Письма Уильяма Берроуза - Оливер Харрис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проезжали через самый высокогорный городишко в мире. Выглядит очень забавно; экзотичный такой стиль построек — не то монгольский, не то тибетский. Жуткий холод.
В Лиме склеил мальчика и пошел потанцевать с ним в дешевое заведеньице для натуралов. Там, при свете ярких ламп, посреди танцплощадки, мальчишка начал мацать меня за хер. Я ответил ему тем же, и никто нас не замечал. Потом он распустил ручонки, пытаясь отыскать у меня в карманах, что бы стырить, но я предусмотрительно припрятал бабки за лентой шляпы. Ну, мальчишка просто соблюдал формальности, я тоже; без обид. Наконец мы выбрались на улицу, поймали таксо. В салоне он поцеловал меня и уснул на моем плече, как ласковый щенок. И уговорил при этом ехать именно к нему.
Учти, это типичный перуанский мальчик-натурал. Еще ни у кого я не видел брони характера [204] ничтожней. Для таких, как он, естественно посрать или поссать где придется. Чувства свои они выражают открыто — виснут друг на друге, держатся за руки. Спать с мужчиной — все они спят с мужиками за деньги — для них, кажется, в кайф. Гомосексуализм — всего лишь выход из положения, почти везде то же самое утверждает тюремная практика. Южноамериканцу ничто не чуждо и не противно. В нем течет кровь индейца, белого и бог знает кого еще. Менталитет у него не восточный, как думаешь поначалу, но и не западный. Вообще непонятно какой. Его подавили проклятые испанцы и римская католическая церковь. Тут нужен новый Боливар, который сумеет завершить миссию предыдущего. Ведь отчего случилась гражданская война в Колумбии: надо было освободить потенциал Южной Америки от тирании испанских броненосцев, прячущихся под панцирем от страха жизни. Никогда еще я не болел так яро за одну сторону, не в силах отыскать прощения другой.
В Южной Америке намешано столько пород… и все необходимы для выражения потенциальной формы. Им нужна белая кровь — тут в дело вступает миф о Белом Боге, — но получают они наигадейшие отходы западной цивилизации, этих чушкарей испанцев. Хотя у них имелось преимущество — слабость. Закоснелые англичане отсюда бы никогда не выбрались. Построили бы ад, известный как Страна белых.
Ну вот, немного облегчил блокнот. Планирую купить переносную пишущую машинку. Кстати, лекарство от глистов меня уболтала принять одна христианская морда из миссионерского корпуса. Выпендрежник и лицемер, загубил два дня моей жизни. Процедура оказалась из тех, когда борьба с глистами идет не на жизнь, а на смерть. Тебя спасают только размеры тела. Вот дети — они, случается, от такого лечения дохнут.
Поправляюсь и хочу смыться отсюда самое большее через три дня.
Люблю, Вилли Ли
АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ
Лима
8 июля 1953 г.
Дорогой Аллен!
Через два дня отправляюсь на север, так что больше мне писем не отправляй. Потерпи пару неделек — и свидимся. Прикинь, у меня, оказалось, нет глистов. И нет за мной хвоста, копов я к тебе на хату не приведу. Продолжаю набивать на машинке кое-какие заметки, пробую их упорядочить. Поэтому могу прислать и то, что уже присылал ранее.
Тинго-Мария
Застрял тут до завтра по ложной наводке: приехал к одному чуваку, который вроде знает про яхе, а он свалил отсюда пять лет назад.
Здесь живут и трудятся фермеры — колонисты из Югославии и Италии; работает «Четвертый пункт», Американская экспериментальная сельскохозяйственная база; Кучка зануд, занудней которых я в жизни не видел. Фермерские поселки ужасны. Подумать только, и я мечтал стать фермером! Это место будит во мне страх застоя. Кто знает, вдруг мне пришлось бы здесь поселиться?..
Ты не читал «Страну слепых» Г. Дж. Уэллса? Великолепная повесть о единственном зрячем в стране, где люди столько поколений рождались слепыми, что в конце концов забыли, каково это — видеть. Герой однажды выходит из себя и вопит: «Вы не понимаете! Вы слепые, а я зрячий!» [205]. Местным не хватает чего-то очень для меня важного, сродни пище. Им никогда не понять смысла написанного мною. Страх застоя не терзает меня лишь в Мехико, Нью-Йорке, Лиме. Я вижу их, словно под кайфом от яхе, как районы единого Города.
Пукальпа
Приятнейший из южноамериканских городков, стоящий в конце дороги. А дорога выдалась просто ужасная — четырнадцать часов в машине, и все время на мне висли две блядоватые сестрички. Клеились так откровенно и пошло, что натурал во мне умер совсем.
Перу — богатая страна, на порядок лучше Эквадора и Колумбии. Нет национализма, замешанного на комплексе неполноценности маленьких стран. В Перу живут почо — те, которые не любят коренных перуанцев. В Пукальпе в ресторанах и магазинах обслуга всегда расторопна, обладает мозгами. Почти ни в одном мелком южноамериканском городишке не найдешь искомого — в жарком месте в душный день тебе не нальют ничего холодного. В городе на реке не сыщешь рыболовных крючков. Там, где москиты жрут тебя поедом, о цитронелле слыхом не слыхивали. Это все как будто нарочно придумано, как будто люди намеренно становятся идиотами, враждебными дураками и корят себя в чем-нибудь. Но в Пукальпе есть все. Администратор отеля представил меня одному миссионеру. Ну и уроды — он и его братия! Взрослые люди, а верят в геенну огненную! В ад, наполненный горящей серой. Бред! Каким кретином можно быть, поражаюсь. Один местный заразился проказой в городе Контамане, скорее всего через еду, приготовленную поваром-прокаженным в лепрозории. Дебил христианишка придумал вот чего: мол, бедняга имел аморальную связь с тем поваром и проказа — кара небесная за грехи. Надеюсь, Господь накажет ублюдка местной болячкой пострашнее, вроде бразильской язвы. Про нее мой друг-перуанец говорит:
«Если в нос попадет — пятак отвалится». Миссионер обозвал меня антихристом и отказался общаться со мной дальше.
Вместе с администратором отеля мы пошли к мужику, который вроде как знает про яхе. Оказался брехун еще тот: шаман, мол, принимает отвар, сблевывает взрослую гадюку, и эту же гадюку пожирает. И еще — дескать, если шаман принимает яхе, к нему являются духи и сотрясают всю хижину.
Я познакомился с одним шаманом — скромным таким, низкого роста. Он приготовил мне отвар из яхе, и тогда-то я впервые познал настоящий приход айяваски. Он не похож на глюк от травы, на глюк от чего-то иного (хотя эффект от курения ганджи — самое близкое из сравнений). Яхе — мощнейший из наркотиков. Полностью перетрахивает восприятие, и видеть начинаешь под особым галлюциногенным углом. Будь я живописцем, написал бы картину. Тело словно бы меняется; я обратился ниггером. Потом явился голубой дух, и я сдрейфил, сожрал кодеина с нембуталом. Тотчас вернулось обычное восприятие. (Барбитураты — самое верное противоядие, без них яхе принимать нельзя ни в какую. Начнутся конвульсии, можно скопытиться на месте.)
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});