Фероха, он так обрадовался, что далее его важное надутое лицо столичного франта отразило удовольствие. Подойдя, он положил руку на плечо Фероха. Тот поднял голову и от удивления слегка вскрикнул.

После саляма и обычных церемонных приветствий — «ваш покорнейший слуга»... «иншаала, вы здоровы»... «не встречаемся»... «такая уж немилость хезрет-э-валя и таково несчастье вашего покорнейшего слуги»... «одно с другим совпало» — Сиавуш-Мирза сказал: